Послеполуденный отдых фавна цискаридзе
На сцене музтеатра Станиславского в рамках фестиваля "Русские сезоны ХХI век", организованного Благотворительным фондом им. Мариса Лиепы, прошел бенефис Николая Цискаридзе, в ходе которого народный артист "примерил на себя корону Вацлава Нижинского". ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА сочла, что этот головной убор так не носят.
Слова о "короне Нижинского" глава фонда Андрис Лиепа произнес не зря: в этот вечер Николай Цискаридзе в сопровождении Владимира Спивакова и его Национального филармонического оркестра выступил в трех коронных ролях легендарного танцовщика — в фокинских балетах "Призрак розы" и "Шехеразада", а также в "Послеполуденном отдыхе фавна", поставленном самим Вацлавом Нижинским (в буклете автора, впрочем, упорно именуют Нежинским — то ли в честь одноименных огурцов, то ли по созвучию с художницей Нежной, восстановительницей костюмов и декораций Льва Бакста).
Кроме репертуара и царского положения в соответствующих антрепризах (дягилевской и лиеповской), ничто не связывает господ Нижинского и Цискаридзе, двух разительно несхожих людей: замкнутого диковатого поляка с пластилиновым лицом и общительного грузина с медальным профилем, телезвезду и завсегдатая светских вечеринок. Да и артисты они контрастные. Невысокий, с коротковатыми ногами и тяжелой щиколоткой Вацлав Нижинский, по воспоминаниям современников, на сцене "лепил из себя все, что пожелает: мог казаться прекрасным или уродливым, чарующим или отталкивающим". Статный Николай Цискаридзе с его безупречными ногами и роскошной стопой, к преображениям не склонен: в любой роли он предстает самим собой — лауреатом Госпремии и премьером Большого театра. И все же бенефис народного артиста не свелся к простому дефиле: разные костюмы позволили господину Цискаридзе явить разные стороны своей индивидуальности.
В "Призраке розы" — фокинском дуэте на музыку Веберна, в котором барышню околдовывает аромат принесенной с бала розы,— артист в роли цветочного призрака сделал акцент на верхней половине тела: его украшенный бутонами торс и дивно вылепленные руки манили, извивались и опутывали кроткую Жанну Аюпову, балерину Мариинского театра. До технических каверз руки уже не дошли. Да и то сказать: балетмейстер Фокин понаставил слишком уж заковыристые вращения — связки из двух больших туров по два оборота каждый да еще с переходом на пируэт. И хотя народный артист заранее решил ограничиться одним туром, пакостные вращения все равно сорвались. Но зато потом было много летучих перекидных (хоть и без заносок), двойных assembles en tournant (хоть и не в разные стороны, как танцуют западные Призраки) и столь чарующих полуулыбок, что эффект от выступления можно уподобить не едва ощутимому запаху полуувядшей розы, а щедро вылитому флакону одеколона.
"Послеполуденный отдых фавна" был премьерой вечера: этот восьмиминутный балет на музыку Дебюсси, возрожденный на Западе тридцать лет назад, в России танцевал лишь Никита Долгушин, слишком немолодой и педантичный для образа мифического существа с фетишистскими склонностями. В 1912 году этот балетмейстерский опыт Нижинского вызвал целую бурю в парижском Шатле. Дело было не только в эстетическом радикализме первого модернистского опуса в балетной истории, хотя хореография, развернутая в профиль, как на архаических греческих барельефах, не содержала ни единого балетного па. Буржуазных парижан шокировало поведение Фавна, обращавшегося с покрывалом ускользнувшей от него Нимфы как с живой женщиной. Впрочем, в исполнении Рудольфа Нуреева этот балет способен шокировать и сейчас, даже на пленке: с таким плотоядным сладострастием его Фавн протыкает ладонями прозрачную тряпку, с такой сладкой мукой укладывается на нее и с такой достоверностью имитирует финальный оргазм.
Ничего подобного премьер Большого просто не мог себе позволить. Да и сам балет оказался вывернут наизнанку, причем трудно сказать, по чьей вине: Георга Ианку из Италии, показавшего текст исполнителям, режиссера-постановщика Андриса Лиепы или самого бенефицианта. В представленной версии Фавн отнюдь не высматривал купающуюся нимфу, робко прячась у задника, а решительно явился на авансцену, и та сама пошла к нему в лапы, скинув покрывало прямо в его объятиях. Господин Цискаридзе с царственным величием добровольно предпочел белый шарфик живой балерине Татьяне Чернобровкиной, хотя та еще неоднократно пробегала по сцене из кулисы в кулису в тщетной надежде привлечь к себе внимание. Единственный прыжок спектакля — нарочито грубое жете в форме свастики — народный артист облагородил в академическом духе, зато расслабленную игру на свирели заменил на волевое дудение в позе трубящего в горн пионера. Рискованный финальный эпизод он избавил от физиологических аллюзий: прогнулся в талии (для гимнастического упражнения недостаточно, для сексуального — избыточно) и вытянулся ничком с сознанием выполненного долга.
Покончив таким образом со стилистическими изысками, господин Цискаридзе с облегчением вернулся к привычному амплуа: к роли "золотого раба" в многократно танцованной им "Шехеразаде" — ориентальной картинке про прелюбодеяние в гареме, которую господин Лиепа упорно выдает за точную копию балета Михаила Фокина. Похоже, "Шехеразаду" мало репетировали: и артисты Кремлевского балета танцевали с небрежностью, и центральный дуэт неверной жены шаха с рабом выглядел на редкость несогласованным. Илзе Лиепа трагически раздиралась между вожделением и раскаянием: вместо одалиски выходила какая-то мадам Бовари. В ответ Николай Цискаридзе, вероятно, приняв к сведению слова дореволюционного критика Левинсона про "прекрасного зверя из тигровой породы, сильного, вкрадчивого, с детской усмешкой", улыбался в 32 зуба и шалил как котенок. И хотя партнеры неотрывно глядели друг другу в глаза и терлись телами с наработанным опытом воодушевлением, заподозрить между ними запретную страсть было совершенно невозможно. Главным во всей этой истории оказался большой пируэт Николая Цискаридзе — стремительный и практический безупречный.
Ничего другого зрителям и не было надо. Поклонники завалили бенефицианта цветами, вовсе не собираясь сравнивать его с Нижинским, Андриса Лиепу — с Сергеем Дягилевым, художницу Нежную — с художником Бакстом, а китч уездного Лас-Вегаса — с революционным эстетством "Русских сезонов" столетней давности. Ведь не для Европы же старается фонд, для своих соотечественников. Правда, для состоятельных — билет на нашего "Нежинского" стоил 15 тысяч рублей.
Музей имени Андрея Рублева и его обитатели
Созидатели и разрушители. Quis? Quid? Ubi? Quibus auxiliis? Cur? Quomodo? Quando?
Николай Цискаридзе. Послеполуденный отдых фавна
Телеканал Mezzo анонсировал трансляцию 20 июня в 11:50 (по московскому времени) прелюдии Клода Дебюсси «Послеполуденный отдых фавна» (`Prélude à l`après-midi d`un faune`). У дирижерского пульта Герберт фон Караян (запись 1978 г.).
Видимо, сказалось публичное напряжение вокруг его предстоящего 30.06.2013 г. отчисления из труппы Большого театра, на что уже бурно отреагировала даже Анна Нетребко, в сердцах заявив, что «из Большого надо всех уволить!»…
См. по данной теме статьи –
Напомним, что эта всемирно известная прелюдия была написана по одноимённой эклоге С. Малларме (1892-1894):
Ainsi, quand des raisins j’ai sucé la clarté,
Pour bannir un regret par ma feinte écarté,
Rieur, j’élève au ciel d’été la grappe vide
Et, soufflant dans ses peaux lumineuses, avide
D’ivresse, jusqu’au soir je regarde au travers.
Так, влагу высосав из ягод золотых,
Чтобы притворством скрыть досаду слез смешных,
Вмиг, к небу летнему, насмешник, гроздь пустую
Подъемля, в шелуху прозрачную я дую
И так до вечера смотрю я сквозь, хмельной…
Эклога «Послеполуденный отдых фавна» предназначалась для известного французского актера Коклена-старшего - для декламации, иллюстрируемой танцами. Дебюсси, познакомившийся с эклогой в 1886 г., задумал дополнить чтение трех- частной композицией: прелюдией, интерлюдией и финалом (парафразой). Однако смысл стихотворения оказался полностью исчерпан уже в прелюдии, не потребовав продолжения. Услышав ее впервые в авторском исполнении на фортепиано, Малларме был восхищен: «Я не ожидал чего-либо подобного! Эта музыка продолжает настроение моего стихотворения и дополняет его более ярко, чем краски. Ваша иллюстрация Фавна не только не диссонирует с моим текстом, наоборот, она превышает его ностальгией, изумительной чуткостью, мечтательностью и богатством».
Премьера состоялась 22 декабря 1894 г. в Париже, на концерте Национального общества под управлением Гюстава Доре. Как вспоминал впоследствии дирижер, уже во время исполнения он внезапно почувствовал, что слушатели совершенно покорены этой музыкой, и тотчас же по окончании она была сыграна снова. Это был первый настоящий успех Дебюсси.
В 1912 г. на музыку «Послеполуденного отдыха фавна» обратил внимание организатор Русских сезонов в Париже С. Дягилев, который стремился пополнить репертуар своей труппы. В нем уже были такие произведения, как «Павильон Армиды» Черепнина, «Клеопатра» («Египетские ночи») Аренского, «Жар-птица» и «Петрушка» Стравинского. С организацией на основе Русских сезонов Русской балетной труппы Дягилева в 1911 г. вопрос нового оригинального репертуара встал еще острее. Было решено поставить одноактный балет «Послеполуденный отдых фавна», где хореографом и исполнителем роли Фавна выступил выдающийся танцовщик Вацлав Нижинский (1889, по другим данным 1890-1950), который совсем не понравился композитору, назвавшему Нижинского молодым дикарем и порочным гением.
Решение балета было оригинальным, декорации и костюмы создал Леон Бакст. Во время посещения Лувра с Леоном Бакстом Нижинский был вдохновлен греческой керамикой выполненной в технике краснофигурной вазописи. В особенности его поразили аттические кратеры изображающие сатиров преследующих нимф и сюжеты из «Илиады». Он сделал несколько эскизов, которые могли бы дать идеи для хореографии. В танцах господствовал строгий отбор движений: пластика воспроизводила античные барельефы и живопись на вазах. Отдельные позы выдерживались подолгу. Нижинский ограничил место действия просцениумом, подчиняя все движения как Фавна, так и нимф угловатому рисунку. Преобладала «низовая» пластика, изредка словно взрываемая дикими прыжками. Пантомима, обычная в балетах, отсутствовала: все поглощал танец, своеобразный, почти лишенный грации, подчиненный образности. Последний жест Фавна, падающего на забытое нимфой покрывало и замирающего в истоме, шокировал публику.
На премьере, состоявшейся 29 апреля 1912 г. в парижском театре Шатле, «половина присутствовавших свистела, половина бурно рукоплескала», - свидетельствует критик. Разнесся слух, что парижская полиция запретит показ балета как непристойного. В защиту поистине гениального исполнения Нижинского выступил, в частности, Роден. «Никогда поведение Нижинского не было столь значительным, как в его последней роли. Никаких прыжков - только позировка и жесты полубессознательной бестиальности. Он ложится, опирается на локоть, ходит на полусогнутых ногах, выпрямляется, движется вперед, затем отступает, движения его, то медленные, то отрывистые, угловатые <. > Полная гармония мимики и пластики тела, точно выражающего то, что подсказывает ум <. > Его можно принять за статую, когда при поднятии занавеса он лежит во весь рост на скале, подняв одно колено и держа у губ флейту. И ничто не может так потрясти, как последний его жест в финале, когда он падает на забытое покрывало, целует и страстно прижимается к нему», - писал скульптор. Поскольку спектакль получил «успех скандала», на следующие представления публика валила валом. В истории балета «Послеполуденный отдых фавна» остался как первый дерзкий опыт своеобразного хореографа и положил начало безграничным экспериментам в XX веке.
Действующие лица:
Фавн
Старшая нимфа
Нимфы
Действие происходит в античной Греции в мифическое время.
Премьер Большого театра Николай Цискаридзе является постоянным участником проекта «Русские сезоны XXI век», инициированного Благотворительным фондом им. Мариса Лиепы, компанией SAV Entertainment и театром «Кремлевский балет». Новые сезоны призваны возрождать к новой жизни некогда знаменитые постановки легендарной антрепризы Сергея Дягилева - «Русских сезонов» XX века.
Об этом хореографически-культурологическом проекте и о своем отношении к Вацлаву Нижинскому Николай Цискаридзе рассказывал: «когда возникла идея, что можно сделать все, как было нарисовано у Бакста и сделано у Дягилева, я с радостью согласился еще раз начать все сначала и попытаться вернуться к этому прекрасному спектаклю. Что касается балета "Послеполуденный отдых фавна", то из русских танцовщиков его никогда никто целиком, полным спектаклем, в России не танцевал - я буду первым».
В 2007 г. состоялся творческий вечер артиста на сцене Московского академического музыкального театра имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко, где он выступил в балете «Послеполуденный отдых фавна» на музыку К. Дебюсси (хореография по В. Нижинскому; Нимфа - солистка Музыкального театра Татьяна Чернобровкина). В 2010 г. Николай Цискаридзе показал «Послеполуденный отдых фавна» в Париже на сцене Театра Елисейских полей, в 2011 г. - на сцене лондонского театра Колизей. Пластика и выразительность таланта Н. Цискаридзе особенно видна на застывших кадрах балета.
Читайте также: