Бродский русский глаз отдохнет на эстонском шпиле

Обновлено: 09.01.2025

Я всегда твердил, что судьба - игра. Что зачем нам рыба, раз есть икра. Что готический стиль победит, как школа, как способность торчать, избежав укола. Я сижу у окна. За окном осина. Я любил немногих. Однако - сильно. Я считал, что лес - только часть полена. Что зачем вся дева, если есть колено. Что, устав от поднятой веком пыли, русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле. Я сижу у окна. Я помыл посуду. Я был счастлив здесь, и уже не буду. Я писал, что в лампочке - ужас пола. Что любовь, как акт, лишина глагола. Что не знал Эвклид, что сходя на конус, вещь обретает не ноль, но Хронос. Я сижу у окна. Вспоминаю юность. Улыбнусь порою, порой отплюнусь. Я сказал, что лист разрушает почку. И что семя, упавши в дурную почву, не дает побега; что луг с поляной есть пример рукоблудья, в Природе данный. Я сижу у окна, обхватив колени, в обществе собственной грузной тени. Моя песня была лишина мотива, но зато её хором не спеть. Не диво, что в награду мне за такие речи своих ног никто не кладёт на плечи. Я сижу в темноте; как скорый, море гремит за волнистой шторой. Гражданин второсортной эпохи, гордо признаю я товаром второго сорта свои лучшие мысли, и дням грядущим я дарю их, как опыт борьбы с удушьем. Я сижу в темноте. И она не хуже в комнате, чем темнота снаружи.

Добавить в избранное

Оцените, пожалуйста, это стихотворение.
Помогите другим читателям найти лучшие произведения.

О применении стихов.

" Лазил в телефон? Давай теперь прочти нам какое нибудь стихотворение из классики, да так чтоб с выражением, как в театре, а мы послушаем!"

На тренинге было человек 20-25 и они разразились ободряющими аплодисментами. Я был чрезвычайно зол и решил - будет тебе Танечка стишок с выражением! Перехватил ее руку за запястье, другой рукой ухватил за попу, притянул ближе к себе и громко, с выражением, прочел прямо над ухом отрывок из писем римскому другу:

"Этот ливень переждать с тобой, гетера,

я согласен, но давай-ка без торговли:

брать сестерций с покрывающего тела --

все равно что дранку требовать от кровли.

Протекаю, говоришь? Но где же лужа?

Чтобы лужу оставлял я -- не бывало.

Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,

он и будет протекать на покрывало."

После этого сел на место. Таня с минуту еще постояла, и надо отдать ей должное, взяла себя в руки и кое-как довела тренинг до конца. После этого я вернулся из командировки домой и её больше никогда не видел.

Недавно в сети мне попался арт (он иллюстрирует данный пост) с девушкой внешне похожей на тренера именно в тот момент. Меня заела совесть и я решил написать эту историю. Татьяна, прости пожалуйста, я не хотел тебя обидеть.

Я всегда твердил, что судьба — игра.

Я всегда твердил, что судьба — игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако — сильно.
Я считал, что лес — только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке — ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не даёт побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,
но зато её хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладёт на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.

Я не литературовед, не критик, терминами не владею и даже в творчестве и биографии Бродского разбираюсь не ахти. Анализирую только одно конкретное произведение. Если вам мои размышления покажутся очевидными, надуманными или, как в прошлый раз, кто-нибудь будет разоряться, что разбирать и анализировать — это святотатство, в таком случае — вы правы, всё так и есть.

• Часть I: "А Ларчик просто открывался. "

Помните басню Крылова "Ларчик"? Механик увидел в мастерской Ларчик с богатой отделкой и мысль пошла на опережение ума: отделка богата-заковыриста, значит Ларчик не простой, а с замком хитрым.

Вот за Ларец принялся он:
Вертит его со всех сторон
И голову свою ломает;
То гвоздик, то другой, то скобку пожимает.

Потел, потел; но, наконец, устал,
От Ларчика отстал
И, как открыть его, никак не догадался:
А Ларчик просто открывался.

Та же судьба постигла и "Я всегда твердил, что судьба игра. ". За всеми этими узорами, метафорами и мыслительными конструкциями литературоведы потеряли красную линию произведения. Попробуем же её извлечь.

Я прочитал несколько анализов на "Я всегда твердил, что судьба — игра. " и, на мой взгляд, все они буксуют на том, что раздёргивают произведение на кусочки, вкладывают в каждый лоскуток смысл и пытаются из этих пазлов собрать картину, а то что результат оказывается не цельным — "с миру по нитке"; шведский стол, а не блюдо — никого не волнует.

Я же попробую зайти с другой стороны: отмету все излишки, до предела упрощу и посмотрю, что получится.

• Часть II: Вступление. Тема первая.

Стих состоит из шести шестистрочных строф. Каждая строфа состоит из двух сквозных тем: первые четыре строчки охватывают философские, мировоззренческие конструкции Бродского (первая тема), в двух последних строках автор просто живёт (тема вторая), живёт в тишине, сам с собой.

Эти две темы идут противопоставляясь через весь стих. Как два русла реки текут параллельно друг другу. Да, противопоставление не явно, но оно есть.

Первая тема выстроена сначала как простое перечисление — "я считал. " "я сказал. ". Разбирать их не будем, поскольку они и важны здесь только в качестве "бухгалтерской книги", а под конец Бродский сам признаётся в их вторичности:

. гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли

Да, он гордится ими, несмотря на отсутствие стройности и связности,

Моя песня была лишена мотива,
но зато её хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладёт на плечи.

но главную ценность видит всё же не в самоценности, не в содержании, а как средство, этакий спиннер:

я дарю их как опыт борьбы с удушьем.

• Часть III: Тема вторая. Заключение.

Вторая тема каждый раз открывается одними и теми же словами

Я сижу у окна

подчёркиваю всю простоту и незамысловатость жизни. По содержанию мне это напоминает

попробуй съесть хоть одно яблоко
без вот этого своего вздоха
о современном обществе, больном наглухо,
о себе, у которого всё так плохо;

не думая, с этого ли ракурса
вы бы с ним выгоднее смотрелись,
не решая, всё ли тебе в нём нравится -
оно прелесть.

побудь с яблоком, с его зёрнами,
жемчужной мякотью, алым боком, -
а не дискутируя с иллюзорными
оппонентами о глубоком.

ну, как тебе естся? что тебе чувствуется?
как проходит минута твоей свободы?
как тебе прямое, без доли искусственности,
высказывание природы?

здорово тут, да? продравшись через преграды все,
видишь, сколько теряешь, живя в уме лишь.
да и какой тебе может даться любви и радости,
когда ты и яблока не умеешь.

Эти "я сижу у окна. " можно принять за одиночество, но я его здесь не чувствую, это просто течение жизни, парение над ней, если и одиночество, то умиротворяющее. В некоторых кругах сказали бы "здесь и сейчас".

В последних двух строчках темы встречаются и сливаются. Плавно и размеренно мы пришли к такому диогеновскому развитию второй темы и, одновременно, всего стиха.

Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.

Эти две строчки и есть красная линия, а их смысл, вытекающий из русла произведения.

Ну не знаю. Пусть будет что-то дзенновское ).

Найдены возможные дубликаты

Книжная лига

12K поста 57.3K подписчиков

Подписаться Добавить пост

Правила сообщества

Мы не тоталитаристы, здесь всегда рады новым людям и обсуждениям, где соблюдаются нормы приличия и взаимоуважения.

ВАЖНЫЕ ПРАВИЛА

При создании поста обязательно ставьте следующие теги:

Частое несоблюдение правил может в завлечь вас в игнор-лист сообщества, будьте осторожны.

3 года назад

"Рви меня изнутри. "

3 года назад

Вот еще со школы напрочь не понимал, нахрена нужна вся эта литературная аналитика. Ведь поэзия - это очень просто: читаешь - и тебе или нравится, или нет. Все.

Господа критики, вы, когда видите красивую женщину, тоже раскладываете все по полочкам?

раскрыть ветку 2 3 года назад

Для простоты буду объяснять на примере фильма, потому что принцип один и тот же, но так гораздо нагляднее (в стихах и, например, классике не всё так очевидно).

Казалось бы, зачем разбираться, нравится фильм - смотришь, не нравится - не смотришь. Но, лично у меня, если фильм нравится, возникает желание разобраться, почему герой поступил так, а не иначе, почему сказал именно это и таким образом, разбираешь мотивацию на части, причинно-следственные связи. Это помогает видеть произведение глубже, как там всё работает и что хотел сказать автор. И всегда оказывается, что в талантливых фильмах как в двигателе, каждая шестерёнка сцеплена с другими и все они работают на одно и имеют значение.

Не зря же на курсах режиссёров, сценаристов каждый фильм так дотошно разбирают на части, буквально, по кадрам. Или просто чтоб часы набрать, да студенты не болтались?

Так что буквально ваш вопрос звучит так: зачем понимать, если можно не понимать?

Отвечу честно, у меня на этот вопрос нет ответа, миллионы людей живут, ничего в этой жизни не понимая, ни о чём не задумываясь, и многие живут не плохо, а некоторые так даже очень хорошо.

раскрыть ветку 1 3 года назад Извините ) Наверное, для людей, занимающихся искусством профессионально, это действительно нужно. Все-таки я смотрю с позиции читателя/зрителя/слушателя, воспринимающего каждое произведение индивидуально.

Вот была у моей мамы музыкальная шкатулка, играющая полонез Огинского.

Однажды вечером, летом после 10-го класса, я разругался с любимой девочкой. Пришел домой и сидел у себя в комнате до глубокой ночи, думая о грустном и слушая мелодию из шкатулки.

Прошло много лет, были другие девушки, затем я женился и давно живу в счастливом браке. Свою школьную любовь встретил пару лет назад. Толстая, почти незнакомая тетка.

А полонез Огинского для меня и сейчас означает только одно: расставание с той девочкой из моей юности. Что бы о нем не писали искусствоведы.

9 месяцев назад

Все ваще просто: еврей ноет о своей непризнанной гениальности. Зарифмовал от скуки, хули ещё делать— посуду помыл, света нет. Денег, походу, тоже нет, иначе с чего б такая думка: " торчать, избежав укола"? И не надо высасывать сложности, там, где их нет.

3 года назад

Чего тут разбирать? Мужик сидит у окна и занимается рукоблудием. Весьма философски.

3 года назад

Текст песни Рэп - На столе были ноги

показать ещё 0 комментариев Похожие посты 4 года назад

Стихотворение

Показать полностью 1 2 года назад

О применении стихов.

"Этот ливень переждать с тобой, гетера,

я согласен, но давай-ка без торговли:

брать сестерций с покрывающего тела --

все равно что дранку требовать от кровли.

Протекаю, говоришь? Но где же лужа?

Чтобы лужу оставлял я -- не бывало.

Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,

он и будет протекать на покрывало."

Не парься, мама!

Мы с мамой на большом рейсовом автобусе едем в деревню, мне 10 лет.

Ехать далеко, и я читаю ей свои нелепые детские стихи. А она критикует: здесь хромает рифма, тут нет смысла, а тут ритма. И мне так обидно - она же ничего не понимает в поэзии!

И читаю я ей последнее.

Мама замолчала, взгляд её отяжелел.

-Мам, ты чего, так плохо?

-Linalynx, знаешь, даже если человек написал только одно это стихотворение за всю жизнь и больше ничего не сделал - он гений! Это гениально. Но нам с тобой срочно нужно к психиатру.

Такое мироощущение у ребёнка - страдание, одиночество, смерть. Это абсолютно ненормально!

-Не парься, мама. Это Бродский. -невозмутимо буркнула я.

4 года назад

"И, значит, остались только иллюзия и дорога". Стихи Иосифа Бродского

По словам самого Иосифа Александровича, стихи он начал писать в 18 лет. Однако можно найти и произведения, датированные 1956-57 годами, то есть созданные поэтом в 16-17-летнем возрасте. Среди них - стихотворение "Памятник Пушкину", громко заявившее о рождении нового таланта.

Памятник Пушкину

Пустой бульвар.
И пение метели.
Пустой бульвар.
И памятник поэту.
Пустой бульвар.
И пение метели.
И голова
опущена устало.

Уже в своей ранней лирике Иосиф Бродский демонстрирует виртуозное владение звукописью - повторы, ассонансы, аллитерации, анафоры. Вскоре именно музыкальность стиха станет своего рода визитной карточкой поэта.

Пилигримы

"Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигримов"
В. Шекспир

Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
. И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.

29 ноября 1963 года в газете "Вечерний Ленинград" появилась статья "Окололитературный трутень", призванная обличить "паразитический образ жизни" молодого поэта Бродского. Она и положила начало травле Иосифа Александровича, за которым последовал арест по обвинению в тунеядстве 13 февраля 1964 года, слушания в суде (законспектированные Фридой Вигдоровой тексты которых впоследствии вышли самиздатом и обрели огласку на Западе и в США) и ссылка в Коношский район Архангельской области, из которой, впрочем, был вызволен "мировой общественностью" (письма в защиту Бродского отправили Шостакович, Маршак, Чуковский, Паустовский, Твардовский, Герман и даже Сартр) уже через полтора года. С 1965 по 1972 год Бродский входил в состав профгруппы при Ленинградском отделении Союза писателей. Именно в это время появилось известное "письмо" - стихотворение, обращенное к поэту и литературоведу Льву Владимировичу Лосеву (настоящая фамилия - Лифшиц).

Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,
но зато ее хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.

В эмиграции Иосиф Александрович лично познакомился со своим кумиром Уистеном Оденом и, помимо творчества, посвятил себя переводам и преподавательской деятельности. Его ориентирами в поэзии по-прежнему оставались Цветаева, Мандельштам, Пастернак, Ахматова, Кавафис, Фрост и Рильке. Но восприимчивый к чужому слогу Бродский все же стремился создавать нечто оригинальное, ставя в своей творческой лаборатории все более смелые эксперименты с размерами и образами.

Только пепел знает, что значит сгореть дотла.
Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперед:
не все уносимо ветром, не все метла,
широко забирая по двору, подберет.
Мы останемся смятым окурком, плевком, в тени
под скамьей, куда угол проникнуть лучу не даст.
И слежимся в обнимку с грязью, считая дни,
в перегной, в осадок, в культурный пласт.
Замаравши совок, археолог разинет пасть
отрыгнуть; но его открытие прогремит
на весь мир, как зарытая в землю страсть,
как обратная версия пирамид.
"Падаль!" выдохнет он, обхватив живот,
но окажется дальше от нас, чем земля от птиц,
потому что падаль - свобода от клеток, свобода от
целого: апофеоз частиц.

1987 год принес Иосифу Бродскому высшее признание - он был удостоен Нобелевской премии в области литературы с формулировкой "за всеобъемлющее творчество, насыщенное чистотой мысли и яркостью поэзии". Таким образом Иосиф Александрович стал пятым русским лауреатом за историю премии и встал в один ряд с Иваном Буниным, Борисом Пастернаком, Михаилом Шолоховым и Александром Солженицыным. Часть денежного вознаграждения Бродский потратил на создание в Нью-Йорке ресторана "Русский самовар" - в долю вошел и легендарный танцовщик и близкий друг поэта Михаил Барышников.

Михаилу Барышникову (поздний вариант)

Раньше мы поливали газон из лейки.
В комара попадали из трехлинейки.
Жука сажали, как турка, на кол.
И жук не жужжал, комар не плакал.

Видно, время бежит; но не как часы, а прямо.
И впереди, говорят, не гора, а яма.
И рассказывают, кто приезжал оттуда,
что погода там лучше, когда нам худо.

Помнишь скромный музей, где не раз видали
одного реалиста шедевр "Не дали"?
Был ли это музей? Отчего не назвать музеем
то, на что мы теперь глазеем?

Разве что облачность может смутить пилота;
как будто там кто‑то стирает что‑то
не уступающее по силе
света тому, что в душе носили.

Там же, в "Русском самоваре" зимой 1996 года состоялись поминки по Иосифу Бродскому - поэт умер от инфаркта в ночь на 28 января.

В 1990-х годах книги Бродского начали печатать в России, в 1995-м ему присвоили звание "Почетного гражданина Санкт-Петербурга", затем последовали предложения вернуться - но поэт ими не воспользовался. Причиной была не обида или, тем более, равнодушие (поздние произведения красноречиво говорят о тоске автора по родине), а врожденная скромность - Иосиф Александрович не хотел той публичности и огласки, которая сопровождала бы его приезд. "Лучшая часть меня уже там - мои стихи", - справедливо отмечал он.

Подруга, дурнея лицом, поселись в деревне.
Зеркальце там не слыхало ни о какой царевне.
Речка тоже рябит; а земля в морщинах --
и думать забыла, поди, о своих мужчинах.

Там - одни пацаны. А от кого рожают,
знают лишь те, которые их сажают,
либо - никто, либо - в углу иконы.
И весною пахать выходят одни законы.

Езжай в деревню, подруга. В поле, тем паче в роще
в землю смотреть и одеваться проще.
Там у тебя одной на сто верст помада,
но вынимать ее все равно не надо.

Знаешь, лучше стареть там, где верста маячит,
где красота ничего не значит
или значит не молодость, титьку, семя,
потому что природа вообще все время.

Это, как знать, даст побороть унылость.
И леса там тоже шумят, что уже случилось
все, и притом - не раз. И сумма
случившегося есть источник шума.

Лучше стареть в деревне. Даже живя отдельной
жизнью, там различишь нательный
крестик в драной березке, в стебле пастушьей сумки,
в том, что порхает всего лишь сутки.

И я приеду к тебе. В этом "и я приеду"
усмотри не свою, но этих вещей победу,
ибо земле, как той простыне, понятен
язык не столько любви, сколько выбоин, впадин, вмятин.

Или пусть не приеду. Любая из этих рытвин,
либо воды в колодезе привкус бритвин,
прутья обочины, хаос кочек -
все-таки я: то, чего не хочешь.

Езжай в деревню, подруга. Знаешь, дурнея, лица
лишь подтверждают, что можно слиться
разными способами; их - бездны,
и нам, дорогая, не все известны.

Знаешь, пейзаж - то, чего не знаешь.
Помни об этом, когда там судьбе пеняешь.
Когда-нибудь, в серую краску уставясь взглядом,
ты узнаешь себя. И серую краску рядом.

Я прекрасна

Если день с утра паршивый,

И холодный, и дождливый,

И не хочется ни пива, ни партейки в домино,

Чтоб на сердце стало ясно,

Повторяй припев потрясный:

День говно, а я прекрасна,

Я прекрасна, день — говно!

Если завтра не суббота,

Если завтра ждёт работа,

Если мучает икота, зуб болит уже давно,

Чтобы жизнь не стала пресной,

Повторяй припев чудесный:

Жизнь говно, а я прелестна,

Я прелестна, жизнь — говно!

Если мир вокруг ужасный,

Мир опасный, мир несчастный,

Мир зубастый и блохастый,

Словно бешеный енот,

Победить его несложно,

Подпевай, насколько можно:

Мир говно, а я роскошна,

Я роскошна, мир — говно!

Если на исходе силы,

Если отовсюду вилы,

Если хочется текилы и французского кино,

Устранит все неполадки

Наша песенка на святки:

Всё говно, а я в порядке,

Я в порядке, всё — говно!

Показать полностью 20 дней назад

Прекрасные строки, актуальные по сей день. Иосиф Бродский стихи

Иосиф Бродский стихи

Дубликаты не найдены

8 лет назад Одно время Майк Гуляев совершенно потрясающе читал Бродского под аккомпанемент то виолончели, то бас-гитары. Проект назывался "Без Б. " и это было восхитительно. Жаль, что этого больше не происходит. Спасибо за наконец-то прекрасные стихи на Пикабу. 8 лет назад http://www.rocklab.ru/view/songs/214154.html "Не выходи из комнаты" в исполнении севастопольской группы. показать ещё 0 комментариев Похожие посты 9 дней назад

Правда ли, что Пушкин – автор стихотворения «Лакеи вечные Европы…»?

В последние годы по соцсетям гуляет стихотворение, в котором критикуется низкопоклонство перед Западом. Его автором часто называют Александра Сергеевича Пушкина. Мы проверили, правда ли это.

Ещё нас можно читать в Телеграме, в Фейсбуке и в Вконтакте. Традиционно уточняю, что в сообществах отсутствуют спам, реклама и пропаганда чего-либо (за исключением здравого смысла), а в день обычно публикуем не больше двух постов.

Показать полностью 2 1 месяц назад

Невыразимая несправедливость бытия.

2 года назад

Литературные мистификации. Как Брюсов придумал двух поэтесс

В истории отечественной литературы Серебряного века есть много любопытных эпизодов, которые не вошли в школьные учебники. Всего ведь не расскажешь — надо многотомные сочинения писать, чтобы все эти факты и фактики уместить.

Иногда случайно обнаруживаешь какой-нибудь малоизвестный эпизод в биографии великих и очень хочется поделиться с читателями. Например, знали ли вы, что знаменитый русский поэт-символист Валерий Брюсов однажды решил притвориться сразу двумя поэтессами?

В общем, на рубеже 1910-х годов ему захотелось поиграть. Провести этакий литературный эксперимент по мотивам недавно прогремевшей на всю литературную Россию истории с выдуманной поэтессой Черубиной де Габриак.

Брюсов решил взять количеством. Вместо одной загадочной и талантливой незнакомки у него будет сразу две. Каждой он придумал звучное имя — Мария Райская и Ира Ялтинская. Осталось написать за них стихи, сочинить им биографию и ввести в отечественную литературу.

Особенно драматичным получился образ Марии Райской. Якобы Брюсов встретил в 1899 году 21-летнюю девушку, прочел ее стихи и сразу понял, что перед ним одаренная поэтесса. Однако в 1907 году Райская умерла в одесской больнице, и вот теперь Брюсов наконец решился воздать ей должное — опубликовать ее стихи. Трогательно?

Но обе девушки так и остались только проектом. В конце концов, Брюсов решил слепить из них одну, убрав все фамилии и биографические сведения. Осталось только имя — Нелли.

Скинув тонкое боа,

Из-под шляпы чёрно-бархатной,

Я в бокале ирруа

Вижу перлы, вижу яхонты.

Многие купились. Владислав Ходасевич написал рецензию на сборник:

Но вот Сергей Городецкий, например, не обманулся и напечатал статью, в которой недвусмысленно заявил, что автор этих строк — сам Брюсов. В ответ на это лидер русского символизма прислал в редакцию письмо с опровержением:

Очевидно, поэт планировал вести игру и дальше. Но развития эта литературная мистификация не получила по весьма трагичной причине. Как раз в это время покончила самоубийством поэтесса Надежда Львова, с которой у Брюсова был роман. Именно с нее Брюсов во многом и списывал образ своей мифической Нелли.

Показать полностью 1 1 месяц назад

Иосиф Бродский Я всегда твердил, что судьба — игра

Я всегда твердил, что судьба — игра. Что зачем нам рыба, раз есть икра. Что готический стиль победит, как школа, как способность торчать, избежав укола. Я сижу у окна. За окном осина. Я любил немногих. Однако — сильно.

Я считал, что лес — только часть полена. Что зачем вся дева, если есть колено. Что, устав от поднятой веком пыли, русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле. Я сижу у окна. Я помыл посуду. Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке — ужас пола. Что любовь, как акт, лишина глагола. Что не знал Эвклид, что сходя на конус, вещь обретает не ноль, но Хронос. Я сижу у окна. Вспоминаю юность. Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку. И что семя, упавши в дурную почву, не дает побега; что луг с поляной есть пример рукоблудья, в Природе данный. Я сижу у окна, обхватив колени, в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишина мотива, но зато её хором не спеть. Не диво, что в награду мне за такие речи своих ног никто не кладёт на плечи. Я сижу в темноте; как скорый, море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо признаю я товаром второго сорта свои лучшие мысли, и дням грядущим я дарю их, как опыт борьбы с удушьем. Я сижу в темноте. И она не хуже в комнате, чем темнота снаружи.

Иосиф Бродский. Знакомство. 5 стихотворений

С каких стихотворений начать знакомство с автором? На этот вопрос отвечаем в нашей новой рубрике «5 стихотворений»‎. Сегодня знакомимся с поэзией Иосифа Бродского.

1. Я всегда твердил, что судьба — игра

Я всегда твердил, что судьба — игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако — сильно.

Я считал, что лес — только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке — ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

2. Дебют

Сдав все свои экзамены, она
к себе в субботу пригласила друга,
был вечер, и закупорена туго
была бутылка красного вина.

А воскресенье началось с дождя,
и гость, на цыпочках прокравшись между
скрипучих стульев, снял свою одежду
с неплотно в стену вбитого гвоздя.

Она достала чашку со стола
и выплеснула в рот остатки чая,
квартира в этот час уже спала.
Она лежала в ванне, ощущая

Всей кожей облупившееся дно,
и пустота, благоухая мылом,
ползла в нее через еще одно
отверстие, знакомящее с миром.

Дверь тихо притворившая рука
была – он вздрогнул – выпачкана, пряча
ее в карман, он услыхал, как сдача
с вина плеснула в недра пиджака.

Проспект был пуст. Из водосточных труб
лилась вода, сметавшая окурки
он вспомнил гвоздь и струйку штукатурки,
и почему-то вдруг с набрякших губ

сорвалось слово (Боже упаси
от всякого его запечатленья),
и если б тут не подошло такси,
остолбенел бы он от изумленья.

Он раздевался в комнате своей,
не глядя на пропахивающий потом
ключ, подходящий к множеству дверей,
ошеломленный первым оборотом.

3. Рыбы зимой

Рыбы зимой живут.
Рыбы жуют кислород.
Рыбы зимой плывут,
задевая глазами
лед.
Туда.
Где глубже.
Где море.
Рыбы.
Рыбы.
Рыбы.
Рыбы плывут зимой.
Рыбы хотят выплыть.
Рыбы плывут без света.
Под солнцем
зимним и зыбким.
Рыбы плывут от смерти
вечным путем
рыбьим.
Рыбы не льют слезы:
упираясь головой
в глыбы,
в холодной воде
мерзнут
холодные глаза
рыбы.
Рыбы
всегда молчаливы,
ибо они —
безмолвны.
Стихи о рыбах,
как рыбы,
встают поперек
горла.

4. Стихотворение о слепых музыкантах

Слепые блуждают
ночью.
Ночью намного проще
перейти через площадь.

Слепые живут
наощупь,
трогая мир руками,
не зная света и тени
и ощущая камни:
из камня делают
стены.
За ними живут мужчины.
Женщины.
Дети.
Деньги.
Поэтому
несокрушимые
лучше обойти
стены.
А музыка – в них
упрется.
Музыку поглотят камни.
И музыка
умрет в них,
захватанная руками.
Плохо умирать ночью.
Плохо умирать
наощупь.

Так, значит, слепым – проще.
Слепой идет
через площадь.

5. Речь о пролитом молоке

Я пришёл к Рождеству с пустым карманом.
Издатель тянет с моим романом.
Календарь Москвы заражён Кораном.
Не могу я встать и поехать в гости
ни к приятелю, у которого плачут детки,
ни в семейный дом, ни к знакомой девке.
Всюду необходимы деньги.
Я сижу на стуле, трясусь от злости.

Ах, проклятое ремесло поэта.
Телефон молчит, впереди диета.
Можно в месткоме занять, но это
— все равно, что занять у бабы.
Потерять независимость много хуже,
чем потерять невинность. Вчуже,
полагаю, приятно мечтать о муже,
приятно произносить «пора бы».

Зная мой статус, моя невеста
пятый год за меня ни с места;
и где она нынче, мне неизвестно:
правды сам чёрт из нее не выбьет.
Она говорит: «Не горюй напрасно.
Главное — чувства! Единогласно?»
И это с ее стороны прекрасно.
Но сама она, видимо, там, где выпьет.

Я вообще отношусь с недоверьем к ближним.
Оскорбляю кухню желудком лишним.
В довершенье всего, досаждаю личным
взглядом на роль человека в жизни.
Они считают меня бандитом,
издеваются над моим аппетитом.
Я не пользуюсь у них кредитом.
«Наливайте ему пожиже!»

Я вижу в стекле себя холостого.
Я факта в толк не возьму простого,
как дожил до Рождества Христова
Тысяча Девятьсот Шестьдесят Седьмого.
Двадцать шесть лет непрерывной тряски,
рытья по карманам, судейской таски,
ученья строить Закону глазки,
изображать немого.

Жизнь вокруг идёт как по маслу.
(Подразумеваю, конечно, массу.)
Маркс оправдывается. Но, по Марксу,
давно пора бы меня зарезать.
Я не знаю, в чью пользу сальдо.
Мое существование парадоксально.
Я делаю из эпохи сальто.
Извините меня за резвость!

То есть все основания быть спокойным.
Никто уже не кричит: «По коням!»
Дворяне выведены под корень.
Ни тебе Пугача, ни Стеньки.
Зимний взят, если верить байке.
Джугашвили хранится в консервной банке.
Молчит орудие на полубаке.
В голове моей — только деньги.

Деньги прячутся в сейфах, в банках,
в чулках, в полу, в потолочных балках,
в несгораемых кассах, в почтовых бланках.
Наводняют собой Природу!
Шумят пачки новеньких ассигнаций,
словно вершины берёз, акаций.
Я весь во власти галлюцинаций.
Дайте мне кислороду!

Ночь. Шуршание снегопада.
Мостовую тихо скребет лопата.
В окне напротив горит лампада.
Я торчу на стальной пружине.
Вижу только лампаду. Зато икону
я не вижу. Я подхожу к балкону.
Снег на крышу кладет попону,
и дома стоят, как чужие.

Равенство, брат, исключает братство.
В этом следует разобраться.
Рабство всегда порождает рабство.
Даже с помощью революций.
Капиталист развел коммунистов.
Коммунисты превратились в министров.
Последние плодят морфинистов.
Почитайте, что пишет Луций.

К нам не плывет золотая рыбка.
Маркс в производстве не вяжет лыка.
Труд не является товаром рынка.
Так говорить — оскорблять рабочих.
Труд — это цель бытия и форма.
Деньги — как бы его платформа.
Нечто помимо путей прокорма.
Размотаем клубочек.

Вещи больше, чем их оценки.
Сейчас экономика просто в центре.
Объединяет нас вместо церкви,
объясняет наши поступки.
В общем, каждая единица
по своему существу — девица.
Она желает объединиться.
Брюки просятся к юбке.

Шарик обычно стремится в лузу.
(Я, вероятно, терзаю Музу.)
Не Конкуренции, но Союзу
принадлежит прекрасное завтра.
(Я отнюдь не стремлюсь в пророки.
Очень возможно, что эти строки
сократят ожиданья сроки:
«Год засчитывать за два».)

Пробил час и пора настала
для брачных уз Труда — Капитала.
Блеск презираемого металла
(дальше — изображенье в лицах)
приятней, чем пустота в карманах,
проще, чем чехарда тиранов,
лучше цивилизации наркоманов,
общества, выросшего на шприцах.

Грех первородства — не суть сиротства.
Многим, бесспорно, любезней скотство.
Проще различье найти, чем сходство:
«У Труда с Капиталом контактов нету».
Тьфу-тьфу, мы выросли не в Исламе,
хватит трепаться о пополаме.
Есть влечение между полами.
Полюса создают планету.

Как холостяк я грущу о браке.
Не жду, разумеется, чуда в раке.
В семье есть ямы и буераки.
Но супруги — единственный вид владельцев
того, что они создают в усладе.
Им не требуется «Не укради».
Иначе все пойдем Христа ради.
Поберегите своих младенцев!

Мне, как поэту, все это чуждо.
Больше: я знаю, что «коемуждо…»
Пишу и вздрагиваю: вот чушь-то,
неужто я против законной власти?
Время спасет, коль они неправы.
Мне хватает скандальной славы.
Но плохая политика портит нравы.
Это уж — по нашей части!

Деньги похожи на добродетель.
Не падая сверху — Аллах свидетель,—
деньги чаще летят на ветер
не хуже честного слова.
Ими не следует одолжаться.
С нами в гроб они не ложатся.
Им предписано умножаться,
словно басням Крылова.

Задние мысли сильней передних.
Любая душа переплюнет ледник.
Конечно, обществу проповедник
нужней, чем слесарь, науки.
Но, пока нигде не слыхать пророка,
предлагаю — дабы еще до срока
не угодить в объятья порока:
займите чем-нибудь руки.

Я не занят, в общем, чужим блаженством.
Это выглядит красивым жестом.
Я занят внутренним совершенством:
полночь — полбанки — лира.
Для меня деревья дороже леса.
У меня нет общего интереса.
Но скорость внутреннего прогресса
больше, чем скорость мира.

Это — основа любой известной
изоляции. Дружба с бездной
представляет сугубо местный
интерес в наши дни. К тому же
это свойство несовместимо
с братством, равенством, и, вестимо,
благородством невозместимо,
недопустимо в муже.

Так, тоскуя о превосходстве,
как Топтыгин на воеводстве,
я пою вам о производстве.
Буде указанный выше способ
всеми правильно будет понят,
общество лучших сынов нагонит,
факел разума не уронит,
осчастливит любую особь.

Иначе — верх возьмут телепаты,
буддисты, спириты, препараты,
фрейдисты, неврологи, психопаты.
Кайф, состояние эйфории,
диктовать нам будет свои законы.
Наркоманы прицепят себе погоны.
Шприц повесят вместо иконы
Спасителя и Святой Марии.

Душу затянут большой вуалью.
Объединят нас сплошной спиралью.
Воткнут в розетку с этил-моралью.
Речь освободят от глагола.
Благодаря хорошему зелью,
закружимся в облаках каруселью.
Будем спускаться на землю
исключительно для укола.

Я уже вижу наш мир, который
покрыт паутиной лабораторий.
А паутиною траекторий
покрыт потолок. Как быстро!
Это неприятно для глаза.
Человечество увеличивается в три раза.
В опасности белая раса.
Неизбежно смертоубийство.

Либо нас перережут цветные.
Либо мы их сошлём в иные
миры. Вернёмся в свои пивные.
Но то и другое — не христианство.
Православные! Это не дело!
Что вы смотрите обалдело?!
Мы бы предали Божье Тело,
расчищая себе пространство.

Я не воспитывался на софистах.
Есть что-то дамское в пацифистах.
Но чистых отделять от нечистых —
не наше право, поверьте.
Я не указываю на скрижали.
Цветные нас, бесспорно, прижали.
Но не мы их на свет рожали,
не нам предавать их смерти.

Важно многим создать удобства.
(Это можно найти у Гоббса.)
Я сижу на стуле, считаю до ста.
Чистка — грязная процедура.
Не принято плясать на могиле.
Создать изобилие в тесном мире
это по-христиански. Или:
в этом и состоит Культура.

Нынче поклонники оборота
«Религия — опиум для народа»
поняли, что им дана свобода,
дожили до золотого века.
Но в таком реестре (издержки слога)
свобода не выбрать — весьма убога.
Обычно тот, кто плюет на Бога,
плюет сначала на человека.

«Бога нет. А земля в ухабах».
«Да, не видать. Отключусь на бабах».
Творец, творящий в таких масштабах,
делает слишком большие рейды
между объектами. Так что то, что
там Его царствие,— это точно.
Оно от мира сего заочно.
Сядьте на свои табуреты.

Ночь. Переулок. Мороз блокады.
Вдоль тротуаров лежат карпаты.
Планеты раскачиваются, как лампады,
которые Бог возжег в небосводе
в благоговенье своем великом
перед непознанным нами ликом
(поэзия делает смотр уликам),
как в огромном кивоте.

В Новогоднюю ночь я сижу на стуле.
Ярким блеском горят кастрюли.
Я прикладываюсь к микстуре.
Нерв разошелся, как чёрт в сосуде.
Ощущаю легкий пожар в затылке.
Вспоминаю выпитые бутылки,
вологодскую стражу, Кресты, Бутырки.
Не хочу возражать по сути.

Я сижу на стуле в большой квартире.
Ниагара клокочет в пустом сортире.
Я себя ощущаю мишенью в тире,
вздрагиваю при малейшем стуке.
Я закрыл парадное на засов, но
ночь в меня целит рогами Овна,
словно Амур из лука, словно
Сталин в XVII съезд из «тулки».

Я включаю газ, согреваю кости.
Я сижу на стуле, трясусь от злости.
Не желаю искать жемчуга в компосте!
Я беру на себя эту смелость!
Пусть изучает навоз кто хочет!
Патриот, господа, не крыловский кочет.
Пусть КГБ на меня не дрочит.
Не бренчи ты в подкладке, мелочь!

Я дышу серебром и харкаю медью!
Меня ловят багром и дырявой сетью.
Я дразню гусей и иду к бессмертью,
дайте мне хворостину!
Я беснуюсь, как мышь в темноте сусека!
Выносите святых и портрет Генсека!
Раздается в лесу топор дровосека.
Поваляюсь в сугробе, авось остыну.

Ничего не остыну! Вообще забудьте!
Я помышляю почти о бунте!
Не присягал я косому Будде,
за червонец помчусь за зайцем!
Пусть закроется — где стамеска!—
яснополянская хлеборезка!
Непротивленье, панове, мерзко.
Это мне — как серпом по яйцам!

Как Аристотель на дне колодца,
откуда не ведаю что берётся.
Зло существует, чтоб с ним бороться,
а не взвешивать на коромысле.
Всех скорбящих по индивиду,
всех подверженных конъюнктивиту,
всех к той матери по алфавиту:
демократия в полном смысле!

Я люблю родные поля, лощины,
реки, озера, холмов морщины.
Все хорошо. Но дерьмо мужчины:
в теле, а духом слабы.
Это я верный закон накнокал.
Все утирается ясный сокол.
Господа, разбейте хоть пару стекол!
Как только терпят бабы?

Грустная ночь у меня сегодня.
Смотрит с обоев былая сотня.
Можно поехать в бордель, и сводня —
нумизматка — будет согласна.
Лень отклеивать, суетиться.
Остается тихо сидеть, поститься
да напротив в окно креститься,
пока оно не погасло.

«Зелень лета, эх, зелень лета!
Что мне шепчет куст бересклета?
Хорошо пройтись без жилета!
Зелень лета вернется.
Ходит девочка, эх, в платочке.
Ходит по полю, рвёт цветочки.
Взять бы в дочки, эх, взять бы в дочки.
В небе ласточка вьётся».

Диана Арбенина - Я сижу у окна [И. А. Бродский] текст песни

Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, если есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишина глагола.
Что не знал Эвклид, что сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Моя песня была лишина мотива,
но зато её хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладёт на плечи.
Я сижу в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли, и дням грядущим
я дарю их, как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.

Читайте также: