Прибытие царя в париж
Когда началась Первая мировая война, ни одна из стран-участниц не могла предположить, что она затянется на долгих четыре года. Летом-осенью 1914 года бытовало мнение, что война продлится максимум месяцев шесть-восемь, но никак не дольше.
Однако Первая мировая война была войной нового типа. На её ход оказали огромное влияние не только фронтовые операции, но и возможности промышленности враждующих сторон.
К весне 1915 года выяснилось, что война принимает затяжной характер, что крайне пагубно влияет на французскую экономику. Серьезная нагрузка легла на промышленность, которая столкнулась с рядом проблем и не успевала выполнять обрушившиеся на неё военные заказы. В основном по причине отсутствия квалифицированных рабочих, огромная часть которых находилась на фронте.
Более того, многие рабочие на фронте погибали или становились инвалидами, что сильно не нравилось французским промышленным тузам. Они предпочитали видеть рабочих не в окопах, а в цехах своих заводов, выполняющих сверхприбыльные военные заказы. Но рабочие вместо цехов были мобилизованы, и это автоматически означало недополученную прибыль, что для капиталистов смерти подобно.
Правящие Францией пресловутые «двести семейств», сосредоточившие в своих руках контроль над финансовой системой страны и управляющие французской экономикой, столкнулись с трудноразрешимой проблемой, для решения которой были призваны политики.
Как известно, политики всегда и во все времена выражали и будут выражать интересы определенных финансово-промышленных групп, и Франция периода Первой мировой войны не была исключением. Впрочем, как и любая другая капиталистическая страна.
Задавшись вопросом, каким образом можно одновременно не ослаблять фронт и сберечь так нужных квалифицированных рабочих, председатель военной комиссии французского Сената Поль Думерг предложил гениальную идею – выписать солдат из России. Сам он до этого додумался или кто-то подсказал, но очень скоро эта идея стала во Франции весьма популярной. Настолько популярной, что сенатор Думерг засобирался в Россию в конце 1915 года, дабы обсудить возможность отправки во Францию 300 000 (!) русских солдат.
Прикрывалась эта дикость словами о «союзнической взаимопомощи» и о том, что «обескровленная» Франция надеется на помощь русских друзей. Думерг даже явился к русскому военному атташе во Франции полковнику А.А. Игнатьеву и попытался склонить его на свою сторону, приведя в качестве примера геройски сражающихся в рядах французской армии аннамитов (вьетнамцев). Чем вывел Игнатьева из себя, возмутившегося таким сравнением.
Но для Думерга что вьетнамцы, что русские были всего лишь пушечным мясом, которым требовалось затыкать бреши на фронте, пока французские демобилизованные рабочие своим трудом увеличивали бы сверхприбыли промышленников. Как говорится, ничего личного – это просто бизнес.
Прибыв в Россию, Думерг провел переговоры на самом высшем уровне, и поначалу его предложения не вызвали понимания.
Гнилое самодержавие совершило немало мерзостей в отношении русского народа, но предложение Думерга отправлять русских солдат на французский фронт, словно лошадей или скот, многих возмутило до глубины души. Однако это возмущение не было длительным.
Как мы прекрасно помним, Россией правили не выдающиеся государственники, ставящие во главу угла благополучие страны и народа, а насквозь прогнившая и разложившаяся шайка профессиональных высокопоставленных паразитов. Многие из которых были к тому же неприкасаемыми и могли творить любые гнусности, прекрасно зная, что им все сойдет с рук.
Достаточно вспомнить «крышуемую» великим князем Сергеем Михайловичем балерину Матильду Кшесинскую, сидящую на хороших откатах с поставок в русскую армию артиллерийских орудий, или вконец одуревшего от безнаказанности «старца» Григория Распутина, проталкивающего на высшие государственные должности всяких проходимцев.
Пока Думерг обсуждал свою идею в кругах властной коррупционно-воровской камарильи, во Францию прибыла группа русских офицеров, с которыми военный атташе, полковник Игнатьев, пришел на аудиенцию к президенту Франции Раймону Пуанкаре.
На этой аудиенции Пуанкаре прямо заявил, что прибытие русских солдат на французский фронт справедливо компенсирует материальную помощь России. Из всех присутствующих только Игнатьев понимал, о чем идет речь, и вот что, с его слов, было дальше:
– Какая мерзость, какая низость! – набросились на меня (Игнатьева – прим. ред.) наши офицеры, выходя из ворот дворца президента. – Что же мы – станем платить за снаряды кровью наших солдат? (А.А. Игнатьев «Пятьдесят лет в строю»).
Русским офицерам в Париже предложение Думерга и Пуанкаре об отправке во Францию русских солдат вполне понятно и справедливо показалось низким и мерзким. А вот в России оно, в конце концов, было одобрено царем и по высочайшему указу началось формирование четырех особых пехотных бригад численностью 45 000 человек.
Предложение французов выглядело мерзким ещё и потому, что Россия за заказанное во Франции оружие расплачивалась, причем платила весьма высокую цену.
Да, французы предоставляли кредиты, брали на себя производство, приемку и отправку вооружения в Россию, но это была не безвозмездная помощь. За оружие французские промышленники получали очень хорошие деньги.
Спрашивается, так почему же Россия должна была отправлять своих солдат для затыканий дыр на французском фронте?
Любой нормальный правитель однозначно задал бы этот вопрос союзникам, но все мы знаем, кто и как правил Россией в те трагические годы. Вот почему, в конце концов, русские солдаты отправились во Францию в качестве пушечного мяса, оплачивая своими жизнями французские поставки оружия.
Кстати, а почему французы занимались снабжением русской армии?
По словам того же полковника Игнатьева, с 1914 до середины 1917 года он отправил в Россию 130 кораблей, которые доставили русской армии больше миллиона снарядов, 2000 самолетов и разное другое имущество. Хрустобулочные плакальщики по «стране, которую мы потеряли» как-то не стараются объяснить этот щекотливый момент, предпочитая рассказывать о том, какими впечатляющими темпами развивалась экономика России при последнем императоре. Россия чуть ли не вырвалась в мировые экономические лидеры, но пришли гады большевики и всё испортили.
Так что же это за темпы развития такие были, что миллион снарядов пришлось везти вокруг всей Европы из Франции? А винтовки приходилось завозить из Италии, США и Японии. Даже болты для Мурманской железной дороги приходилось заказывать Игнатьеву в Париже, а его коллега, русский военный атташе в Англии, закупал у англичан…. канаты!
Покупка веревок в Англии – это и есть впечатляющее развитие России при царе?
Можно понять бельгийскую армию, которая снабжалась французами и британцами, так как 95% территории Бельгии было оккупировано немцами и на этой территории остались все бельгийские заводы и фабрики. Но в России-то кто мешал выпускать те же самые снаряды или болты в нужных количествах?
Ответ известен. Вся та самая коррупционно-воровская «элита», которая занималась только тем, что разворовывала страну и проматывала награбленное в Париже, на Лазурном берегу и в других веселых и живописных местах. На что-то другое вся эта кунсткамера деградантов не была способна, и неудивительно, что в один поистине прекрасный день «Аврора» бабахнула из носовой шестидюймовки, а вооруженные солдаты и матросы совершили впечатляюще быстрый забег до Зимнего дворца. После чего в России наступила новая эпоха, а представители прогнившего старого режима заслуженно оказались в выгребной яме истории.
Вот характерный пример подготовки царской элиты к войне с европейским промышленным лидером – Германией.
После русско-японской войны во многих армиях мира было увеличено количество снарядов, полагающихся на одно орудие. Русско-японская война показала, что даже при не особо продолжительных сражениях расход снарядов очень большой.
Немцы, французы, англичане сделали выводы из той войны, а русские генералы нет. Более того, когда всё тот же граф Игнатьев, близко наблюдавший французскую армию с 1912 года, сообщал в Петербург, что французы довели количество выстрелов на орудие до 1200 и ещё хотят увеличить, ему бесхитростно отвечали – у них так, а у нас будет эдак. Грубо говоря, пошел к черту, не суйся не в своё дело. Артиллерией у нас заправляет великий князь Сергей Михайлович, он лучше знает, сколько снарядов надо к пушкам.
Количество выстрелов не увеличили, необходимого запаса снарядов перед войной не создали, заказы промышленности не скорректировали. В результате Россия получила военную катастрофу уже в начале 1915 года, когда русская армия только и делала что отступала, потеряв всю Польшу и другие территории. В том числе и потому, что отвечать на десять немецких снарядов приходилось одним-двумя. Если бы Россию не поддержали союзники, оттянув на себя часть немецких дивизий, не исключено, что уже в конце 1915 года немцы стояли бы под Смоленском и Псковом.
Ответил ли кто-нибудь за этот просчет? Нет, никто. Неприкасаемые, особенно с фамилией Романов, никогда и ни за что не отвечали. Плевать, что на фронте погибла почти вся кадровая русская армия и гвардия впридачу, главное у Кшесинской прямо в доме есть фонтан и электричество в каждой комнате. Плевать, что снаряды завозятся из Франции, Англии и Японии. Отправим французам русских мужиков, пусть сражаются за Париж, Реймс и Салоники. Тем более мужиков этих мобилизовали аж 12 миллионов, а вооружать-то их и нечем. Винтовок нет. И командовать ими некому, потому что все офицеры либо повыбиты, либо калеками стали, либо в училищах ещё доучиваются. Вот пусть и плывут мужики во Францию, авось там им найдут применение.
И пришлось Русскому экспедиционному корпусу проливать кровь за чужой солдатам Реймс и Париж и погибать за тысячи километров от родных домов.
«Пошли упорные слухи, что полк отправят во Францию. Многим это показалось страшным: ехать куда-то на чужбину, пусть бы лучше умереть на своей родной земле» (Р.Я. Малиновский, «Солдаты России»).
Интересно, каким образом французский сенатор Думерг всё-таки «продавил» свою идею в Петербурге? «Занёс» кому надо или пробился на приём к влиятельному «старцу» Распутину? Ведь организовать такое масштабное предприятие в царской России без хорошей «смазки» было невозможно просто по определению.
Кончилось же оно, конечно, очень плохо. В 1917 году французы и вовсе «отблагодарили» русских братьев по оружию с чисто европейским изяществом.
После революции солдатам и офицерам экспедиционного корпуса был предложен нехитрый выбор: либо дальше гниешь в окопах, либо отправляешься в Алжир на каторгу. Небольшая часть продолжила воевать, а 9000 солдат оказались в Алжире, где вкалывали на стройках капитализма вплоть до середины 1920 года. А перед этим было ещё кровавое подавление восстания русских солдат в лагере Ла-Куртин под Лиможем. Солдаты требовали отправки в Россию, но их принялись приводить в чувство с помощью артиллерии.
За многие сотни километров от России, под Лиможем, был разыгран один из первых актов грядущей Гражданской войны и последующей интервенции. Французы начали стрелять по русским задолго до того, как французская армия и флот попытались задавить Советскую Россию в зародыше.
Вот такое обращение было с русскими солдатами, прибывшими спасать «обескровленную» Францию. А чего ещё можно было ожидать от французов, если ещё в самом начале этого предприятия сенатор Думерг практически без обиняков заявлял, что Франции нужны не люди, а пушечное мясо?
Более того, Франция получила не только пушечное мясо, но ещё и 9000 фактически рабов, не пойми за какие грехи отпахавших на африканской каторге почти три года. Мировая история войн вряд ли знает ещё один такой же случай, когда вчерашних братьев по оружию отправляли на каторгу.
И стоит ли удивляться, что многие из солдат Русского экспедиционного корпуса, вернувшись в Россию, тут же вспомнили пословицу, что долг платежом красен. В их числе был будущий маршал и министр обороны СССР. Р.Я. Малиновский, который по возвращении в Россию сразу же вступил в Красную Армию, дабы поквитаться с «их благородиями» за все те унижения, через которые он прошел в царской армии.
Что касается французов, то несмотря на омерзительное отношение к солдатам Русского экспедиционного корпуса, из которых более шести тысяч отдали свои жизни за Францию, благодарность за эти жертвы последовала почти век спустя. Если быть точнее, то в Париже рядом с мостом Александра III, построенным на русские деньги в 1900 году, в 2011 году был воздвигнут памятник русским солдатам, воевавшим во Франции в годы Первой мировой войны.
Памятник, разумеется, также был изготовлен и доставлен в Париж за счет России. Остается только гадать – если бы не инициатива российской стороны в установке этого памятника, французы когда-нибудь сподобились бы почтить память русских солдат, которые отдали свои жизни за Францию?
На Париж!
Вопреки практике, сложившейся в ХХ веке, многие войны XIX столетия не предусматривали непременного взятия вражеской столицы. Характерным примером может служить и сама Отечественная война 1812 года. Наполеон двинул свои войска не на Санкт-Петербург, который был для него более досягаем, а на расположенную гораздо глубже Москву. Историки до сих пор спорят, чем было вызвано такое решение, но факт остается фактом: французский император рассчитывал выиграть войну, оставив русскую столицу неприкосновенной. Возможно, отчасти это было связано с тем, что он не оставлял мысли превратить Россию в своего политического союзника, который помог бы Франции бросить вызов Британской империи.
Но у России, сумевшей фактически уничтожить Великую армию (на памятнике на Бородинском поле не случайно написано: «Вторгнулось в Россию 554 000 человек. Возвратилось 79 000»), были другие резоны. Император Наполеон Iпо-прежнему рассматривался монархами Европы как узурпатор и тиран, пришедший к власти на крови свергнутого королевского дома Франции. И потому антифранцузской коалиции, представленной сплошь монархическими странами, было важно не просто добиться признания Наполеона в том, что он проиграл войну, им требовалось его отречение. И все понимали, что добиться его без взятия Парижа невозможно.
Существовал и еще один резон, требовавший, чтобы французская столица была покорена войсками антинаполеоновского союза — идеологический. Уже в самом начале Заграничного похода русской армии стало понятно, что большинство жителей Европы предвзято относится к русским. Требовалось доказать, что наши воины далеко не таковы, какими их представляют немцы и особенно французы. И проще всего было сделать это, если бы русская армия вошла в Париж и доказала всей Франции, насколько цивилизованы ее воины.
«Иначе к вечеру не узнаете того места»
«Сняв шляпу, офицер робко подходил к императору (Александру I. — Прим. авт.) и, низко кланяясь, сказал:
– Маршал Мармон просит Ваше Величество прекратить военные действия и условиться о перемирии.
Государь несколько минут помолчал, как бы что-то раздумывая, и наконец сказал офицеру:
– Соглашаюсь на просьбу вашего маршала. Прикажу сейчас остановить сражение, но с условием немедленной сдачи Парижа. Иначе к вечеру не узнаете того места, где была ваша столица!»
Переговоры о сдаче затянулись до двух часов ночи 19 марта 1814 года. Французская сторона добивалась уступок в важнейших для нее вопросах: сохранении вооруженной армии, права отступать в выбранном ею самой направлении и гарантиях безопасности города.
С последним было меньше всего проблем: Александр I еще в январе, когда войска союзников только-только вступили на территорию Франции, повелел во всеуслышание сообщить, что он воюет с Наполеоном, но не с французами, и это заявление было вполне подтверждено действиями русских войск. Но вот о том, оставлять ли французской армии оружие и давать ли ей возможность отступать туда, куда она сама захочет, споров было много. По воспоминаниям флигель-адъютанта Михаила Орлова, одного из участников этих переговоров, Александр Iпроявил невиданное великодушие и согласился на требования французов, приказав поспешить с составлением договора. «Уже занималась заря 19-го марта, когда Орлов и депутаты от города Парижа прибыли на главную квартиру (русской армии — Прим. авт.)
– Какие вести привез ты мне? – спросил государь у Орлова.
– Капитуляцию Парижа, Ваше Высочество!»
Как батюшка Париж поплатился за матушку Москву
Победа в Отечественной войне 1812 года гораздо больше известна в России, чем окончание Заграничного похода русской армии в 1813-1814 годах. С одной стороны, это совершенно естественно: изгнание французской армии из пределов России для нашей страны — событие гораздо большего масштаба. С другой, именно русские войска сыграли важнейшую роль в операции по взятию французской столицы, и это событие в конечном счете стало непосредственным поводом к отречению императора Наполеона I.
Впрочем, для России того времени взятие Парижа и торжественное вступление русских войск в этот город было событием далеко не рядовым. Ему посвящали гимны и стихотворения, о нем писали книги и брошюры, его запечатлевали в акварельных рисунках и живописных полотнах. Потому что для нашей страны и для ее армии 31 (19 по ст. ст.) марта 1814 года стало своего рода реваншем за сдачу Москвы. Как говорили участвовавшие во взятии столицы Франции русские солдаты, «пришлось наконец батюшке Парижу поплатиться за матушку Москву».
Русская армия вступает в Париж
9 (31) марта 1814 г. русские войска во главе с императором Александром I триумфально вступили в Париж. Взятие столицы Франции стало завершающим сражением наполеоновской кампании 1814 г., после которого французский император Наполеон I Бонапарт отрекся от трона.
Разбитая под Лейпцигом в октябре 1813 г. наполеоновская армия уже не могла оказывать серьезного сопротивления. В начале 1814 г. войска союзников, состоящие из русских, австрийских, прусских и немецких корпусов, вторглись на территорию Франции с целью свержения французского императора. Русская гвардия во главе с императором Александром I вошла во Францию со стороны Швейцарии, в районе Базеля. Союзники наступали двумя отдельными армиями: русско-прусскую Силезскую армию возглавлял прусский фельдмаршал Г.Л. фон Блюхер, а русско-немецко-австрийская армия была отдана под начало австрийского фельдмаршала К Ф. цу Шварценберга.
В сражениях на территории Франции Наполеон чаще союзников одерживал победы, но ни одна из них не стала решительной из-за численного превосходства противника. В конце марта 1814 г. французский император принял решение пройти к северо-восточным крепостям на границе Франции, где рассчитывал прорвать блокаду вражеских войск, освободить французские гарнизоны, и, усилив свою армию, принудить союзников к отступлению, угрожая их тыловым коммуникациям. Однако союзные монархи, вопреки ожиданиям Наполеона, 12 (24) марта 1814 г. одобрили план наступления на Париж.
17 (29) марта союзные армии подошли к передовой линии обороны Парижа. Город на тот момент насчитывал до 500 тыс. жителей и был неплохо укреплен. Обороной французской столицы руководили маршалы Э.А.К. Мортье, Б.А.Ж. де Монсей и О.Ф.Л.В. де Мармон. Верховным главнокомандующим обороны города был старший брат Наполеона, Жозеф Бонапарт. Войска союзников состояли из трех основных колонн: правую (русско-прусскую) армию возглавлял фельдмаршал Блюхер, центральную - российский генерал М. Б. Барклай-де-Толли, левой колонной руководил кронпринц Вюртембергский. Сражение за Париж стало одной из самых кровопролитных битв для союзных войск, потерявших за один день более 8 тыс. солдат, 6 тыс. из которых - воины российской армии.
Наступление началось 18 (30) марта в 6 ч. утра. В 11 ч. к укрепленному селению Лавилет приблизились прусские войска с корпусом М. С. Воронцова, а русский корпус генерала А.Ф. Ланжерона начал наступление на Монмартр. Видя с Монмартра гигантские размеры наступающих войск, командующий французской обороной Жозеф Бонапарт покинул поле боя, оставив Мармону и Мортье полномочия для сдачи Парижа.
В течение 18 (30) марта все пригороды французской столицы были заняты союзниками. Видя, что падение города неизбежно и стараясь уменьшить потери, маршал Мармон отправил парламентера к русскому императору. Однако Александр I предъявил жесткий ультиматум о сдаче города под угрозой его уничтожения. 19 (31) марта в 2 ч. ночи капитуляция Парижа была подписана. К 7 ч. утра, по условию соглашения, французская регулярная армия должна была покинуть Париж. В полдень русская гвардия во главе с императором Александром I торжественно вступила в столицу Франции.
«ШПАГА ВСЕ ПОКОНЧИТ»
Военные критики находят кампанию 1814 г. одной из самых замечательных частей наполеоновской эпохи с точки зрения стратегического творчества императора.
Битва при Шато-Тьери 12 февраля кончилась новой большой победой Наполеона. Если бы не ошибочное движение и опоздание маршала Макдональда, дело кончилось бы полным истреблением сражавшихся у Шато-Тьери союзных сил. 13 февраля Блюхер разбил и отбросил маршала Мармона. Но 14 февраля подоспевший на помощь Мармону Наполеон разбил снова Блюхера в битве при Вошане. Блюхер потерял около 9 тысяч человек. К Наполеону подходили подкрепления, а союзники потерпели ряд поражений, и все-таки положение императора оставалось критическим; у союзников в наличии сил было гораздо больше, чем у него. Но эти неожиданные, ежедневно следующие одна за другой победы Наполеона так смутили союзников, что числившийся главнокомандующим Шварценберг послал в лагерь Наполеона адъютанта с просьбой о перемирии. Новые две битвы - при Мормане и при Вильневе, тоже окончившиеся победой французов, - побудили союзников к этому неожиданному шагу - просьбе о перемирии. Наполеон отказал посланцу Шварценберга (графу Парру) в личном свидании, а письмо Шварценберга принял, но отложил свой ответ. «Я взял от 30 до 40 тысяч пленных; я взял 200 пушек и большое количество генералов», - писал он Коленкуру и заявлял при этом, что может примириться с коалицией только на основании оставления за Францией ее «естественных границ» (Рейн, Альпы, Пиренеи). На перемирие он не согласился.
18 февраля произошла новая битва при Монтеро, и опять союзники потеряли убитыми и ранеными 3 тысячи, а пленными - 4 тысячи человек и были отброшены.
Наполеон, по отзывам даже неприятельских наблюдателей и мемуаристов, превзошел самого себя в этой, казалось, совсем безнадежной кампании 1814 г. Но солдат было мало, а маршалы (Виктор, Ожеро) были утомлены до последней степени и делали ряд ошибок, поэтому Наполеон не мог использовать полностью свои неожиданные в тот момент и блестящие победы. Наполеон гневно и нетерпеливо выговаривал маршалам и торопил их. «Какие жалкие оправдания вы мне приводите, Ожеро! Я уничтожил 80 тысяч врагов с помощью новобранцев, которые были еле одеты. Если ваши 60 лет вас тяготят, сдайте командование. » «Император никак не желал понять, что не все его подчиненные - Наполеоны», - говорил потом, вспоминая об этом времени, один из его генералов. <…>
20 марта произошла битва при Арси-сюр-Об между Наполеоном, у которого в тот момент на поле сражения было около 30 тысяч человек, и союзниками (Шварценберг), у которых было до 40 тысяч в начале битвы и до 90 тысяч к концу. Хотя Наполеон считал себя победителем и действительно отбросил неприятеля на нескольких пунктах, но на самом деле битву должно считать не решенной по ее результатам: преследовать Шварценберга с его армией после сражения Наполеон не мог, он перешел обратно через реку Об и взорвал мосты. Наполеон потерял в сражении при Арси-сюр-Об 3 тысячи человек, союзники до 9 тысяч, но достигнуть разгрома союзных армий Наполеону, конечно, на этот раз не удалось. Союзники боялись народной войны, всеобщего ополчения, вроде того, которое в героические времена Французской революции спасло Францию от интервентов и от реставрации Бурбонов. Александр, Фридрих-Вильгельм, Франц, Шварценберг и Меттерних успокоились бы, если бы подслушали, о чем разговаривали вечером после битвы при Арси-сюр-Об Наполеон с генералом Себастьяни. «Ну что, генерал, что вы скажете о происходящем?» - «Я скажу, что ваше величество несомненно обладаете еще новыми ресурсами, которых мы не знаем».- «Только теми, какие вы видите перед глазами, и никакими иными».- «Но тогда почему ваше величество не помышляете о том, чтобы поднять нацию?» - «Химеры! Химеры, позаимствованные из воспоминаний об Испании и о Французской революции. Поднять нацию в стране, где революция уничтожила дворян и духовенство и где я сам уничтожил революцию!». <…>
У французов для защиты Парижа было около 40 тысяч человек. Настроение в Париже было паническое, в войсках тоже наблюдался упадок. Александр не желал кровопролития под Парижем и вообще разыгрывал великодушного победителя. «Париж, лишенный своих защитников и своего великого вождя, не в силах сопротивляться; я глубоко убежден в этом», - сказал царь М. Ф. Орлову, уполномочивая его прекращать бой всякий раз, когда явится надежда на мирную капитуляцию столицы. Ожесточенный бой длился несколько часов; союзники потеряли в эти часы 9 тысяч человек, из них около 6 тысяч русских, но, угнетенные страхом поражения, под влиянием Талейрана, маршал Мармон 30 марта в 5 часов вечера капитулировал. Наролеон узнал о неожиданном движении союзников на Париж в разгаре боев, которые он вел между Сен-Дизье и Бар-сюр-Об. «Это превосходный шахматный ход. Вот, никогда бы я не поверил, что какой-нибудь генерал у союзников способен это сделать», - похвалил Наполеон, когда 27 марта узнал о происходящем. Специалист-стратег сказался в нем прежде всего в этой похвале. Он сейчас же бросился с армией к Парижу. 30 марта в ночь он прибыл в Фонтенебло и тут узнал о только что происшедшем сражении и капитуляции Парижа.
Он был полон всегдашней энергии и решимости. Узнав о случившемся, он молчал с четверть часа и затем изложил Коленкуру и генералам, бывшим около него, новый план. Коленкур поедет в Париж и предложит от имени Наполеона Александру и союзникам мир на тех условиях, какие они ставили в Шатильоне. Затем Коленкур под разными предлогами проведет в поездках из Парижа в Фонтенебло и обратно три дня, за эти три дня подойдут все силы, какие еще есть (от Сен-Дизье), с которыми Наполеон только что оперировал в тылу союзников, и тогда союзники будут выброшены из Парижа. Коленкур заикнулся: а может быть, не в виде военной хитрости, но на самом деле предложить мир союзникам на шатильонских условиях? «Нет, нет! - возразил император. - Довольно и того, что был момент колебаний. Нет, шпага все покончит. Перестаньте меня унижать!»
МЕДАЛЬ «ЗА ВЗЯТИЕ ПАРИЖА»
В первый же день нового 1814 года русские войска переправились через реку Рейн близ города Базеля (в Швейцарии) и, вступив в земли Франции, стали с боями продвигаться (через Белияр, Везуль, Лангр) в глубь страны, к ее сердцу - Парижу. К.Н. Батюшков, которому суждено было с войсками дойти до Парижа, 27 марта 1814 года писал Н.И. Гнедичу: «. Мы дрались между Нан-жинсом и Провинс. оттуда пошли на Арсис, где было сражение жестокое, но не продолжительное, после которого Наполеон пропал со всей армией. Он пошел отрезывать нам дорогу от Швейцарии, а мы, пожелав ему доброго пути, двинулись на Париж всеми силами от города Витри. На пути мы встретили несколько корпусов, прикрывающих столицу и. проглотили. Зрелище чудесное! Вообрази себе тучу кавалерии, которая с обеих сторон на чистом поле врезывается в пехоту, а пехота густой колонной, скорыми шагами отступает без выстрелов, пуская изредка батальонный огонь. Под вечер сделалась травля французов. Пушки, знамена, генералы, все досталось победителям, но и здесь французы дрались как львы».
19 марта союзные войска торжественным маршем вошли в Париж. Французы были немало удивлены гуманным обращением пришедших с востока россиян. Они ожидали мщения русских за Москву, за пролитую в этой войне кровь разорением французской столицы. А вместо этого встретили русское великодушие. Жизнь Парижа продолжалась в том же размеренном ритме, как и до прихода русских войск - торговали лавки, шли театральные представления; толпы нарядных горожан заполнили улицы, они разглядывали бородатых русских солдат и пытались с ними объясняться.
Совсем по-иному вели себя союзные войска. Яркий тому пример приводит будущий декабрист К. Н. Рылеев, сообщая о своем разговоре с французским офицером в Париже: «. Мы покойны, сколько можем, но союзники ваши скоро нас выведут из терпения. - Я русский (говорит Рылеев), и вы напрасно говорите мне. - Затем-то я и говорю, что вы русский. Я говорю другу, ваши-то офицеры, ваши солдаты так обходятся с нами. Но союзники - кровопийцы!».
Но как бы там ни было, а война закончилась. Наполеон был сослан на остров Эльба в Средиземном море, и свергнутая французской революцией власть Бурбонов была снова восстановлена.
Наступало лето. Русские войска походным маршем возвращались в Россию. А 30 августа того же 1814 года манифестом императора Александра I была учреждена наградная серебряная медаль, на лицевой стороне которой помещено погрудное, вправо обращенное, изображение Александра I в лавровом венке и в сиянии расположенного над ним лучезарного «всевидящего ока». На оборотной стороне, по всему обводу медали, в лавровом венке прямая пятистрочная надпись: «ЗА - ВЗЯТИЕ - ПАРИЖА - 19 МАРТА - 1814».
Медаль предназначалась для награждения всех участников взятия французской столицы - от солдата до генерала. Но она не была им вручена. С восстановлением династии Бурбонов русский император счел негуманным выпуск в свет этой медали, которая бы напоминала Франции о былом крушении ее столицы. И только спустя 12 лет она была роздана участникам кампании 1814 года по велению нового императора Николая I, который «. накануне годовщины вступления русских в Париж, 18 марта 1826 года, повелел освятить эту медаль на гробнице своего брата (Александра 1)».
Выдача ее участникам началась 19 марта 1826 года и затянулась до 1 мая 1832 года. Всего было выдано более 160 тысяч медалей. Естественно, что на портретах героев Отечественной войны 1812 года, которые были написаны до 1826 года, эта медаль отсутствует среди других наград.
Существовало в основном три ее разновидности по размеру: общевойсковая – диаметром 28 и 25 мм и для награждения кавалеристов – 22 мм. Имелось поперечное ушко с продетым в него колечком для подвески награды на ленте. Подобная медаль, принадлежащая знаменитому партизану 1812 года Денису Давыдову, хранится в Ленинградском военно-историческом музее.
Существует также множество разновидностей этой медали уменьшенных размеров - 12, 15, 18 мм. Это фрачные медали для ношения на гражданской одежде. Носили медаль на груди на впервые введенной комбинированной Андреевско-Георгиевской ленте. Она была обычной ширины, но состояла как бы из двух узких ленточек: Андреевской - голубой и Георгиевской - оранжевой с тремя черными полосами.
Кузнецов А., Чепурнов Н. Наградная медаль. в 2-х тт. 1992
ВЗГЛЯД РУССКОГО ОФИЦЕРА НА ПАРИЖ В 1814 ГОДУ
Торжественный для всей Европы день 19 Марта 1814 года, день вступления в Париж союзных, братских войск разгласит славу Россиян в позднейших потомках, а Летописцы поставят на первом ряду достопамятностей Русскую непреоборимость, увенчанную патриотическим единодушием и неподвижною твердостью. Сама злословная, скрежещущая зависть окаменела при звуках бессмертной славы Русских, совершивших с неувядаемыми лаврами важнейшую эпоху в Истории. Они доказали вселенной могущество твердости народного духа и возвысили цену мужества древних Славян.
Великолепнейший вход наших войск в Париж озарялся чистейшим сиянием солнца, - изображения правоты Россиян! Оный сопровождаем был бесчисленным стечением народа.
Лишь только Император АЛЕКСАНДР и Прусский Король Фридрих Вильгельм с непобедимыми своими Героями приблизились к стенам города, как со всех сторон раздались громозвучные восклицания: «Да здравствуют АЛЕКСАНДР и Вильгельм, освободители Европы!» Миллионы голосов наполняли воздух, радостные отголоски повторялись повсюду; солнечные лучи представляли Перст Божества, благословляющего торжественное шествие Царей, поправших кичливую гордыню вероломства! Все были упоены живейшим восторгом: одни старались перекрикивать других, толпились под лошадей, - как будто считали за счастье быть попранными конями победоносного войска!
Тысяча вопросов: Где Российский Император? заглушали весь город! Смиренномудрие и привлекательная кротость были отличительными оттенками величества нашего Монарха. Все с жадностью устремляли глаза на Государя и пожирали взорами умиленность его взглядов; бросали вверх шляпы, шапки; преграждали улицы; хватались за Его коня, который, видимо, гордился столь священным бременем и, высокомерными шагами подавляя камни, озирался на все стороны, не причиняя окружающей тесноте ни малейшего вреда! Сам Буцефал уступил бы его важной поступи - как и Александр Македонский, конечно, отдал бы преимущество АЛЕКСАНДРУ Российскому!
Дома были наполнены, а кровли усеяны зрителями! Из окон, украшенных наибогатейшими коврами, усыпали цветами улицы, - плескали руками, - развевали платки и с восторгом восклицали: «Да здравствует Император АЛЕКСАНДР, воскреситель Бурбонов!» Миролюбивый цвет Лилеи чистейшею своею белизною затмил, наконец, кровавое знамя тиранского тщеславия! Многие отважные Француженки с неотступностью выпрашивали себе лошадей, - взлетали на оных и мчались вслед за Государем!
Сие неограниченное исступление едва ли свойственно великому народу. Давно ли Буонапарте, чтимый ими за Бога, подобными восклицаниями был встречаем во время наглого побега своего из России? Необдуманные переходы из одной чрезвычайности в другую означают ветреность характера. Все были в изумлении, видя необыкновенную свежесть и совершенное устройство в нашем войске, которое, по уверению Наполеона, было все разбито, рассеяно, и одни остатки оного скитались по Франции! Чистота оружия, амуниции, одежды и порядок в рядах поражали всех до безумия.
Никто не мог верить, чтобы сия самая чудесная армия из пределов Российских, сражаясь на каждом шагу, проходя по трупам дерзких врагов форсированными маршами, промчалась орлиным полетом чрез все пространство от Москвы до Парижа без всякого изнурения! Можно сказать, что природа сама была участницей в наших победах… На зачинающаго Бог! Не спасается Царь многою силою, и исполин не спасется множеством крепости своея.
С изумленными взорами все возглашали: «Храброе сие воинство подобно Ангелам, ниспосланным от Бога для освобождения нас от ига самовластного тирана!»
Везде забелелись кокарды в честь природных Царей! Кровавый кипарис превратился в смиренную Лилею! Кумир Наполеона, воздвигнутый в честь алчного его славолюбия на обелиске вышиною в 133, а в поперечнике в 12 фунтов на площади Вандомской (Place Vendome) – был в одно мгновение ока опутан веревками! – Исступленный народ стремился уже низвергнуть оной с высоты; но по воле великодушного Монарха нашего таковая неистовая наглость была остановлена! Белое знамя заступило место колоссального Гиганта!
Все поздравляли друг друга с воскресением потомков Генриха IV и с рукоплесканием восклицали: «Да здравствует Людовик XVIII!» Старая песня в честь Генриха (Vive Henri IV) оживотворялась у вех на устах! Музыка везде гремела! Вымышляемые увеселения по всем улицам взволновались! Всех желания обратились к дружественному союзу. Сам Бог осенял чистейшей радостью счастливые успехи всеобщего благоденствия!
Примерное благочестие Православного нашего Царя нимало не поколебалось от блестящей Его славы. Мечтательность одним безбожникам свойственна. Он повергает лучезарный венец, возлагаемый на Него всеми народами, пред подножием престола Божия; славу свою воздает Всевышнему и признает Всевидящее Око сопутником во всех Своих предприятиях, напечатлев богодухновенную сию мысль на груди сынов Отечества в память незабвенного 1812 года. Да постыдятся и посрамятся ищущи душу мою; да возвратятся вспять и постыдятся мыслящи ми злая.
По окончании благодарственного с коленопреклонением молебствия, Государь Император отправился во Дворец, где знатнейшие вельможи имели счастье быть ему представлены.
Самое кровавое сражение Заграничного похода
Дорогу к Парижу в ходе Заграничного похода русской армии трудно назвать простой. Чего стоит одна только Битва народов у Лейпцига 18 октября 1813 года! Да и последующие сражения, хотя и были не столь кровопролитными, все равно изматывали наше войско. Даже перед лицом очевидного поражения, которое сулило ему колоссальное преимущество противника в живой силе, Наполеон и его маршалы по-прежнему демонстрировали свой военный талант, умудряясь и в таких условиях одерживать тактические победы. Тактические, но не стратегические: ни одна такая победа не могла сдержать наступление двух союзных армий, Силезской и Богемской, на Париж.
Со всей очевидностью угроза потери Парижа встала перед Наполеоном после сражения при Бриенне 17 января (по ст. ст.) 1814 года, окончившегося победой французов, и последовавшей за ним битвы при Ла-Ротьере 20 января, которая превратила эту победу в ничто. Союзникам оставалось пройти до Парижа меньше 200 километров. И они, невзирая на все старания французской армии и нежелание австрийского командования продолжать поход, сделали это всего за два месяца.
План наступления на столицу Франции одобрили на военном совете 12 (по ст. ст.) марта 1814 года, а уже через пять дней обе армии, Силезская и Богемская, взяв верх в битве под Фер-Шампенуазом, подступили к городским предместьям. 18 марта начался штурм города, который стал одной из самых кровавых битв похода. Потери русских войск, составивших авангард союзников и принявших на себя основную тяжесть штурма, были очень большими:более 6000 человек!
Несмотря на то, что формальный руководитель обороны Парижа, брат французского императора Жозеф Бонапарт покинул город, как только убедился в превосходстве противника, оставленные им войска не потеряли присутствия духа. Маршалы Эдуар Мортье, Жанно де Монсей и Огюст де Мармон сумели так организовать оставшиеся у них войска, численность которых уступала союзникам почти втрое, что оборона казалась несокрушимой.
Как проходила оккупация Парижа русскими войсками в 1814 году
30 марта 1814 года, совершив обманный манёвр, войска коалиции во главе с русской армией проникли в тыл армии Наполеона и подошли к Парижу. В городе царила паника: казаки атамана Матвея Платова обходили его с юга. Гарнизон Парижа составлял 40 тысяч человек. Из них 25 тысяч были кадровыми военными, небольшое число линейных пехотинцев и кавалеристов, остальные - национальная гвардия. Пушек было много, порядка 200, но снарядов недостаточно. Ружейных пуль хватило всего на 2 часа боя. При взятии города пало 6000 русских: достаточно, чтобы в отместку подвергнуть Париж грабежам. Но русские поступили иначе.
Фото: Русская семерка Русская семеркаМестное население относилось к русским лучше, чем к Наполеону
Император Александр I издал строгие предписания по поводу того, чтобы наши военные не обижали мирных французов. Такая политика начала приносить плоды ещё до вступления нашей армии в Париж.
Атаман Донского казачьего войска Платов сообщал в донесении, что во время следования к городу Жуанвиль местные жители не оказывают никакого сопротивления и ведут себя по-приятельски. Действительно, крестьяне приезжали на биваки и предлагали провиант, дрова и фураж для лошадей. Более того, крестьяне сообщали русским о передвижениях противника! Таков был результат выполнения императорского приказа о сохранении безупречной репутации русской армии.[С-BLOCK]
«Мы со своей стороны делаем оным все приласкания, сходственные с выпущенными прокламациями, что они и беспритворно довольны, о неприятеле нашем объявляют поистине. Жалуются все вообще угнетением на своё правительство, бранят Наполеона и желают все мира» (Донское казачество в Отечественной войне 1812 г. и заграничных походах русской армии 1813–1814 гг.: сб. док. Ростов на Дону, 2012.)
Местные жители расценивали захват Франции как долгожданное освобождение от поборов и практически поголовного призыва здоровых мужчин на военную службу. Но дружеского и доверительного отношения к себе добились только русские. Декабрист Кондратий Рылеев приводит слова одного из французских офицеров: «Я говорю с вами, как с другом, потому что ваши солдаты и офицеры ведут себя как друзья. Ваш Александр – наш защитник и благодетель, но его союзники – настоящие пиявки».
Встреча, достойная великого города
Видимо, дорога от главной квартиры русских войск до парижских окраин была неблизкой: торжественный вход союзнических войск в Париж начался только в полдень 19 марта. Причем первыми, как ни удивительно, в город вступили не русские, а австрийские солдаты: колонну возглавляла австрийская гренадерская бригада, за которой следовала русская легкая гвардейская кавалерийская дивизия, за нею — прусская гвардейская кавалерия, а затем шли остальные русские войска. Командовал колонной генерал от кавалерии Николай Раевский, а среди русских военачальников ехал и сам Александр I.
Как вспоминал позднее Михаил Орлов, «все улицы, по которым союзники должны были проходить, и все примыкающие к ним улицы были набиты народом, который занял даже кровли домов. Казалось, Париж не хотел иметь посредников между собою и новыми гостями своими: народ, содержавшийся двенадцать лет в страдательном повиновении, как будто в первый раз пользовался свободным употреблением воли и громко обнаруживал своим восторгом, что принимает на себя сделать императору Александру встречу, достойную великого города».
Другие участники торжественного вступления русских и союзнических войск в Париж рассказывали, что французы приветствовали русского царя титулами «освободителя Европы» и «воскресителя Бурбонов», спрашивали, не примет ли он их под свою руку, и поражались тому, как выглядят русские офицеры и солдаты. Из уст в уста передавался ответ императора на реплику одного из горожан, крикнувшего, что русских давно заждались: «Я бы ранее к вам приехал; обвиняйте в моей медлительности храбрость ваших войск».
После торжественного марша Александр I отправился во дворец Талейрана, где ему были приготовлены апартаменты, а русские войска распределились по городу, разместившись лагерем даже на Елисейских полях — там квартировали казаки. Наши солдаты в полной мере смогли добиться, чтобы представление о них пришло в соответствие с реальностью. Несмотря на множество карикатур, отражающих смену этого представления, видно, что парижане в большинстве своем с симпатией отнеслись к «русским варварам», хотя и были шокированы некоторыми их привычками: например, тем, что казаки в полуголом, а то и в голом виде купали своих коней в Сене прямо у берегов острова Сите.
Реакция парижан на вступление войск союзников в Париж и потеря столицы стали теми событиями, которые окончательно сломили дух французов. Через четыре дня, 23 марта, в Фонтенбло император Наполеон I, уступая настойчивым уговорам своих маршалов, особенно участвовавших в парижской обороне, подписал свое отречение от престола и вскоре отправился в изгнание на Эльбу.
Читайте также: