Дж урри взгляд туриста

Обновлено: 10.01.2025

Ежегодно Париж посещают около 25 миллионов туристов. Практически каждый из них возвращается домой с фотографиями Триумфальной Арки, Эйфелевой башни и Лувра.

Оказывается, тенденция делать одинаковые снимки в путешествиях зародилась еще задолго до появления цифровых фотоаппаратов и социальных сетей. Почему мы фотографируем одни и те же виды в отпуске? На этот вопрос попыталась ответить журналистка Wired Лора Маллоне.

В Гонконге, городе площадью 2700 кв. км, проживает семь с половиной миллионов человек. В таком перенаселенном городе сложно наслаждаться видами. Однако появилось приложение, которое говорит вам, что нужно посмотреть – или, более точно, что сфотографировать.

В Explorest вы найдете футуристические высотки, минималистические лестницы и виды с крыш для отличных селфи. После нажатия на фотографию вам объяснят, как ее сделать – и дадут не только GPS-координаты места, где вам нужно встать, но и точные настройки для камеры.

«“Где ты сделал эту фотографию?” и “Как мне туда добраться?” – самые часто задаваемые вопросы в социальных сетях. Мы хотим сделать путешествия более естественным и культурным процессом, используя обширную базу местных знаний», – объясняет генеральный директор Джастин Майерс.

Однако Explorest – просто цифровая версия того, что уже делают туристы: хождение от достопримечательности к достопримечательности, чтобы сделать одни и те же фотографии. Этот сценарий, повторяемый снова и снова миллионами туристов, отражает то, как фотография всегда формировала наши впечатления от путешествий – в плохом или хорошем смысле.

«Она либо помогает нам открывать для себя мир, либо подгоняет весь мир под наши рамки», – рассуждает Питер Осборн, автор книги «Фотография и современное культурное условие».

Стандартизация путешествий началась в 18 веке, когда путеводители начали советовать туристам посещать «живописные» виды, которые выглядели, как картины. «Фотографии» делались на гаджеты того дня: зеркало Клода отображало тонированные сцены, которые было легко рисовать, а камера-люцида переносила их на бумагу. Несмотря на то, что эти инструменты были очень изящными, они не смогли конкурировать с дагерротипией – технологией фотографии, когда снимки делались на камеру в деревянной коробке, представленной в 1839 году. Однако процесс все еще был довольно обременительным и времязатратным.

До появления Kodak в 1888 году. Теперь туристы могли быстро нажать на кнопку, чтобы запечатлеть воспоминание, которое было более или менее идентично реальному.

Таким образом, именно фотографии изначально создали достопримечательности. Как заметил социолог Дин Макканелл в своей книге «Турист. Новая теория праздного класса», изображения вытягивают неизвестные ландшафты из мрака и делают их значимыми, а «любопытный турист отправляется в путешествие, чтобы их найти».

После того, как он их находит, он делает снимок как доказательство – это круговой процесс, который Джон Урри описал в своей книге «Взгляд туриста». «Мы регулярно видим изображения известных достопримечательностей по телевизору или в туристических брошюрах. В итоге мы показываем, что реально были в этих местах, делая свои версии этих изображений», – пишет он.

Весь смысл теперь не в том, чтобы увидеть место собственными глазами, а сделать такую же фотографию, как у всех. В 1970 году в Большом каньоне Осборн увидел, как группа туристов выстраивалась в очередь, чтобы сфотографироваться в специально предназначенном для этого месте. «Они вежливо стояли в очереди. Я подумал: “А почему они не могут сделать несколько шагов в сторону и сделать другой снимок?”», –вспоминает он.

С момента демократизации туризма в конце 20 века или даже появления цифровой фотографии и социальных сетей в 21 веке все не сильно изменилось. Туристов сейчас еще больше, а вместе с ними и фотографий. Они все еще отображают те же виды, однако поскольку достопримечательности стали обычным делом, простые вещи стали достопримечательностями. Теперь мы делаем снимки красивых интерьеров, уличного искусства и уютных улочек.

Выйти из этого цикла очень сложно. Я понимала, что было глупо присоединяться к толпе, фотографирующей Мону Лизу в Лувре – перейдя по геотегу, я увидела, насколько неоригинальными были эти изображения. Но я все равно это сделала. Мне казалось, что без этого поход в Лувр был бы неполноценным. Но почему?

Потому что фотография – это способ обработки информации; по крайней мере, так писала критик Сьюзен Зонтаг в своей книге «О фотографии». «Собирать фотографии – то же самое, что собирать мир», – утверждала она. Фотография подтверждает вашу связь с местами и объектами, которые до этого были далекими, и делает мир меньше.

Как бы иронично это ни звучало, но «собирать мир» может также значить «терять его». «Фотография как подтверждает определенный опыт, так и ограничивает его. Весь свой отпуск мы ищем фотогеничные места, чтобы превратить впечатления в снимок, сувенир», – писала Зонтаг.

Некоторые недавние исследования поддерживают эту идею. Согласно одному из них, когда мы делаем фотографию объекта, нам сложнее его запомнить. Другое исследование показало, что посетители музеев быстрее забывают информацию об экспонатах, если они снимают их на камеру. И все же фотография – беспристрастная технология, как и любая другая.

Возможно, проблема не в инструменте, а в том, как мы его используем. Большинство туристов никогда не будут исследователями в традиционном смысле этого слова, но мы все еще можем серьезно взаимодействовать с объектами, находящимися перед нашими глазами – и камера, и, вероятно, приложения вроде Explorest могут нам в этом помочь. Йонас Ларсен, профессор мобильности в Университете Роскилле, изучал поведение туристов у достопримечательностей в Дании. В то время как некоторые делали снимок и торопливо уходили, другие останавливались на некоторое время и рассматривали детали. «Фотография может сделать впечатления более устойчивыми», – говорит он.

Это кажется правдой. На одной из школьных экскурсий в Италии я немного отстала от группы и останавливалась через каждые несколько шагов, чтобы сделать снимок. Это помогло мне увидеть все глубже и обратить внимание на детали.

Ахиезер А. Россия - критика исторического опыта

формат pdf, htm
размер 17.84 МБ
добавлен 25 февраля 2011 г.

В книге А. С. Ахиезера "Россия: критика исторического опыта" сделана попытка создать масштабную научную теорию, где дано последовательное, системное, достаточно полное описание социокультурных механизмов динамики российского общества, его исторического изменения. Автором предложен новый взгляд на социокультурные процессы развития общества. В отличие от традиционной и либеральной цивилизации, Ахиезер определяет российскую цивилизацию как промежут.

Сборник статей - Глобализированное общество

формат doc
размер 444.5 КБ
добавлен 12 апреля 2011 г.

В сборник включены статьи следующих авторов: Деррида Ж. Глобализация, мир и космополитизм // Космополис № 2 (8), М. , 2004, с. 125-140. Ольшанский Дмитрий. Глобализация и реальность Жака Деррида// Космополис № 2 (8), М. , 2004, с. 140-146. Иноземцев В. Л. Вестернизация как глобализация и "глобализация" как американизация // Вопросы философии. 2004 №4 Прозерский В. В. Глобализационные процессы в истории культуры: В книге Глобализация и культура.

Главева А.Г. Традиционная японская культура: Специфика мировосприятия

формат pdf
размер 24.42 МБ
добавлен 31 августа 2011 г.

М.: Вост. лит., 2003.— 264 с. В основу исследования, осуществленного на письменных источниках (исторических хрониках, художественных, в том числе поэтических, произведениях, буддийских философских трактатах) положено фундаментальное для культуры Японии понятие «взгляд». Именно взгляд актуализирует ту систему ценностей, символов и ритуалов, которая наиболее полно соответствует потребностям японского культурного организма в различные исторические.

Урри Дж. Мобильности

Раздел: Социальная структура и стратификация → Социальная мобильность

Дж урри взгляд туриста

Чужой компьютер

Просмотр темы 28

Социология туризма

Чтобы не разбрасывать отдельные материалы по стене, буду централизованно вывешивать материалы в этой теме. Здесь же можете задавать вопросы, возникающие в процессе изучения курса "социология туризма".

Островская Б.П., Рудой В.И. (ред.) Буддийский взгляд на мир

формат pdf
размер 25.43 МБ
добавлен 06 августа 2010 г.

Монография. СПб, 1994 Буддийская культура - органичная составляющая евразийского духовного пространства, и в этом отношении интерес российского читателя к письменным памятникам данной культуры закономерен. Книга "Буддийский взгляд на мир" представляет читателю, заинтересованному в глубинном изучении буддийской культуры, результаты современных исследований, выполненных в СПбФ ИВ РАН. Исследования выполнены на оригинальном материале письменных па.

Брендинг территорий. Лучшие мировые практики.

В своей книге Тhе Тоurist Gаzе [262] британский социолог Урри развил теорию, объясняющую, почему в поисках удовольствия люди путешествуют и отчего ездят в определенные места. Урри доказывает, что туризм предполагает поездку куда-либо в поисках зрительных впечатлений, которых мы обычно не получаем дома или на работе. Основное занятие туристов – «глядеть на знаки»: они смотрят на достопримечательности данного места – знаменитый собор, прекрасный вид и т. д. Возьмем, к примеру, Нью-Йорк: большинство посетителей хотят увидеть статую Свободы, Уолл-стрит и район Маленькая Италия. Обычно, становясь туристами, мы смотрим не на то, что интересует местных жителей; мы обретаем «взгляд туриста».

Интерес к тем или иным местам, как правило, не случаен. «Взгляд туриста» зависит от общества и формируется им. Китайские туристы, например, предпочитают небоскребы Франкфурта-на-Майне античному наследию Рима – европейцам это кажется непонятным [121]. Американцы же по собственному почину никогда не поедут смотреть на итальянский город Пиза и его знаменитую падающую башню. Если они и сделают это, то лишь потому, что через огромное количество медиаканалов им в головы вложили эту мысль и развили «взгляд туриста». Путеводители, газетные статьи, упоминания и рассказы в журналах, рекламные брошюры, документальные фильмы, открытки, сайты и блоги позволяют нам сформировать представление о том, чего ожидать от поездки в то или иное место. По мнению Урри, и туристами, и достопримечательностями манипулируют: «взгляд туриста» падает именно на те особенности места, которые уже были предугаданы. Или, как он утверждает: «Когда люди видят двух целующихся людей в Париже, они глядят на “вечный, романтичный Париж”» [262, с. 3].

Эта теория подтверждена развитием массового туризма, начавшимся во второй половине ХIХ века. Сразу после своего изобретения фотография стала спутником туриста. В это же время появились организованные туры и туристические гиды. Развитие туризма тесно связано с появлением фотографии. Фотографирование превратило виды в достопримечательности: туристы начали посещать церкви не для молитвы, а чтобы пофотографировать [159]. Такая «сакрализация видов» стала двигателем туризма. Чтобы соответствовать ожиданиям приезжающих, туристическая индустрия многих городов начала производить массу «псевдоподлинных приманок» [201]. Такие голландские города, как Дельфт и Гауда, возрождают стереотипы «подлинной Голландии», и «придуманы» места, события и сувениры, позволяющие иностранным туристам ощутить ее.

Урри – социолог и не разрабатывал свою теорию в контексте брендинга городов. Однако тем городам, которые стремятся создать собственный имидж и привлечь гостей, не стоит забывать о таком явлении, как «взгляд туриста». В конце концов, если мы отправляемся в основном в те места, которые видели на фотографиях, почему бы городу при создании своего бренда не заняться их распространением? Более того, города вольны обращать внимание туристов именно на те из своих знаковых мест, на которые пожелают. Это позволяет создателям бренда города управлять взглядом потенциальных туристов. С этой точки зрения брендинг города – отличный инструмент для создания «взгляда туриста». Города не обязаны предлагать что-то реальное и подлинное. Достаточно убедиться, что они готовы представить нечто напоминающее те образы, которые были использованы при создании бренда. Конечно, такой подход крайне прагматичен. Его с полным правом можно критиковать по историческим и социокультурным причинам [180]. Но при этом он дает надежду на посещение любого места, даже если оно не может предложить ничего особенного. Яркий тому пример – город Устад на юге Швеции. Здесь снимается детективный телесериал «Уолландер», и горожане пользуются этим, организуя «туры Уолландера». Испанская деревушка Буньоль также заслужила свою репутацию благодаря очень зрелищной приманке. Здесь на ежегодном фестивале помидоров жители забрасывают ими друг друга, полностью раскрашивая улицы в красный цвет.

Делюмо Ж. Цивилизация Возрождения

формат pdf
размер 5.19 МБ
добавлен 04 сентября 2010 г.

Пер. с франц. И. Эльфонд. — Екатеринбург: У-Фактория, 2006. — 720 с. (Серия «Великие цивилизации»). Книга одного из самых известных французских историков выражает современный взгляд на эпоху Возрождения, соединенную многочисленными нитями с предшествующими столетиями и удивительным образом предваряющую наше время. В эту эпоху впервые на передний план выдвигается личность, женщина, ребенок, образование, финансы, религия и искусство. Огромная энерг.

Зима Н.А. Глобализация культуры и специфика ее проявления в России

формат pdf
размер 1010.13 КБ
добавлен 26 марта 2011 г.

- Ставрополь, - СГУ, - 2005, – 175 стр. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филолософских наук. Специальность: 09.00.13 - Религиоведение, философская антропология и философия культуры. Научный руководитель -доктор философских наук, профессор В. И. Каширин. Аннотация. Объектом диссертационного исследования является глобализация культуры в современном мире. Предметом исследования выступает динамика и факторы социокультурных глобали.

Дж урри взгляд туриста

(Рец. на кн. Ent-Grenzen / За пределами: Интеллектуальная эмиграция в русской культуре XX века. Frankfurt am Main, 2006)

ENT-GRENZEN / ЗА ПРЕДЕЛАМИ: Интеллектуальная эмиграция в русской культуре ХХ века: Сб. трудов / Под ред. Л. Бугаевой и Е. Хаусбахер. — Frankfurt am Main a.o.: Peter Lang, 2006. — 220 s.

“За пределом” (жизни, разума, закона, обычая) по-русски означает локус трансценденции, подразумевая не столько умозрительное, сколько некое “фактическое” пребывание “по ту сторону”, собственно ино бытие . Множественное число в русскоязычной части названия сборника, посвященного новому осмыслению феномена эмиграции, указывает, во-первых, на то, что (в сегодняшней культуре) не существует единственной и “последней” границы, отделяющей что-то важное от чего-то сверхважного. Напротив, таких границ множество, как и случаев их пересечения. “Пределы” в книге фигурируют, таким образом, как в метафизическом, так и в географическом понимании с учетом всех посредующих (геополитического, социального, психологического, эстетического, повседневного) профилей этой проблемы. Во-вторых, множественное число в названии книги свидетельствует о стремлении исследователей помыслить культурный опыт вне “пределов”, однако не в смысле обретения универсальной метапозиции по отношению к различным идентичностям и даже не в смысле концептуализации 1 самого понятия “предела” и опыта “трансгрессии”, хорошо известной по работам Батая, Бланшо, Фуко и др., но в смысле исследования многообразия современных практик существования “in between”, между культурами, “мобильности “живущего на границе”” (с. 17). Кажется, немецкая версия названия сборника (“Ent-Grenzen”), помимо значения “Ent-” как “удаления, расстояния” (Entfernung), “отчуждения” (Entfremdung), в отличие от русского “За пределами”, кроме субстантивного, передает еще глагольное значение и отчасти содержит в себе семантику действия — стирания, устранения границ, постановки их под вопрос, одновременно подтверждающей значимость “опыта-предела” (Бланшо) и деабсолютизирующей всякую “предельность” и “пограничность”, что как раз корреспондирует с практиками сегодняшней подвижности относительно “пределов”.

Сборник включает материалы конференции “Интеллектуальная эмиграция в русской культуре ХХ века”, состоявшейся в 2005 году в Зальцбурге. Книга двуязычна: часть статей написана по-немецки, часть — по-русски. Тематика весьма разнообразна: в книге обсуждаются как традиционные для исследований по эмиграции сюжеты (творчество Набокова, история трех волн русской эмиграции, русско-еврейская литература), так и новые проблемы (“внутренняя эмиграция” и эмиграция внешняя как конкурентные культурные поля; эмиграция в соотношении с такими понятиями, как экспатриация и диаспора, отчуждение и остранение, маргинальность, изгнание и “вписывание” в новую культуру). Почти все авторы стремятся к построению своего рода “теории” интеллектуальной эмиграции, зачастую опираясь на разработки так называемых постколониальных исследований.

Наиболее теоретичны в этом смысле, пожалуй, тексты редакторов сборника — Л. Бугаевой , перу которой принадлежат две опубликованные в книге статьи, и Е. Хаусбахер. В статье “Мифология эмиграции: геополитика и поэтика” Любовь Бугаева встраивает фигуру эмигранта в систему понятий, актуальных сегодня для исследований мировой мобильности. Их список сводится, с ее точки зрения, к четырем, если так можно выразиться, “гештальтам”: собственно эмигранта, экспатрианта, номада и туриста. Для первых двух пересечение границ является особенно травматичным и сопровождается “меланхолическим чувством” (по Фрейду), они претерпевают своего рода лиминальные испытания, переход к новой идентичности. По мнению исследовательницы, для современных писателей диаспоры (таких как М. Шишкин, М. Рыбакова, А. Лебедев, Н. Малаховская), в отличие от многих эмигрантов середины века, характерна не столько маргинальная безместность, сколько стратегия “вписывания” в новое культурное поле.

В этом контексте, хотя и несколько нарушая композицию сборника 2 , следует отметить интересную статью Сибиллы Риглер “Unsettling Lolita: Экранизация Лайна и роман Набокова”, где автор, исследуя киноязык “Лолиты” Эдриана Лайна, интерпретирует набоковского героя именно как маргинала и аутсайдера, сексуальные “трансгрессии” которого являются следствием, а не причиной его асоциального бытия-на-границе. Road movie, снятый Лайном, хорошо передает непрерывное движение и “безместность” Гумберта, “интеллектуального эмигранта”, фигура которого выступает связующей между изгнанниками “высокой” эмиграции и современными людьми гибридных культур.

В статье Николая Богомолова “Взаимоотношения между волнами эмиграции как культурная проблема” представлен дифференцирующий и эволюционный взгляд на русскую эмигрантскую культуру ХХ в. Исследователь настаивает на социально-культурной множественности форм русской эмиграции и утверждает, что современный этап ее изучения взыскует перехода от генерализации к анализу “чрезвычайно неоднородного материала, пока что с немалым трудом поддающегося структурированию” (с. 38). Любопытны наблюдения ученого, анализирующего, в частности, рецепцию представителями первой волны трудов позднейших эмигрантов из Советской России: применяя к культурной продукции второй и третьей волн стандарты первой, в лучших своих образцах ориентированной на сохранение непрерывности традиций русской культуры, Н. Богомолов отмечает, что эмиграция как феномен претерпела серьезную трансформацию, ибо в пространстве “русского зарубежья” “все больше и больше культура как органическое целое переставала существовать” (с. 37). Это, в свою очередь, соответствует эволюции самой идеи культурного творчества в изгнании.

Тема переосмысления понятия “изгнания” в культурном процессе ХХ века глубоко анализируется Евой Хаусбахер в статье “Exil und Literatur. Zu V. Nabokovs “The Real Life of Sebastian Knight””. Исследовательница рассматривает двоякую оценку эмигрантского опыта в работах Теодора В. Адорно (“Minima Moralia”, 1951), писавшего о травматизме изгнания, но и подчеркивавшего значимость его как фактора и даже источника интеллектуальной свободы. Эту идею развивают теоретики постколониализма (Эдвард Саид, Хоми Баба, Гаятри Спивак), осмысляя опыт перемещения как продуктивную силу (с. 89). Опираясь на интерпретацию изгнания как (метафорическую и символическую) категорию текста, Э. Хаусбахер исследует то, как авторский опыт эмиграции преломляется в метафорической конструкции набоковского романа “Истинная жизнь Себастьяна Найта”, реализуя одну из версий “межкультурного бытия” (das “Zwischen-den-Kulturen-Sein”), находящегося в центре внимания все тех же постколониальных штудий.

Два современных писателя-эмигранта, Андрей Лебедев (Франция) и Михаил Шишкин (Швейцария), представили в сборнике свои авторефлексивные тексты об эмиграции. Позиции их различны. А. Лебедев в эссе “Тот, кто в маслине: Писатель диаспоры, или Жизнь после смерти. Инвентаризация-2”, различая собственно эмигрантскую, иммигрантскую и диаспорную литературы, наиболее продуктивной считает последнюю, расположенную на границе двух культур и работающую “и на культуру метрополии, и на культуру аборигенов” (с. 74—75). Впрочем, свой переход на французский язык писатель интерпретирует как отказ от оказавшегося утопическим “опыта двукультурья”. Однако и этот переход он осмысляет как обогащающий и перспективный для себя. М. Шишкин в статье “Возвращение на родину” представляет свое эмигрантское литературное поприще менее драматично: он не считает себя оторванным от России и, в отличие от А. Лебедева, установление связи между западной литературой и “человечностью русского пера” (с. 214) полагает осуществимым. Исповедальные рефлексии двух писателей прекрасно дополняет анализ романа Шишкина “Венерин волос”, проделанный Л. Бугаевой в статье “”Воскрешение плоти”: Михаил Шишкин”. Исследовательница читает роман как философский палимпсест трактатов Августина: “”Венерин волос” — воплощение в словесной форме всех трех этапов человеческого пути в интерпретации Августина” (с. 205) — бытия, познания и любви.

Странничество, скитальчество как обширная культурная практика является одним из следствий иссякания истории, когда, как пишет И.П. Смирнов, культура “более не в состоянии найти в том, что ей предшествовало, ни позитивного, ни негативного начала, когда она попадает в нулевую точку на диахронической оси” 4 . К эпохе “постистории” (пусть это звучит парадоксально) принадлежат и исследуемые в рецензируемом сборнике явления. В эту эпоху (что, впрочем, встречалось и раньше) homo viator “достигает своего максимума, превосходя мигрантов и эмигрантов, туристов и паломников” 5 . В этом смысле “интеллектуальная эмиграция”, анализируемая в книге, перерастает каждую из своих форм — реальную или метафорическую. Для странничества характерна стратегия трансцендирования и ускользания от всякой идентичности, стремление “попасть из преходящего и ложного в бытийную длительность — в темпоральность как таковую” 6 , самоуглубление и авторефлексия. “Интеллектуальный эмигрант”, “домом” которого нередко становится само литературное письмо (с. 16), вероятно, является модификацией странника, предстающего, например, в облике бродячего философа (скитальчество Григория Сковороды, ассоциировавшего бродяжничество с сократовским предписанием “Познай самого себя!”; странничество ницшевского Заратустры; максима Хайдеггера “Der Mensch ist das Weg”, которого, однако, Э. Левинас упрекал в излишней “оседлости” мышления…). “Безместность” Гумберта-писателя, проанализированная в сборнике, и подчеркнутая “бездомность” самого Набокова на склоне лет — яркая иллюстрация этой взаимосвязи. Интересно также, как отмеченная И.П. Смирновым “двутелесность” странствующего субъекта согласуется, например, с исследуемыми Евой Хаусбахер мотивами удвоения времени, места и “я” у того же Набокова или с соображением Андрея Лебедева о “двух жизнях”, проживаемых писателем, переходящим на другой язык. Девиз Дугина “Все в тобi! — В тобi, Русь, в тобi, жизнь, в тобi, Бог, в тобi, власть…”, обращенный к эмигрантам-во-времени, хранящим в себе “Священную Родину”, воплощает “архаизирующую тенденцию” 7 сегодняшнего странничества. “Воскрешение плоти”, “перевод людей-историй на язык бессмертия” (с. 211) в романе Шишкина, вероятно, не случайно столь созвучно стремлению древнерусских “калик” “сопережить Фаворское чудо, спиритуализацию тленной плоти” 8 .

В современном скитальческом мире культ номадов, распространенный в предреволюционной России и предвосхитивший, по некоторым оценкам, то же евразийство 9 , после подавления страннической культуры Советским государством “встречается” во второй половине ХХ века не только с “бродяжим духом” хиппи и теорией “номадизма” Делёза—Гваттари, но и с внетеоретическим (но не внекультурным) опытом бесчисленных мигрантов. Кажется, современным странником движет не столько постисторическая “детерриториализация”, сколько преисторическая “первосубъектность”, воля к возрождению “абсолютного почина” 10 мира и истории.

Понятие “эмиграция”, кажется, не вполне устраивает авторов сборника. С одной стороны, этот термин получает очень широкое значение (большинство исследователей солидаризуется с понятием “интеллектуальной эмиграции” Саида, далеко ушедшего от обыденного смысла слова “эмиграция”). С другой стороны, содержание понятия мулитиплицируется и встраивается в ряд близких явлений, связанных с культурой современной мобильности (диаспора, экспатриация, иммиграция, номадизм, туризм). В возможности непроблематично подвести под одну рубрику различные по генезису и по роли в культуре явления сомневается Н. Богомолов. Серьезно меняет оптику подход М. Берга: эмиграция (как внутренняя, так и внешняя) берется им не столько как утрата и изгнание, сколько как одна из сфер стяжания символического капитала.

Л. Бугаева, сопоставляя мотивации эмигранта/экспатрианта с фигурой туриста, фиксирует некую дефицитарность, “нехватку”, становящуюся движущей силой того и другого. Разница в том, что эмигрант, изгнанник теряет Родину, что чревато меланхолией, вызванной утратой “любимого объекта”, то есть его “нехватка” относится к прошлому; турист же ищет в посещаемых местах “наиболее достоверного, аутентичного” (с. 54), то есть его “лишение” связано с будущим. Показательно, что предполагаемая компенсация этой “нехватки” располагается не во времени, а в пространстве: “С эмигрантом туриста-путешественника сближает вера в существование где-то в географическом пространстве некоего подобия Ultima Thule — идеального острова, которого он лишен “здесь и сейчас”” (с. 55). Однако “взгляд туриста” в эпоху “глобального туризма”, стремящегося “непосредственно присутствовать где-либо”, лицезреть подлинное “живое” событие 11 , может оборачиваться ожиданием “найти в местах своего пребывания все то, о чем он уже заранее знал <…>, т.е. свое собственное воображаемое, переведенное в материал” 12 . Разочарование и “омраченность”, настигающая туриста в момент или сразу после созерцания вожделенного места, объекта или события и побуждающая к дальнейшим путешествиям, — не что иное, как изнанка той же “нехватки”, связанной, согласно А. Кожеву, интерпретировавшему гегелевский концепт “желания”, с действием отрицания, негации, характеризующим самосознание. ““Омраченность” <…> есть реакция на упразднение фантазма и скрытое отрицание реальности места, которое питало сам фантазм…” 13 Фантазм “не-места”, образ пространства, к которому хочется приобщиться, определяющий движение путешественника, “защищает” его сознание от реальности этого пространства, “сохраняет форму события, не давая ему свершиться” 14 . В этом смысле “нехватка”, ведущая по миру эмигранта и туриста, есть общеантропологическая установка человека ХХ столетия, возникшая на излете эпохи модерна. Это “второе пришествие” апофатики, на сей раз по большей части секуляризованной, “негативная антропология”, приведшая в тоталитарных культурах к упразднению субъекта. Здесь не место об этом распространяться, но надо сказать, что данная парадигма сыграла существенную роль для образа эмиграции, сложившегося в ХХ веке.

Постколониализм, ставший методологической основой большинства работ обсуждаемого сборника, если его представить в качестве некой идеологии, предполагает изживание как упомянутой “нехватки”, негативно постулирующей — повсюду и нигде — трансцендентный “центр” (“не-место”), так и постмодернистского “номадизма”, утверждающего тотальную маргинальность и периферийность 15 . Это значит, что трансформация объекта исследования диктует способ трансформации самого метода. Не случайно, к примеру, Л. Бугаева полагает, что эмиграция как таковая ассоциируется скорее с литературным модернизмом (добавлю: и с уходящим модерном вообще), диаспора же находится, по ее мнению, на пересечении теорий постструктурализма и postcolonial studies. То есть метод имманентен объекту и выступает как симптом культуры конца ХХ — начала ХХI столетия, ориентированной на различные формы глобальной мобильности. Это делает органичным соседство текстов писателей и их исследователей под одной обложкой и то, что писатели сами — и весьма успешно — заняты исследованиями (М. Берг, А. Лебедев).

Хочется заметить, что означенная органичность объекта и метода нашла и чисто лингвистическое выражение в книге. Обилие макаронических компонентов речи выводит дискутируемую проблематику на новый уровень: сборник не просто двуязычен (что могло означать его ориентацию на немецкоязычную славистическую аудиторию), он подразумевает достаточно неопределенную языковую идентичность читателя, которому приходится читать тексты и цитаты по-русски, по-немецки, по-французски и по-английски без перевода, потому что ни один из языков и, соответственно, культурных ареалов не взят в качестве точки отсчета, а один язык проникает в другой, как, например, англоязычные определение и сказуемое в такой типичной для сборника фразе: “Гумберт Гумберт не только сам ведет unsettled жизнь, но и unsettles Лолиту”. Что это, как не лингвистическое воплощение “гибридности” des “Zwischen-den-Kulturen-Seins”?

2) Сборник состоит из четырех разделов, имеющих немецкоязычные заглавия и посвященных: русской эмиграции, “отчуждению” как литературному феномену, корреляции понятий эмиграции и маргинальности, творчеству современного романиста Михаила Шишкина, живущего в Швейцарии.

3) Зиник З. Эмиграция как прием // Синтаксис. 1983. № 11. С. 197. (Цитирую по статье У. Ланге.)

4) Смирнов И.П. Генезис: Философские очерки по социокультурной начинательности. СПб., 2006. С. 237.

7) Смирнов И.П. Указ. соч. С. 245.

10) Смирнов И.П. Указ. соч. С. 245.

11) См.: Urry J. The Tourist Gaze. London, 1990; Idem . Consuming Places. London, 1995; Урри Дж. Взгляд туриста и глобализация // Массовая культура: современные западные исследования. М., 2005.

12) Подорога В. Культура и реальность: Заметки на полях // Массовая культура: современные западные исследования. С. 325.

13) Подорога В. Указ. соч. С. 327.

15) См. также: Смирнов И.П. О метапозиции. Провинция // Звезда. 2003. № 11.

Смотри также

Дж урри взгляд туриста

Игорь П. Смирнов «Почему в России нет бестселлерных романов?»

«книги / рецензии / русская литература»

экспертиза

Елена Гальцова «Плоское письмо Мишеля Уэльбека»

искусство

«книги / рецензии / искусство / музыка»

чтение с экрана

философия

personalia

Олеся Туркина «R/B»

«книги / рецензии / философия»

история

экспертиза

Алексей Бессуднов «Лениниана сегодня»

тенденции

«книги / рецензии / история»

филология / критика /

«книги / рецензии / лингвистика / литературоведение / эссеистика»

социология / масскульт /

досье

Вера Зверева «Взгляд социолога: Джон Урри»

Джон Урри «Взгляд туриста и глобализация»

«книги / рецензии / реклама»

книги / рецензии номера

Алексей Пензин «Пьер Бурдье. Политическая онтология Мартина Хайдеггера»

Роберт Дарнтон «Великое кошачье побоище»

Ольга Рогинская «Ольга Демидова. Метаморфозы в изгнании»

Виталий Куренной «К. Г. Доусон. Боги революции»

Елена Фанайлова «М. Золотоносов, Н. Кононов. З/К, или Вивисекция»

Валерий Шубинский «Коллекция. Петербургская проза. 1960-е»

Владимир Сальников «Место Печати, № XIV»

Григорий Амелин, Валентина Мордерер «Л. Г. Панова. «Мир», «пространство», «время» в поэзии Осипа Мандельштама»

Алексей Бессуднов «Роберт Пейн. Ленин. Жизнь и смерть»

Алексей Бессуднов «Владимир Поцелуев. Ленин»

Владислав Софронов-Антомони «Рюдигер Сафрански. Хайдеггер»

Алексей Бессуднов «Роберт Сервис. Ленин»

Дмитрий Комаров «Татьяна Толстая. Круг; Ночь»

Елена Гальцова «Мишель Уэльбек. Лансароте; Мир как супермаркет; Платформа»

Оксана Тимофеева «С. Л. Фокин. Философ-вне-себя. Жорж Батай»

Александр Дмитриев, Ирина Стаф «Роже Шартье. Культурные истоки Французской революции»

Татьяна Быстрова, Роман Войтехович «Ирина Шевеленко. Литературный путь Цветаевой»

Урри Дж. Взгляд туриста и глобализация

Статья. Опубликована в журнале "Массовая культура: современные западные исследования".- М.: Фонд научных исследований «Прагматика культуры». 2005. С. 136-150.

Подзаголовки:
Туризм и глобальное
Воплощая взгляд
Мобильный мир

Смотрите также

Зима Н.А. Глобализация культуры и специфика ее проявления в России

формат doc
размер 1.33 МБ
добавлен 26 марта 2011 г.

Шартье Р. Письменная культура и общество

формат pdf
размер 2.1 МБ
добавлен 20 января 2011 г.

Пер. с фр. и послесл. И. К. Стаф М.: Новое издательство, 2006. — 272 с. — (А) ISBN 5-98379-052-8 Как на протяжении столетий менялось содержание таких привычных и, на первый взгляд, неизменных понятий, как «автор», «произведение», «книга», «чтение», «библиотека»? И действительно ли мы переживаем конец «эпохи Гутенберга»? На эти и другие вопросы отвечает книга одного из крупнейших современных французских историков Роже Шартье, посвященная эволюции.

Хрустов Г.Ф., Шестопал А.В. Перспективы цивилизации. Философские проблемы

формат doc
размер 16 МБ
добавлен 11 апреля 2010 г.

Перспективы цивилизации. Философские проблемы; Сборник ста-П26 тей / Под общ. ред. проф. Г. Ф. Хрустова, проф. А. В. Шестопала. — М.: МГИМО(У) МИД России, 2009. - 588 с. В книге рассматриваются актуальные вопросы современных цивилизационных процессов с точки зрения их глобального единства и многообразия на региональном и национальном уровнях. Это учебное пособие рассчитано на магистрантов и аспирантов МГИМО и других вузов, специализирующихся по п.

Урри Дж. Взгляд туриста и глобализация

Сборник статей. — Массовая культура: современные западные исследования. — М.: Фонд научных исследований «Прагматика культуры», 2005. — С. 136-150.

Подзаголовки:
Туризм и глобальное
Воплощая взгляд
Мобильный мир

Узнайте сколько стоит уникальная работа конкретно по Вашей теме:

«Турист как рыбка в аквариуме — не понимает, где находится»

Мобильность стала ценностью — люди активно путешествуют, изучают свою страну и ездят за рубеж. О том, как туризм стал массовым явлением и чем это обернулось для местных сообществ, рассказывает профессор, заведующий кафедрой общей социологии НИУ ВШЭ Никита Покровский.

HBR Россия: Вы исследовали туризм как социальное явление, издали учебник, но сами туристом никогда не были. Почему?

Покровский: Такой вот парадокс. В отличие от многих других людей, я туризм не люблю, и дело не в отсутствии возможностей. По миру и по России передвигаюсь с сугубо научными и деловыми целями, в этих поездках параллельно знакомлюсь с городами и странами, но никогда не ездил просто для того, чтобы провести свободное время. В молодости я ухаживал за девушкой, в какой-то момент познакомился с ее мамой, которая только что вернулась из турпоездки во Францию. И в разговоре деликатно усомнился, стоит ли посещать Лувр без обстоятельной подготовки. С девушкой мы расстались, но я еще раз убедился, что мне чуждо поверхностное туристическое знакомство с памятниками истории и культуры. Я сам из творческой семьи, к искусству отношусь серьезно — на мой взгляд, историю произведений надо изучать, вникать в них. В Париж много лет назад впервые приехал на научное мероприятие. Бродил по легендарным местам: набережная Сены, Монмартр, Елисейские поля, но не испытал какого-то благоговения. И не испытываю желания посетить эти места вновь, для себя. Хотя для других людей это, наверное, мечта, как в поговорке, «увидеть Париж и умереть».

Иными словами, туристические поездки ограничивают взгляд человека на мир, а не расширяют его?

Туризм искажает мир. Сошлюсь на работы известного английского социолога Джона Урри — он исследует «потребление мест», одной из форм которого является туризм. В своей книге «Взгляд туриста» Урри отметил, что мы наблюдаем величайшие в истории перемещения людей через границы. В результате отношения между обществами на земном шаре опосредованы потоками туристов, и одно за другим места изменяются, чтобы их принимать. Туризм превращает города и села в туристические объекты, а бесконечный поток людей трансформирует реальность. Вам кажется, например, что вы живете в Москве, а на самом деле в городе, созданном для гостей. Для них его украшают, продумывают освещение, разные развлечения.

Россия сейчас находится на 16-м месте среди самых посещаемых стран в рейтинге Всемирной туристской организации, но планирует войти в десятку. И мне интересно наблюдать, как трансформируются объекты, которые считаются сердцем нашей идентичности — Третьяковская галерея, консерватория и т. д. По сути, из «храмов культуры» эти институты превращаются в фабрики, которые зарабатывают деньги на произведениях искусства — везде магазины, бесконечные платные экскурсии и мастер-классы, в залах проводят светские мероприятия. С одной стороны, исторические ценности нужно поддерживать. Но есть и обратная сторона. Не хочу показаться брюзгой, но, на мой взгляд, эти объекты потеряли сакральность. Раньше общение с картинами было личным открытием — Достоевский описывал, как он увидел «Сикстинскую Мадонну» Рафаэля в Дрезденской галерее, какое это произвело на него впечатление. А в последние годы мы лишились прямого контакта с шедеврами, в Сикстинской капелле и в других местах толпы. Сотни посетителей делают селфи. На мой взгляд, это не общение с шедеврами, а некая иная форма деятельности — потребление визуального контента и его присвоение посредством фотографирования «на фоне».

Восточная Европа: Национальные культуры в контексте глобализации и интеграции

формат rtf
размер 160.47 КБ
добавлен 23 октября 2010 г.

Восточная Европа: Национальные культуры в контексте глобализации и интеграции: Сб. обзоров и реф. / РАН. ИНИОН. Центр науч. -информ. исслед. глобал. и регион. проблем; Редкол.: Игрицкий Ю. И. (отв. ред. ) и др. - М. , 2005. - 132с. Сборник посвящен проблемам, с которыми сталкивается развитие национальных культур посткоммунистических стран Центрально-Восточной и Юго-Восточной Европы в условиях снижения регулирующей роли государства, рыночной экон.

Читайте также: