Франсуа ожьерас путешествие на афон
Дмитрий Волчек: Наш следующий гость - Мелисса Алфейн, директор “Пушкин-пресс”, лондонского издательства, которое специализируется на переводной европейской литературе. Среди авторов “Пушкин-пресс” - “малые” классики 20-го века. Благодаря усилиям этого издательства в Британии начался подъем интереса к Стефану Цвейгу, появились новые переводы Итало Звево и Жорж Санд, вышли письма Генри Джеймса и роман Кьеркегора в современном переводе. В моей домашней библиотеке много книг, выпущенных “Пушкин-пресс”: роман живущего в Швейцарии гаитянца Жана-Эфеля Мильцэ “Ночной алфавит”, проза аргентинца Эдуардо Берти, великолепное “Путешествие на Афон” Франсуа Ожьераса. С Мелиссой Алфейн беседует Анна Асланян.
Анна Асланян: Расскажите о том, как начинался ваш проект.
Мелисса Алфейн: Издательство открылось в 1997 году. Началось все с моих поездок по Европе. Я давно обратила внимание на замечательные издательства во Франции, в Италии – эти страны знакомы мне лучше других, – которые занимаются переводной литературой. В Англии таких почти не существовало. Впервые эта идея пришла мне в голову на Сардинии. Я поехала отдыхать на Сардинию – место абсолютно не литературное. В гавани я заметила книжный ларек. Там были книги прекрасных издателей – таких, как “Адельфи”, “Селлерио”. Они выпускали замечательные книжки, переведенные со всевозможных языков, включая английский, русский, сербский, хорватский – все, что угодно. Я подумала: какая красота! Я изучала английскую литературу в Оксфорде и считала себя человеком хорошо образованным, но тут поняла, что почти ничего не знаю о литературе, существующей вне англоязычного мира. И я решила: здорово было бы сделать нечто подобное для англоязычной аудитории. Это не только ниша на рынке, пока никем не занятая – это будет еще и ценный вклад в культуру. Ведь если не читаешь на иностранных языках, ничего этого просто не знаешь.
Анна Асланян: Стало быть, это был ваш первый шаг в издательском деле?
Мелисса Алфейн: Прежде я работала в издательствах, на очень низких должностях – как правило, ассистентом. Опыта у меня было довольно мало. Но появилась идея, меня вдохновившая. Вдохновение пришло из тех стран, о которых я говорила – из Франции, Италии. Во Франции, существуют великие примеры: “Галлимар”, “Фламмарион”, еще – издательства поменьше, но весьма значимые, такие, как “Кристиан Бургуа”. Они специализируются на переводах, традиционно очень сильны в них. Очень важно для меня было издавать и классиков, и современные книги. Начала я с классиков. Например, я обнаружила, что Стефана Цвейга давно не переиздавали – я читала его в детстве, и его рассказы произвели на меня глубочайшее впечатление. Так вот, его книги по-английски в то время совершенно перестали печатать – абсолютно, ничего нельзя было найти. Я начала с него. Кто еще? Да, Шницлер – тоже автор того периода, представитель fin de siecle, конца 19-го – начала 20-го века, включая 20-е годы. Австрийский писатель, очень интересный, на него оказал большое влияние Фрейд. Вот с этого все и началось. Но и современных писателей мне всегда хотелось издавать – я понимала, что важно их поддерживать как потенциальных продолжателей европейской литературной традиции.
Анна Асланян: Ваша стратегия – оживлять “малых” классиков – явно приносит плоды, судя по реакции британской публики. Какие еще успехи, помимо возрождения интереса в Англии к Стефану Цвейгу, вы бы отметили?
Мелисса Алфейн: Главные наши удачи – Стефан Цвейг и Антал Серб. Еще одна черта стратегии издательства – печатать вещи, которые кому-то полюбились. Поэтому мы часто обращаемся не к основным классикам, которых все читали в рамках школьной программы, а к тем книгам, которыми люди, прочтя их самостоятельно, делятся с друзьями, про которые говорят: это здорово! Моя итальянская подруга прочла “Путешествие при лунном свете”; теперь эта книга вышла в “Пушкин-пресс” – лучшее, на мой взгляд, наше произведение. Антал Серб – венгерский писатель, он погиб в концлагере. Немного не дожил до конца войны. Так вот, моя подруга прочла эту книгу по-итальянски и сказала: совершенно поразительная вещь! Мы решили, ну хорошо, попробуем. Дальше произошла невероятная история. Довольно много времени у нас ушло на то, чтобы выяснить, кому принадлежат права; оказалось, его дочери, Юдит Серб. В конце концов, права на перевод мы купили, хотя найти владелицу было очень сложно; тут нам помог Венгерский культурный центр. Они же рассказали нам про учителя одной из школ Манчестера, который работает над переводом этой книги – просто так, для себя. Лен Рикс, так звали этого человека. Мы познакомились, и я напечатала его перевод. Он работал над книгой просто ради собственного удовольствия. Самостоятельно выучил венгерский – удивительный человек. Этот его перевод стал первым из четырех, которые мы издали; в этом году должна выйти пятая книга Антала Серба. Жизнь Рикса целиком переменилась. Из обычного школьного учителя он стал известным переводчиком, одним из лучших переводчиков с венгерского, получил несколько премий, переехал в Кембридж. И все это вышло совершенно случайно. Началось с любви одного человека к этой книге, а потом она стала культовой, вошла в разряд классики. Поразительная книга – романтическая, мистическая – замечательная вещь!
Анна Асланян: История с человеком, самостоятельно выучившим венгерский, впечатляет. Полагаю, у вас есть и другие переводчики, сотрудничающие с вами постоянно?
Мелисса Алфейн: Переводы – дело весьма непростое, это интенсивный процесс. Ведь они для нас – ключ к успеху. 90 процентов наших книг – переводные; англоязычную литературу мы издаем, но мало. Качество перевода имеет важнейшее значение, я очень серьезно к этому отношусь. Наши редакторы много работают с переводчиками. У нас сложилась группа очень хороших профессионалов – не сразу, на это ушло довольно много времени. Например, со Стефаном Цвейгом нам повезло. Им занималась Антеа Белл – на мой взгляд, один из лучших в мире переводчиков с немецкого на английский. Затем Лен Рикс, который переводит Антала Серба. Так что своими успехами мы в большой степени обязаны переводчикам.
А с Андреем Белым история такая. Мне давно хотелось издать что-нибудь русское, я искала современных русских писателей, встречалась с петербургскими литераторами. Трудно было на что-то решиться – ведь мы не печатаем экспериментальную литературу, только традиционные художественные произведения. И вот мне попался “Петербург” Белого во французском переводе, Белый очень известен во Франции, а в Англии его знали лишь в академических кругах. Потом меня познакомили с замечательным переводчиком, Джоном Элсуортом. Книга довольно сложная, но прекрасная. Поразительное богатство образов, столько поэзии, сама история потрясающая, захватывающая. Словом, это было большое достижение. Роман пользуется успехом, сейчас мы готовим новое издание.
Анна Асланян: Планируете ли вы издавать русскую литературу и дальше?
Мелисса Алфейн: Хотелось бы – и русских классиков, и современных авторов, если найдем что-нибудь подходящее. Мы можем издавать лишь три-четыре современные книги в год, это ведь очень сложно в коммерческом отношении, поэтому приходится выбирать чрезвычайно осторожно. В прошлом году у нас вышла книга молодого тосканского писателя Пьетро Гросси – сборник “Кулаки”, состоящий из трех новелл. Недавно его номинировали на две премии, теперь мы ждем результатов – они станут известны в мае. Нас очень порадовало то, что одного из наших новых авторов признали. В общем, для меня важны обе эти вещи – открывать новые имена и в то же время печатать классиков, недостаточно известных английскому и американскому читателю.
Анна Асланян: Судя по вашему рассказу, в выборе авторов играют немалую роль ваши личные литературные вкусы.
Мелисса Алфейн: Книги, которые я хочу издавать – те, что мне нравятся. Знаете, покупаешь книжку, читаешь и потом говоришь друзьям: это обязательно надо прочесть. Мое детство прошло в Южной Африке, я много читала. Чтение было невероятно важным для меня, как полагаю, и для многих других подростков – когда тебе одиноко, книги открывают тебе целый мир. Вот такая литература меня интересует, в особенности – книги на иностранных языках. Читаешь о том, что происходит в России, Венгрии, Франции, и видишь все те же человеческие переживания. Поразительно!
У нас вышла книга гаитянского автора, Жана-Эфеля Мильцэ. Как мы его нашли? Да, тоже по чьему-то совету. Потрясающий писатель, очень поэтичный. Роман “Ночной алфавит” был написан несколько лет тому назад. Там идет речь о насилии, о бедности, о тяжелых жизненных ситуациях у автора на родине. После недавних событий Мильцэ писал и для периодических изданий о том, что происходит на Гаити.
Еще один наш автор – чешский писатель Петер Краль. Он жил в Париже, сейчас вернулся в Чехию. Милан Кундера высоко ценил его прозу. Мы напечатали сборник его эссе о повседневной жизни. По-английски он называется “Практическое знание”. Собираемся издать еще две его книги. Эти эссе – замечательные, поражают воображение, заставляют увидеть какие-то вещи в ином свете. Захватывающее чтение!
Анна Асланян: Что побудило вас издавать книги Франсуа Ожьераса?
Мелисса Алфейн: Это тоже было сделано по рекомендации одного моего друга. Он знаком с Микуэлем Барсело, художником, представлявшим Испанию на Венецианской биеннале в прошлом году. Ожьерас оказал на Барсело очень сильное влияние как художник. Он порекомендовал моему другу одну книгу Ожьераса, так я и открыла его для себя. На прошлогодней биеннале в Венеции у Барсело был целый зал, посвященный живописи Ожьераса. В прошлом году мы издали его “Путешествие на Афон”. Очень сложный писатель, но чрезвычайно интересный, лиричный. Он открыто писал, безо всякой скованности о сексуальности в различных ее проявлениях. Его книги очень поэтичны. Словом, и в этом случае нам посоветовали обратить внимание на автора, и в результате удалось открыть его заново. Во Франции он, кстати, тоже был относительно неизвестен. Нам же удалось создать для него читательскую аудиторию.
Анна Асланян: Ваш каталог состоит в основном из художественных книг. Печатаете ли вы нон-фикшн?
Мелисса Алфейн: Да, мы издали целую серию книг о Венеции – опять-таки, это связано с моими личными интересами, я провела там много времени. У нас вышла книга “Против Венеции” Режи Дебре, известного французского философа. Это – своего рода иронический взгляд на Венецию; мне очень понравилось. В то же время мы издали “Разные Венеции” Поля Морана – это была первая из его книг, вышедших у нас. В ней собраны его венецианские воспоминания – например, рассказы о Прусте, сидящем в кафе. Затем мы выпустили и другие вещи Морана – так, большим успехом пользуются его мемуары о Коко Шанель; у нас вышли уже три издания. Еще мы напечатали письма Генри Джеймса, тоже во многом связанные с Венецией. Это была серия из двух книг, под редакцией профессора американской литературы из Университета Венеции, Розеллы Цорци. Как видите, нон-фикшн мы издаем, хотя и не очень много. В этом году у нас выходят две знаменитые вещи Стефана Цвейга – биографии Марии-Антуанетты и Мэри Стюарт.
Анна Асланян: Как вам удается выживать в нынешнем финансовом климате?
Мелисса Алфейн: Для меня очень важно, чтобы книги прекрасно выглядели. Поэтому мы всегда вкладываем большие средства в каждое издание – делаем красивые обложки, стремимся, чтобы людям нравилась наша книга как объект, чтобы чтение доставляло настоящее удовольствие. Когда я начинала, электронные книги еще не были изобретены. Я отдаю предпочтение бумажным изданиям – по-моему, люди, которым нравятся книги как таковые, найдутся всегда. Издавать книги так, как это делаем мы – дело весьма дорогостоящее. Как следствие, нам всегда приходится бороться за выживание. В прошлом году мы получили грант от Британского совета по искусству, что сильно помогло; надеюсь на их поддержку и в будущем. Издавая иностранную литературу, мы всегда подаем на гранты в соответствующих странах. Французы, немцы, итальянцы – они нам очень помогали. Для независимого издательства, выпускающего переводную литературу, это очень важно – помощь официальных организаций.
Анна Асланян: В заключение расскажите, как возникло это название – “Пушкин-пресс”?
Мелисса Алфейн: Тут мне придется сказать правду. Меня уже спрашивали об этом петербургские литераторы. Мой ответ их порадовал. А то поначалу они сочли, что назвать издательство “Пушкин-пресс” – это уж слишком. Но я им объяснила: когда я надумала открыть компанию, у меня был кот по имени Пушкин – названный, разумеется, в честь поэта. А издательство я назвала в честь этого кота. В первые несколько лет у нас даже эмблема была такая – кот; потом мы ее сменили. Словом, название издательства происходит от имени поэта, но промежуточным звеном стал кот. Как бы то ни было, оно придает нам значительности. Люди обычно говорят: ага, “Пушкин-пресс”! Название оказалось удачным. Я очень рада тому, что оно связано с поэтом, хоть и не напрямую.
Путешествие на Афон (Ожьерас Ф.)
Святая гора Афон – огромное хранилище воспоминаний и снов, где обитают не только монахи, но и души мертвецов, ожидающие новых воплощений. Здесь время бесконечно, нечетко, прерывисто, непривычно для человека. В этом краю нет женщин, и мужчины наслаждаются друг другом.
Франсуа Ожьерас скитается по Афону в надежде найти Учителя, зов которого он слышал, но встречает лишь тех, кого знал и любил в предыдущих жизнях. Его душа тянется ко всему священному и всему непристойному, что есть на Афоне, она отвергает христианство, но восхищается великолепием византийского искусства. Пройдя через очищение страданием, герой этой книги осознаёт свое истинное космическое «Я».
Никогда, ни разу за тысячи лет, разум женщины или мужчины-мирянина не создавал ничего красивей Афона! Но тот ли это Афон, который можно увидеть на карте, или все же другой, похожий в самых мелких деталях, но иной и расположенный в потустороннем мире?
Домм, или попытка оккупации (СПЕЦ. ЦЕНА!)
Домм - старинный городок в Перигоре. Здесь провел последние годы своей жизни писатель Франсуа Ожьерас (1925-1971). Неимущий и больной, он ночевал в местном приюте, а днем медитировал в пещерах.
Мои вкусы и склонности - из другого Мира, и я не намерен менять их, чтобы доставить удовольствие Людям, живущим в иллюзорном времени и ничего не знающим о Вечности. В Домме я совершенно не считаюсь с цивилизацией, которая чужда мне, цивилизацией обреченной, мертвой, лишенной связи с Божественным Мирозданием.
Святая гора Афон – огромное хранилище воспоминаний и снов, где обитают не только монахи, но и души мертвецов, ожидающие новых воплощений. Здесь время бесконечно, нечетко, прерывисто, непривычно для человека. В этом краю нет женщин, и мужчины наслаждаются друг другом.
Франсуа Ожьерас скитается по Афону в надежде найти Учителя, зов которого он слышал, но встречает лишь тех, кого знал и любил в предыдущих жизнях. Его душа тянется ко всему священному и всему непристойному, что есть на Афоне, она отвергает христианство, но восхищается великолепием византийского искусства. Пройдя через очищение страданием, герой этой книги осознаёт свое истинное космическое «Я».
«Никогда, ни разу за тысячи лет, разум женщины или мужчины-мирянина не создавал ничего красивей Афона! Но тот ли это Афон, который можно увидеть на карте, или все же другой, похожий в самых мелких деталях, но иной и расположенный в потустороннем мире?»
Цена: 539 рублей.
Нравится: 1 тыс. Магазин книг в центре Петербурга.ул.Маяковского, 25.
Книги, кофе, настроение. Нравится: 57 тыс. Official Facebook page for AMY, the BAFTA award winning documentary on Amy Winehouse, directed by… Нравится: 1,5 тыс. Художественный фильм о гении танца, Рудольфе Нурееве. Создайте киноленту вместе с нами!
Книжный магазин «Циолковский»
Шартье Р. "Культурные истоки Французской революции"
Роже Шартье (р. 1945) - один из виднейших представителей современной французской исторической науки, руководитель исследований в Высшей школе социальных наук в Париже. Его обобщающие работы вносят ценный вклад в изучение истории XVIII века, обозначая новые пути развития знания о прошлом. В настоящей книге прослеживается формирование общественного сознания, сделавшего возможным Великую французскую революцию 1789 года.
Книжный магазин «Циолковский»
Стукалов Г. "Градостроительство"
Данная книга является единственным в своем роде книжным произведением, созданным на основе карт и планов запатентованного, всеобъемлющего градостроительного проекта города-миллионера. Аналогов данному проекту нет ни в России, ни в мире. Сущность книги - обобщение современных знаний в сфере градостроительства и городского дизайна не просто на словах, как это делается обычно, а на основе представления в книге наиподробнейших карт и схем спроектированного мегаполиса.
Автор - ведущий архитектор Государственного проектного института ОАО "РосНИПИ Урбанистики" (г. Санкт-Петербург), преподаватель, градостроитель-урбанист, автор многих градостроительных проектов — схем территориального планирования и генеральных планов, в частности, таких, как генеральный план Соловецкого архипелага и проекта зон охраны старейших монастырей России в Великом Новгороде, автор 8 научных статей, призер Всероссийского архитектурного конкурса "Золотая капитель-2012", обладатель свидетельства Академии наук Республики Башкортостан о регистрации объекта интеллектуальной собственности — проекта города-миллионера.
Франсуа Ожьерас. Путешествие на Афон.
Издательство Kolonna Publications, стоит 469 руб.
Святая гора Афон – огромное хранилище воспоминаний и снов, где обитают не только монахи, но и души мертвецов, ожидающие новых воплощений. Здесь время бесконечно, нечетко, прерывисто, непривычно для человека. В этом краю нет женщин, и мужчины наслаждаются друг другом.
Франсуа Ожьерас скитается по Афону в надежде найти Учителя, зов которого он слышал, но встречает лишь тех, кого знал и любил в предыдущих жизнях. Его душа тянется ко всему священному и всему непристойному, что есть на Афоне, она отвергает христианство, но восхищается великолепием византийского искусства. Пройдя через очищение страданием, герой этой книги осознаёт свое истинное космическое «Я».
Никогда, ни разу за тысячи лет, разум женщины или мужчины-мирянина не создавал ничего красивей Афона! Но тот ли это Афон, который можно увидеть на карте, или все же другой, похожий в самых мелких деталях, но иной и расположенный в потустороннем мире?
Нравится: 1,8 тыс. издательская инициатива / волонтерский DIY-проектсайт: common.place
Фаланстер
Лида Юсупова. Шторка.
Издательство "Центрифуга, Центр Вознесенского". Стоит 690 руб.
Издательская аннотация:
Может ли поэзия войти под кожу жизни и увидеть жар и холод крови жертвы и убийцы? Может ли поэзия утешить пострадавших, приблизив читателя/читательницу к непоправимому? Позволяет ли поэзия оказаться рядом с жертвой в момент её одиночества? В книге "Шторка" есть стихотворения, продолжающие цикл "Приговоры", где слова взяты из приговоров российских судов. Есть здесь и "просто стихотворения" — о феминизме, любви, нежности, сексе. Лида Юсупова — поэтесса, авторка пяти поэтических книг. Лауреатка премии "Различие" и премии "Вавилона". Живёт в Канаде и Белизе.
Фаланстер
Полина Барскова. Натуралист.
Издательство "Центрифуга, Центр Вознесенского". Стоит 690 руб.
Издательская аннотация:
В своей новой книге Полина Барскова заново пересобирает отношения текста с натурой и культурой, сращивая их воедино в прекрасном и страшном букваре, по которому заново учатся читать и жить автор и ее читатель. Работа траура здесь становится нравственным императивом, требуя выстроить связи с органикой и неорганикой, стирая различия между говорением и немотой. Мартиролог, святцы, дневник наблюдений, полевой гербарий — жанровая природа "Натуралиста" так же разнообразна, как предмет его исследований. Резултат — книга, меняющая представление о границах лирики, о ее задачах, о возможности поэтического голоса.
Выбор Игоря Гулина
Писатель и художник Франсуа Ожьерас — довольно эксцентричная фигура даже для французского модернизма. Мистик-атеист, путешественник по монастырям, психбольницам и борделям, страстный проповедник распущенности, ницшеанец, предпочитавший Аполлону и Дионису африканских идолов, свои первые книги, в том числе вышедший в 1959 году роман «Путешествие мертвых», он публиковал под именем Абдалла Шаамба. Желание укрыться за псевдонимом понятно, даже если оставить любовь к мифотворчеству за скобками. «Путешествие мертвых» и сейчас может вызвать оторопь. На первых же читателей книга, должно быть, производила впечатление шокирующее.
Ее герой — живущий в Алжире накануне войны за независимость молодой человек неясной национальности. Все время подчеркивается: он не француз, но и не араб, чужой для всех, загадочный пришелец. По профессии Абдалла — стажер-ветеринар. Он ведет рабочий дневник и одновременно — записки для себя. Материал последних: подробные описания секса с мужчинами, женщинами, детьми, животными, проститутками, друзьями, случайными встречными. Несмотря на манифестированное бесстыдство, героем движет не бездумная похоть. Напротив — у него есть этический императив: «отыскать стиль своего сладострастия». Сексуальное раскрепощение — не самоцель, но средство в движении к цели настоящей — проявлению нового человека, представителя героической, абсолютно свободной расы, способной смести одряхлевшую Европу и вывести к величию не знающую себя Африку, скинуть оковы морали и религии, отдаться небу и океану.
Не скрывая источников вдохновения, Ожьерас поминает Ницше каждые десять страниц, что для конца 1950-х уже могло выглядеть несколько старомодно. Однако главные образцы его книги — в литературе еще более старинной. Когда шокирующий эффект отступает, становится понятно, что жестокий и раскованный ожьерасовский Алжир представляет собой настоящую руссоистскую идиллию, наивное и утопическое царство естественности, мир, где за совокуплениями с мальчиками может расцвести живая душа. Как всякая идиллия, она быстро становится скучноватой. Тут в права вступает смежный жанр, родом из того же XVIII века,— роман воспитания.
Учителем тут служит дядя героя: когда-то полковник и известный ученый, а затем — слепой и полубезумный философ-садовод, тот становится для мальчика отцом и любовником, открывает его к контакту с космосом и наставляет на пути боли, страсти и познания. При всей своей жестокой откровенности, этот рассказ производит удивительно успокаивающее, почти убаюкивающее впечатление. Это, наверное, самое любопытное в «Путешествии мертвых»: в своем экзотическом бунте против европейских ценностей, в попытке оказаться маргинальнее всех знаменитых маргиналов, Ожьерас сумел написать будто бы невозможный после катастроф ХХ века абсолютно консервативный, нравоучительный и прекраснодушный просвещенческий роман.
Издательство Kolonna Publications Перевод Валерий Нугатов
Виктор Дувакин Беседы с Виктором Ардовым
Фото: Common place
В 1920-х годах Виктор Дувакин был подростком, школьником, потом — студентом-филологом, влюбленным в революционное искусство — и прежде всего в поэзию Маяковского. Затем он стал вполне известным литературоведом, относительно спокойно дожил до 1960-х. В 1966-м Дувакина, правда, уволили из МГУ за поддержку Синявского и Даниэля, но потом восстановили с предложением вместо преподавания заняться сбором мемуаров. Эта деятельность и оказалась трудом его жизни. Вплоть до своей смерти в 1982 году Дувакин встречался со стареющими свидетелями эпохи дореволюционного и раннесоветского модернизма и записывал их воспоминания на пленку. На основании собранного им громадного архива был создан фонд «Устная история». Кое-что, включая замечательные разговоры с Михаилом Бахтиным, было напечатано в 1990-х. Но за систематический разбор и публикацию дувакинских записей фонд взялся только сейчас. В прошлом году вышла книга его бесед с Виктором Шкловским. Эта — ее прямое продолжение.
Целью Дувакина было сохранение прошлого в его мельчайших подробностях. Для этой работы он был идеально приспособлен потому, что был этому прошлому безоговорочно предан, дорожил каждой его черточкой как сокровищем, не был склонен к переоценке, разочарованию, критике. Ярче всего это выражалось в абсолютной верности первой юношеской любви — Маяковскому. Именно знакомые Маяковского были в первые годы главным кругом дувакинских собеседников.
При этом фигуры вроде Шкловского или Бахтина, сами бывшие лидерами, изобретателями, двигателями культурного процесса, а не его свидетелями, были скорее исключениями. Виктор Ардов — фигура гораздо более характерная. Он был известным писателем-сатириком, многолетним автором журнала «Крокодил», в 1920-х — одним из создателей популярного агитационного театра «Синяя блуза». Однако помнят Ардова благодаря не его собственному творчеству, а многолетней дружбе с Анной Ахматовой, приятельству с Маяковским, Есениным, Мейерхольдом, Зощенко, Ильфом и Петровым и оставленным уже в поздние годы воспоминаниям о них.
Иначе говоря, Ардов — человек, который умел находиться рядом с великими, быть внимательным к ним. Такие люди и были нужны Дувакину. Читать эти беседы, конечно, гораздо менее интересно, чем разговоры со Шкловским — хитрым, злым, постоянно сводящим счеты, в каждой фразе переписывающим историю литературы, и потому — живущим будущим. Ардов и Дувакин беззастенчиво наслаждаются материей прошлого, могут подолгу обсуждать произношение Есенина и застольные привычки Ахматовой — просто ради самой подлинности этих мелочей истории. Однако в этом сентиментальном крохоборстве есть свое очарование.
Издательство Common place
Валерия Косякова Апокалипсис Средневековья
После успеха книги «Страдающее Средневековье», веселого собрания разного рода эксцессов и маргиналий европейской христианской культуры, издательство АСТ решило продолжить серию. Второй ее том, научно-популярная книга культуролога Валерии Косяковой, посвящен одному из базовых понятий средневековой культуры — концу света. Разумеется, идея эсхатологического разрешения человеческой истории не была изобретением Средневековья. Косякова мельком прослеживает ее эволюцию от древнейших мифов до современной культуры, подробно останавливаясь собственно на евангельском Апокалипсисе, Откровении Иоанна Богослова, его источниках и рецепции, влиянии на философию и искусство. Однако именно на исходе Средних веков конец света стал не просто одним из оснований мировоззренческой системы координат, а образцом, по которому осмыслялась, а иногда и творилась современность. Здесь у Косяковой два главных персонажа: художник и царь, Иероним Босх и Иван Грозный. Первый превратил христианскую эсхатологию в грандиозный код для описания своего времени, спустил Апокалипсис на землю, максимально приблизил страшные пророчества к быту горожанина XV века. Второй пошел еще дальше: сделал осуществление апокалиптических пророчеств основой своей политической программы, методом управления царством. Вопреки историографическому штампу, Иван IV у Косяковой — не первый русский царь, а последний, не основатель государства, а самозабвенный завершитель истории.
Составители этой книги — драматург Ансельм Ленц и менеджер Альваро Родриго Пинья Отей, владельцы известного гамбургского бара «Голем». Среди авторов — еще десяток человек: поэты, художники, режиссеры, искусствоведы, но главным образом — собутыльники, големовские завсегдатаи. В общем, «Конец воздержанию» — дружеская забава, игриво притворяющаяся коллективной монографией. Ее предмет, как легко догадаться,— алкоголь. Устройство, как заявляют авторы,— «семь кругов ада», семь напитков, образующих базовый маршрут любого пьяницы: пиво, вино, джин и так далее. Последний — водка. Однако при внешней строгости структуры содержание книги довольно эклектично: очерки истории пития, выдержки из философов и поэтов, исследования алкогольных практик ситуационистов, вполне серьезные искусствоведческие и социологические эссе, забавные стилизации под Раймона Кено, Чарльза Буковски и других знаменитых певцов опьянения — и наконец рецепты любимых коктейлей авторов.
Мы возвращались к земле
В январе 1969 Ожьерас рассказывал в письме:
«Недели две назад мне позвонили студенты и студентки из Нантерского и Венсеннского университетов… Я узнаю, что мое «Отрочество» ходит по рукам. Они скинулись всемером или ввосьмером на часовой звонок мне и записали разговор на магнитофон. Они сказали, что я дал им очень много, указал выход из экзистенциального пессимизма, открыл им вселенную звезд и вечность. Позавчера вечером они сделали мне сюрприз – прочли вслух несколько страниц из книги. Это было для меня истинной радостью, первой наградой за мои труды в этом мире».
«Отрочество…» было четвертой книгой Ожьераса, но первой, которую он подписал собственным именем, а не псевдонимом (Абдалла Шаамба). Это обстоятельство кажется особенно значимым, потому что и в предыдущих романах Ожьерас постоянно обращался к автобиографическим фактам. Правда, не стоит исключать и цензурных соображений. По сюжету «Старика и мальчика» (1949, 1954) юный герой становится наложником, а гомосексуализм в те годы во Франции считался нежелательным, случались и судебные преследования. В 1968 г. писатель заговорил от первого (своего) лица.
Сочинения Ожьераса лишь год назад стали выходить на русском языке, имя его известно немногим. Поэтому стоит кратко остановиться на биографии писателя. Родился он в Рочестере (США) в 1925 г. в семье французского музыканта и польской художницы по фарфору. Отец Пьер Ожьерас перед тем получил место на университетской кафедре после многих лет бродячей жизни, но умер от воспаления за несколько месяцев до рождения сына. Сузанна Качиньска вместе с младенцем и телом мужа вернулась в Париж морем, подобно персонажам бунинского «Господина из Сан-Франциско»:
«До чего густа и холодна пелена тумана по эту сторону жизни, так недалеко до полюса! О, ужасная волна Атлантики, качавшая вместе со мной и моего отца в трюме парохода».
Детские годы Франсуа не были бедственными, во Франции жили состоятельные родственники, мама не сидела без работы. Мальчик учился в знаменитом столичном коллеже Станислава, но возненавидел и сам Париж, и школьную систему. Париж показался ему потрепанным городом консьержек, полицейских, таксистов и ремесленников, – городом амбициозных телячьих и сырных голов. Что до французского образования, то Марк Блок убедительно находил в нем истоки катастрофы 1940 года (см. «Странное поражение»).
В 1933 г. мать с сыном переехали в Перигор. В годы Виши юный Ожьерас состоял в организациях «Молодежь Франции и Заморских территорий» и «Компаньон де Франс», но быстро в них разочаровался и покинул. В 1944 г. поступил на службу в 5-й Флотский экипаж (Тулон), позднее путешествовал по Африке, отшельничал в Перигё, Дордони и на Афоне, служил в колониальных войсках. Дебютную повесть «Старик и мальчик» Ожьерас выпустил маленьким тиражом и с помощью друзей за свой счет. Книга восхитила Камю, Жида и ряд французских литераторов. Престарелому Андре Жиду авантюристичный молодой человек, возможно, напоминал самого симпатичного персонажа «Фальшивомонетчиков», который чемодан упер (см. «Дневник 1934 г.» Мих. Кузмина). Шесть книг написал за недолгую жизнь Ожьерас. К сожалению, уже с переходного возраста он страдал сердечным заболеванием, и после нескольких инфарктов умер в 1971 г.
Ожьерас – самоучка, анахорет – сразу выделился на литературном небосклоне Франции. Он жил по своему летосчислению – в эру от покорения космоса (1957). Поэтому все прошлое человечества было для него продленным вчера: и фараонов Египет, и доколумбова Америка, и послекихотово Средиземноморье. Ожьерас был увлечен абстрактной живописью вселенной, потому что акварель и рисунок не передавали его добродетелей и пороков. Зато живопись вмещала и платье, целующее девичьи ноги, и кукурузное поле звезд, опрокинутое в небо, и дом, обернувшейся лодкой, – зыблемой и непоколебимой. В докосмическую эпоху Ожьерас мог стать резчиком или охотником, а в эпоху космическую судьбой его стала словесность:
«Фразы в моих книгах похожи то на резную рукоятку ножа, то на икроножную мышцу, расслабленную перед прыжком в ночь, то на сплетение ветвей, то на звериную схватку».
С детства Ожьераса увлекал под свою сень мир библиотек – уголков покоя посреди городского грохота. Пожалуй, поэтическим и биографическим его образцом был Артюр Рембо:
«Простые слова, утренние впечатления, совершенная гармония с миром по большей части берет у него верх над словесным декадансом и загниванием».
Близость и расположенность Ожьераса к земле образно близки буколикам Франсиса Жамма – розовое небо, чернеющее птицами, заснеженные вершины гор, перекличка пастушьих рожков с колокольчиками домашней скотины. Но мирному христианству Жамма противопоставлял Ожьерас свое новое язычество:
«Христианство – просто отсталая религия, упрощенческая, для простонародья, как раз по уму александрийским торговцам. Мне не подходит учение, этика которого отделяет меня от мира в его естестве, может быть, это потому, что я предпочитаю людям – Вселенную».
Одновременный интерес к религиозному синкретизму Средиземноморья и к аграрной жизни напомнит русскому читателю прозу и поэзию Ивана Бунина, английскому – Редьярда Киплинга.
В полной мере разделял Ожьерас и призыв французских символистов – Бодлера, Малларме, Валери и др. – перейти от слов к делу, – к физическим и метафизическим путешествиям:
Встает порыв. Отдаться надо мигу!
Огромный вихрь из рук моих рвет книгу.
От скал летит дробленая роса.
Неситесь же, слепимые страницы!
Восторги вод, – прорвите черепицы, –
Спокойный кров, где рыщут паруса.
Талантливый живописец-дилетант, Ожьерас в своем жизненном путешествии переходил с одного полотна на другое:
«Вообще-то, я собираюсь воспользоваться всем, что может мне пригодиться; пшеничные поля Ван Гога, лунный свет Клее, персонажи Пикассо в прекрасных соломенных шляпах помогают мне».
Всю жизнь Ожьераса притягивало небо, как магнит притягивает металлическую пыль, но путешествовал он покамест по земле. Вернемся в год 1940-й, когда машинист, который останавливает состав возле каждого замеченного им гриба, чтобы сорвать его, везет отрока в странную идиллию – петэновскую Францию, где всякий юноша или старик – маршал безоружного воинства, и даже под началом Франсуа вскоре окажется маленький глиняный отряд.
На близость пораженческой идеологии Виши мировоззрению французов проницательно указала Гертруда Стайн. Она прожила лучшую пору своей жизни во Франции, весьма уважала Петэна и просидела вместе со спутницей своей Алисой Токлас на полулегальном положении в провинции все время войны и оккупации:
«Итак, самое поразительное во Франции это семья и terre, земля Франции. Революции приходят и уходят, мода приходит и уходит, остаются логика и цивилизация а с ними семья и земля Франции. Естественно у семьи, у каждой семьи есть свойство усугублять изоляцию. Это то что характеризует семью, это то что характеризует войну, вся война целиком и полностью это такое же усугубление изоляции».
Американка Стайн рассуждает как наблюдатель, Ожьерас описывает ситуацию изнутри, но с расстояния прожитых лет:
«”Петэновская культура” – явление довольно странное и заслуживает пристального изучения, это была особая идеология, ориентированная на ветеранов минувшей войны и подростков; средний возраст в расчет не брали: одни были в лагерях, другие не желали принимать новые ценности. Идеология для стариков, мальчишек да одиноких матерей, которым только остается мечтать, – культ лесной жизни и бедности».
Автомобили ездили на газогенераторах, велосипеды – на шинах из поливочных шлангов. Голод гнал французов к полям и лесам: Франсуа некоторое время живет в пансионе аббата Мевеллека для юных и нерадивых аристократов, которых учат земледелию. Голод заменял собой вожделение, и герой-рассказчик так и не расстался со своей невинностью, несмотря на призывные покачивания грушевидных бедер милой Марсель. Многое нравилось Ожьерасу в тогдашней жизни:
«Вот этого я и хотел – работать, размышлять и радоваться в тишине».
Но земля Виши не была благословенной Аркадией: членство в молодежных организациях принуждало Франсуа сторожить железнодорожные пути (чтобы их не «похитили» резистанты!), обличать империализм янки, вставать в тысячерукий круг для приветствия Маршала. Ожьераса направляют вожатым в колонию для беспризорников, где его ужасают бедность и убогость их участи. Он бывает и в городских гетто, там в домах с двумя выходами потаенно живут евреи; дружит со спрятанным крестьянами молодым евреем, которого они заставляют нещадно трудиться. Молча Франсуа наблюдает за оккупантами; вблизи они не так устрашают:
«Солдаты совсем молодые и, кажется, ничуть не мерзнут; они спокойно беседуют друг с другом, не слышно ни хохота, ни грубых шуточек, как обычно у солдат».
Будущего писателя и художника волнует культурная политика правительства Петэна. Оно безоговорочно осуждало «новое искусство», именуемое «искусством инородцев», и почитало «истинно-французскими» образцами Клуэ, Бланша, Майоля. Петэновский режим пропагандировал и поддерживал финансами «Возрождение ремесел» – своеобразный возврат к средневековью. Нечто подобное наблюдалось в Англии во второй половине ХIХ века, когда работали Д.Рескин и У.Моррис и некоторые прерафаэлиты. В труппе маленького «пастушьего театра» Ожьерас гастролировал по Перигору с кукольными спектаклями; в мастерских Жана Люрса возрождают искусство гобелена: в моде сгущенная поэзия ночи и крон, пронизанных светом звезд. В 1968 г. Ожьерас предполагал, что проживи режим Виши долго-долго, могла бы возникнуть любопытная сельская культура осевших на земле интеллектуалов, – возможно, регрессивная. Он не видел большого смысла в «искусстве для народа»:
«В ХХ веке творчество стало занятием образованных людей, всё, точка. Иначе в результате выходит какой-то сомнительный реализм, мещанский и деградировавший».
В итоге патерналистский проект Виши потерпел фиаско в глазах юного Франсуа: «отец», которого считали добрым защитником, оказывался преступником. Молодая душа, по совету больших поэтов прошлого, искала спасения в исходе:
«От этой странной эпохи Петэна у меня осталась только непреодолимая тяга к бродяжничеству, которая меня тревожит, и не потому что я ее не одобряю, а потому, что пока не могу дать ей выхода».
Франсуа Ожьерас: Путешествие мёртвых
Путешествие отважного молодого человека по французской Африке 1950-х годов, от горных пастбищ Алжира к океану в Агадире и к великой реке Сенегал. "Последним полем экспериментов Запада" называл Африку Франсуа Ожьерас, презиравший европейскую цивилизацию и считавший себя человеком будущего, дикарем, отказавшимся от законов, обычаев и мнений заурядных людей. Он не расставался с пистолетом и любил молодых пастухов, проституток в портовых борделях, своего дядю – полуслепого мистика Марселя Ожьераса и безмятежных алжирских овец.
Иллюстрации к книге Франсуа Ожьерас - Путешествие мёртвых
Рецензии на книгу «Путешествие мёртвых»
- Покупатели 3
Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.
Ожьерас Франсуа
Франсуа Ожьерас (фр. François Augiéras, 1925—1971) — франко-американский писатель и художник.
Родился в Рочестере, Нью Йорк, в семье учителя музыки. После смерти отца, еще будучи ребенком, переехал к матери в Дордонь, Франция. В четырнадцать лет покинул дом и начал бродяжническую жизнь. В 1944 присоединился к французским ВМС, провел некоторое время в психиатрической лечебнице и в монастыре. Позже переехал к дяде в Эль-Голеа, Алжир, где и начал литературное творчество.
В своих романах Ожьерас эксплуатировал темы гомосексуализма, инцеста, садизма и даже зоофилии, описывал свои путешествия по Северной Африке и Греции; Андре Жид был одним из его наставников.
Умер в общественном госпитале Дордони в 1971 году.
Ожьерас Франсуа Франсуа Ожьерас (фр. François Augiéras, 1925—1971) — франко-американский писатель и художник. Родился в Рочестере, Нью Йорк, в семье учителя музыки. После смерти отца, еще будучи ребенком, переехал к матери в Дордонь, Франция. В четырнадцать лет покинул дом и начал бродяжническую жизнь. В 1944 присоединился к французским ВМС, провел некоторое время в психиатрической лечебнице и в монастыре. Позже переехал к дяде в Эль-Голеа, Алжир, где и начал литературное творчество. В своих романах Ожьерас эксплуатировал темы гомосексуализма, инцеста, садизма и даже зоофилии, описывал свои путешествия по Северной Африке и Греции; Андре Жид был одним из его наставников. Умер в общественном госпитале Дордони в 1971 году. /images/upl/descripts/pic_1537879054.jpg
Читайте также: