Братья уехали во францию
К сожалению, покупка квартиры во Франции для пары из России оказалась ловушкой.
Они рассказывают о своих впечатлениях.
Решение продать ее было принято еще до рождения дочери, когда друзья впервые убедили нас вернуться.
К сожалению, недвижимость, купленная по высокой цене, впервые за всю историю региона, которую запомнили жители, испытала снижение стоимости.
Комиссии по кредиту и расходы выросли настолько, что даже аренда стала невыгодной.
Избавление от квартиры должно было открыть ворота для возможного отъезда, но это оказалось непросто.
На поиск покупателя ушло целых два с половиной года.
Когда нам наконец удалось продать квартиру, мы не долго думали, просто собрали вещи и вернулись.
Только потом возник вопрос: зачем мы сюда приехали.
Решение вернуться было ускорено новым учебным годом, который должен был наступить через несколько месяцев.
Кроме того, коллеги по прежней работе еще раз напомнили о себе, заявив о перспективном месте в своем бизнесе.
Обратного пути не было.
Мы вернулись с чувством свободы и позитивным настроем - новые профессиональные возможности и свежий воздух.
Там была отличная зарплата, более низкие расходы, хорошая школа для ребенка, свобода, позволяющая матери оставаться дома со своими детьми какое-то время, не скрипя зубами, и близость бабушки и дедушки.
Но время шло, а я не чувствовал, что развиваюсь.
То, на что я согласился, принимая это предложение, немного не соответствовало действительности.
Вы знаете, как обстоят дела в компании - планы меняются, сроки сдвигаются, я должен был быть руководителем группы, но у меня не было команды и т. д.
Фантастическая компания, фантастические люди, наконец-то я мог говорить по-русски, но что-то меня не устроило.
Долгожданные отношения с друзьями оказались неожиданностью.
Трудно не ожидать проблем, когда двадцатилетние уезжают без обязательств, а возвращаются родителями двоих детей, почти на десять лет старше.
Прошедшее время доказало, что с некоторыми сегодня пара уже не на одной волне.
Нам говорили: «Возвращайся, мы тебя ждем, встретимся и отлично проведем время».
Но никто не приветствовал нас теплыми словами или даже электронной почтой.
Мы чувствуем себя так, как будто вернулись из недельного путешествия на Канарские острова.
Разочарование родителей во многом связано с судьбой их детей.
Смешанные чувства вызвал даже многообещающий французский детский сад с возможностью сохранения двуязычия - один из важных аргументов в пользу возвращения в этом направлении.
Сыну хватило полгода, чтобы разучиться говорить по-французски.
Я не хотел возвращаться. Но у меня всегда была мысль, что мне нужно вернуться, потому что там моя мама. Я увидел преимущества в том, что она будет общаться с внуками, и мне будет оказана дополнительная помощь.
Но самым тяжелым во Франции оказалась погода.
Пара подчеркивает, что возвращалась на благо семьи, они ожидали, что не обрадуются, что первая зима будет для них тяжелой.
Но сегодня они прямо заявляют, что погодные и климатические возможности превзошли их самые лучшие ожидания.
Там во Франции зимой становилось сыро и серо, и не было условий для организации активного отдыха.
Сразу после прибытия они решили, что сохранят старые привычки.
Первые зимние поездки по Карелии подтвердили эти возможности.
Проблема оказалась в том, что делать с детьми, как организовать для них время, которое они могли бы проводить, знакомясь с новыми местами.
Мы думаем, что иначе нам бы не понравилось.
Мы знаем, как весело жить, чтобы по-настоящему чувствовать себя живыми.
И здесь мы еще чего-то можем себе позволить, можем ездить в отпуск раз в месяц, но зачем жить там, откуда нам просто все время хотелось сбежать.
Разве не лучше просто жить там, где мы хотим быть?
Мне жаль детей, с которыми мы раньше ходили на детскую площадку два раза в день практически круглый год, а теперь делаем это максимум раз в месяц.
Велосипеды тоже ржавеют в гараже. Мои коньки тоже.
Я не думал об этом, прежде чем вернуться.
Я думаю, наша проблема в том, что мы хотели перенести нашу жизнь из одного места в другое, но это невозможно сделать, потому что условия другие.
Таким образом рухнул и культ денег. Потому что зачем лучшая зарплата, если нельзя тратить деньги так, как хочется.
Возможно, лучше иметь меньше денег и жить в прекрасном месте, чем быть богаче, но быть несчастным.
Встреча с Фрейдом
В 1923 году у отца Мари диагностируют рак простаты. Принцесса, которая к этому моменту уже вернулась с семьей во Францию, сама ухаживала за Роланом Бонапартом до его смерти в апреле 1924 года.
После смерти отца Мари погрузилась в депрессию. В этот период знакомый принцессы, доктор Рене Лафорг рассказал ей о Зигмунде Фрейде и психоанализе. Теория Фрейда заинтриговала Мари: ей казалось, что с ее помощью она сможет найти гармонию с собой. Мари решила, что должна стать пациенткой Фрейда.
«Дама страдает довольно выраженным навязчивым неврозом, который, по общему признанию, не повредил ее интеллекту, но несколько нарушил психическое равновесие, — пишет Лафорг Фрейду. — Эта женщина намеревается навестить вас в Вене».
30 сентября 1925 года Мари Бонапарт впервые встретилась с Зигмундом Фрейдом. Она временно переехала в Вену и каждое утро приходила на сеанс психоанализа. Мари потом вспоминала, что Фрейд в ее глазах «был одним из самых милых созданий, одним из тех, кто абсолютно лишен агрессии и злобы». «Я никогда не забуду гостиную, где он принимал пациентов, кушетку, на которой был «создан» психоанализ и на которую я имела честь прилечь», — говорила она.
Мари быстро сблизилась семьей психоаналитика и самим Фрейдом, которого боготворила. Вскоре он признался ей, что серьезно болен: как и у отца Мари, у него обнаружили рак. «Мне 70 лет, у меня хорошее здоровье, но кое-что идет не так. Я предупреждаю вас: вы не должны слишком сильно привязываться», — сказал Фрейд во время одной из встреч с принцессой.
Однако, несмотря на предостережение, Мари видела во Фрейде не только психоаналитика, но и своеобразную замену фигуре отца. Меньше чем через год после начала сеансов психоанализа она перестала быть обычной пациенткой и стала ученицей Фрейда. Мари жила между Францией и Австрией, регулярно встречалась с психоаналитиком и тщательно конспектировала все, что он ей рассказывал.
Реклама на ForbesBFM TV: в Париже открывается выставка коллекции братьев Морозовых, которая впервые покинула Россию
В парижском Фонде Луи Виттона открывается выставка европейских шедевров из коллекции русских предпринимателей и меценатов братьев Морозовых, передаёт BFM TV. Многие картины из музеев Москвы и Санкт-Петербурга впервые покинули страну, что стало возможно благодаря особым дипломатическим и политическим договорённостям между Россией и Францией.
АДЕЛИН ФРАНСУА, ведущая BFM TV: Лорен, если бы этой осенью во время поездки в Париж нужно было посмотреть только одну выставку, это была бы она — завораживающая выставка коллекции Морозовых в Фонде Луи Виттона. Она откроется в среду и продлится полгода. А сейчас ты нам расскажешь, почему совершенно точно необходимо на неё попасть.
ЛОРЕН ДЕ СУСБЬЕЛЬ, журналистка: Хотя бы потому, что там представлены только шедевры — вот почему мы её выбрали. Картины Моне, Сезанна, Гогена, Пикассо, Матисса, Ван Гона, Ренуара — например, этот портрет Жанны Самари, который приехал не прямиком из какого-нибудь парижского музея, как мы могли бы предположить, нет, а из России. Потому что, понимаете, эта выставка — это настоящее достижение. Достижение в плане объединения всех этих шедевров — для её проведения даже потребовалось дипломатическое и политическое соглашение между Парижем и Москвой. Большинство этих картин никогда не покидали Россию. Представьте себе — просто для того, чтобы доставить их во Францию, в Булонский лес, понадобилось 40 грузовиков из Москвы и Санкт-Петербурга. Так что это совершенно уникальная выставка.
КРИСТОФ МЕЛЕ, ведущий BFM TV: Потому что эти шедевры принадлежат двум братьям, правильно? Братьям Морозовым?
ЛОРЕН ДЕ СУСБЬЕЛЬ: Да, это так. Братья Морозовы были двумя крупными российскими промышленниками конца XIX — начала XX веков. Вот, посмотрите, они наблюдают за своей выставкой, её открывают. Они были молоды, богаты, хорошо образованны, и у них была навязчивая идея: собрать коллекцию произведений искусства и объединить всё лучшее, что создавалось в то время. У них был намётан глаз и нюх на лучшее, что могли предложить звёзды той эпохи. Например, вы видите триптих «Средиземноморье» Пьера Боннара, который написан в 1911 году. Он располагался при входе в усадьбу Ивана Морозова.
СУРИЯ САДЕКОВА, заведующая отделом образовательно-выставочных проектов ГМИИ им. А.С. Пушкина: Представьте русскую зиму: -20 °C, кругом снег. Вы входите в эту усадьбу, и первое, что вам попадается на глаза, — это свет юга. Они (братья Морозовы.— ИноТВ) создавали собственный мир благодаря этим картинам, действительно очень современным картинам, которые тогда ещё оценило не так много людей. Но у них также был взгляд не скажу что предвестников, но тем не менее они умели жить в согласии со своим временем.
АДЕЛИН ФРАНСУА: И в результате они вместе создали самую большую коллекцию произведений искусства французского модернизма.
ЛОРЕН ДЕ СУСБЬЕЛЬ: Именно, это даже собрание лучших картин наших величайших художников. Я вам предлагаю подборку нескольких, например Поль Сезанн, «Пейзаж. Гора Святой Виктории». Конечно, он множество раз изображал эту гору Святой Виктории. Сезанну посвящён целый зал с 18 картинами. Также целый зал посвящён таитянскому периоду Гогена. Это картины, которых мы никогда не видели, как и эту картину Ван Гога — которую я лично считаю невероятной — «Море в Сент-Мари», датированную 1888 годом. Есть ещё одна картина Ван Гога, которая, несомненно, является центральным экспонатом этой выставки. Это малоизвестный Ван Гог, вот она: совсем не пейзаж с маками или поля пшеницы. Это «Прогулка заключённых», написанная в 1890 году. Этот мужчина с рыжими волосами, который в упор смотрит на зрителя, — совершенно потрясающе. Как я говорила, картины, которых мы никогда не видели.
Вот примеры второго сезона в Фонде Луи Виттона, который посвящён крупным русским коллекционерам. Помните, четыре года назад прошла выставка Щукина. Вот такая была очередь, свыше миллиона посетителей — 1,3 миллиона человек посетило эту выставку. В этот раз для выставки Морозовых три российских музея впервые предоставили столько шедевров. На мой взгляд, до февраля на эту выставку будут такие же толпы.
«Фрейд-Мне-Сказал»
После смерти учителя Мари продолжила работать психоаналитиком и всегда защищала идеи Фрейда во время профессиональных споров, за что получила ироничное прозвище «Фрейд-Мне-Сказал». За Мари закрепился образ чудачки, на нее рисовали карикатуры, но принцесса все равно продолжала вести консультации и публиковать научные статьи и работы.
Мари не боялась признавать свои ошибки. В 1950 она опубликовала книгу «Женская сексуальность», в которой отказалась от идеи анатомических причин фригидности и фактически опровергла собственные утверждения. Мари заявила, что неспособность получать сексуальное удовольствие связана с психологией, а не с анатомией.
Помимо занятий психоанализом и исследования женской сексуальности, Мари Бонапарт выступала и как активистка. В последние годы своей жизни она боролась против смертной казни. Когда американского писателя и насильника Кэрила Чессмена приговорили к смерти, Мари лично поехала в США, чтобы просить о его помиловании. Однако успеха она не добилась: Чессмен все равно был казнен.
Реклама на ForbesМари Бонапарт умерла от лейкемии 21 сентября 1962 года. Проводить ее в последний путь не пришел почти никто из ее французских коллег-психоаналитиков. Как бы то ни было, принцесса Бонапарт внесла значительный вклад в развитие психоанализа во Франции и стала одной из первых женщин-психоаналитиков в мире, еще раз доказав, что интеллект и научный склад ума не зависят от пола.
Погружение в психоанализ
На родине принцесса начала популяризировать идеи своего учителя и занялась переводом его работ на французский язык. В 1926 году Мари учредила Парижское психоаналитическое общество, а также создала «Французский журнал психоанализа».
Одной из тем, которые волновали Мари как психоаналитика, была психология преступников (впоследствии ей займется отдел поведенческого анализа ФБР, чтобы, в частности, создавать психологические профили серийных убийц). Однажды Мари узнала о Мари Лефевр, убившей свою беременную невестку, и добилась возможности лично встретиться с ней в тюрьме. Интервью с убийцей длилось больше четырех часов. Расшифровав и проанализировав разговор с заключенной, Мари в 1927 году опубликовала работу «Случай госпожи Лефевр», которая сегодня считается одним из образцов психоаналитической экспертизы.
Все это время Мари вела постоянную переписку с Фрейдом. Когда 10 мая 1933 года в Берлине устроили массовое сожжение книг, в том числе написанных евреями, Фрейд написал Марии: «Какой прогресс! В Средние века сожгли бы меня. А сегодня мы довольствуемся тем, что сожгли мои книги».
Семья психоаналитика оказалась в опасности из-за еврейского происхождения. После того, как дочь Фрейда Анну вызвали в гестапо, психоаналитик решил покинуть Австрию. Однако для того, чтобы выехать из страны, нужно было заплатить таксу, средствами на которую семья не располагала. Принцесса Мари приехала в Вену, заплатила необходимую сумму, привлекла свои связи, и в итоге семья Фрейда смогла уехать. Сначала они жили у Мари в Париже, а затем уехали в Лондон.
Реклама на Forbes23 сентября 1939 года врач по просьбе Фрейда ввел психоаналитику смертельную дозу морфина. Прах ученого поместили в этрусскую вазу, которую ему когда-то подарила Мари Бонапарт.
«Будь проклят мой пол»: как Мари Бонапарт стала родоначальницей психоанализа во Франции
Принцесса Мари Бонапарт родилась 2 июля 1882 года в Сен-Клу. Ее мать Мари-Феликс Бланк страдала от туберкулеза и умерла через месяц после рождения дочери. Отец, принц Ролан Бонапарт, отстранился от дочери после смерти супруги. Воспитанием ребенка занялась бабушка.
Когда принцессе исполнилось четыре года, у нее тоже диагностировали туберкулез, но в легкой степени. После постановки диагноза бабушка начала чрезмерно опекать Мари: девочке запрещали все, что могло нанести вред здоровью, в частности слишком частые прогулки. По этой причине Мари оказалась в некоторой изоляции. Друзей у нее не было, все свое свободное время она проводила в одиночестве и много думала о своей матери. Вокруг кончины Мари-Феликс Бланк ходили слухи: говорили, что она не умерла своей смертью, а была отправлена отцом Мари. Тема смерти с детства завораживала и пугала принцессу.
Свои переживания и фантазии она тщательно записывала в тетради, которые потом вызовут интерес у Фрейда. Сама Мари в детстве не придавала им значения и называла их «глупостями». Позже она признается, что записи позволяли ей сбежать от реальности и найти «счастье и умиротворение».
Реклама на ForbesНе имея возможности общаться с другими детьми, Мари посвящала много времени учебе, в частности изучению английского и немецкого языков. Но сдать выпускные школьные экзамены она не смогла: бабушка и отец запретили ей это делать, заявив, что враги Бонапартов могут попытаться унизить семью и не дать принцессе успешно выступить перед экзаменационной комиссией. Услышав об этом, Мари в ярости воскликнула: «Будь проклято моя имя, мой титул, мое богатство! Особенно будь проклят мой пол! Родись я мальчиком, меня бы ничто не остановило!»
Француз и его русские дети
Свой французский особняк он променял на бревенчатый домик в российской глухомани. Он приехал в Россию ненадолго — писать книгу о нашей стране. А вместо этого остался здесь навсегда и стал приемным отцом для десятка российских детей.
Почти десять лет французский журналист Андре Маньенан живет в маленьком старинном городе Плес Ивановской области. Формулу успеха, которой грезят тысячи юных и амбициозных россиян из глубинки, — деревня—Москва—Париж — он развернул наоборот. Пройдя свой жизненный путь по маршруту Париж—Москва—деревня.
Этого вальяжного седовласого француза с щегольски подстриженной бородкой, похожего на виконта из исторического фильма, легче представить в шезлонге на Лазурном Берегу или в родовом старинном замке колдующим над шампанским из собственных виноградников.
Но вместо этого он месит сапогами российскую грязь, толкует “за жизнь” с местными жителями и ловко орудует лопатой в огороде.
Я наблюдаю за Андре из окошка мансарды. Вот он подходит к строителям, работающим у входа в усадьбу, не боясь испачкаться, растирает пальцами цемент, потом по-свойски хлопает рабочего по плечу. Парень отвечает тем же, и мой виконт заливисто смеется. “Андре! Посмотри, к нам ежик в гости пришел!” — подбегает к нему голенастая девчонка, держа в раскрытых ладонях колючий шарик. Начинается дождь, но они не уходят в дом, вместе поят ежика молоком из блюдца. Я выхожу во двор и присоединяюсь к ним.
Девочка — приемная дочь хозяина усадьбы, французского журналиста Андре Маньенана, 13-летняя Оксана. Сегодня исполнилось полгода, как девочка живет в этом доме. Официально Оксана — второй усыновленный ребенок французско-русской четы Маньенанов. Неофициально — десятый.
Из дома выходит Елена, русская жена Андре. В прошлом — москвичка. Улыбаясь, смотрит на мужа и приемную дочку.
У Маньенанов шесть родных детей на двоих. Дочь и два сына — у Андре, двое сыновей — у Елены. Есть и общий ребенок — 17-летний Даниэль. Все старшие дети живут во Франции. И только Даниэль остался с родителями в России. В этом году он окончил школу и поступил в МИРЭА.
— Наши дети выросли, и, к счастью, все у них в порядке, — говорит Елена. — А так хочется, чтоб в доме звучали детские голоса. Во мне любви и сил еще на многих детей хватит. Удивительно, что в России очень много потрясающих детей, которые никому не нужны. Просто удивляюсь, как, например, Женечку, нашего первого официально усыновленного ребенка, до нас никто не захотел забрать. Умный, тактичный человечек. Теперь я даже не понимаю — как мы могли жить без него?
Сироту Женю они взяли три года назад. Соседний детский дом пригласил Маньенанов на новогодний концерт, где 13-летний мальчик выступал с небольшим номером на французском. После представления гости подошли и сказали ребенку несколько теплых слов. Через пару дней позвонила директриса интерната: “Наши дети говорят Жене, что вы его хотите забрать. Он замкнулся и ждет…”
Елена, большая, теплая, со смехом прижимает к себе худенького 16-летнего Женечку. Обычно в этом возрасте ребята не любят “телячьих нежностей” со стороны взрослых, но Женя лишь счастливо жмурится и улыбается.
— Я бы с удовольствием еще нескольких ребят усыновила, — продолжает хозяйка дома. — Бог даст, Оксана не последний наш приемный ребенок. Правда, Андре?
После паузы супруг кивает, а я вспоминаю, как он поведал мне, что рассчитывает на Оксане остановиться: “Всех надо вырастить, дать хорошее образование, а для этого нужны деньги. Я уже не молод, быть добытчиком мне все сложнее”.
Деньги семья зарабатывает небольшим частным бизнесом — открыли у себя гостевой дом на шесть номеров для приезжающих в Плес туристов. Еще продают картины, написанные местными художниками, которых в этих живописных краях немало.
— От вашего государства на детей мы не получаем ни копейки, — жалуется Андре, слегка грассируя, но на хорошем русском. — Конечно, по здешним меркам у меня огромная пенсия — 900 евро, но и семья-то у нас большая.
— Особой прибыли наша гостиница не приносит, окупает только сама себя, — вздыхает Елена. — Чтобы была прибыль, нужно бы еще номеров двадцать… Зато утешает мысль, что мы даем работу нескольким хорошим людям — нашему повару, горничной, садовнику.
Кастрюли против коммунизма
Андре Маньенан с детства грезил коммунистической мечтой о всеобщем счастье. Когда ему исполнилось 17, пошел работать на автомобильный завод в родном Париже и сразу же вступил в компартию. Тогда же стал понемногу писать — сначала для заводской многотиражки, потом перешел в L’Humanite.
— Когда через несколько лет мне предложили поехать в СССР, я не мог поверить своему счастью, — вспоминает он. — Советский Союз был для меня сказкой наяву, волшебной страной, где сбываются мечты.
Так в 1964 году Андре Маньенан оказался в Москве. Он стал единственным иностранным журналистом, работавшим в те годы в ТАСС. Но именно там его коммунистическая мечта начала развеиваться.
— Я думал, что мы все на работе как братья и главное для нас — успех общего дела, — грустно усмехается он.
— Как-то в материале одного из русских коллег я обнаружил ошибку. Его не было на месте, пришлось сказать о ляпе начальнику. Ведь важно, чтобы ошибки не вышли за стены агентства. Коллеги же посчитали меня стукачом. Когда напомнил им о светлых идеях социализма, они долго смеялись надо мной.
Несколько раз Андре бывал в гостях у московских друзей. Его шокировали теснота коммуналок, перебранка соседей и тот факт, что все кастрюли на кухне были на замках.
В то время Маньенан ухаживал за скромной библиотекаршей Людмилой. Вскоре они поженились и уехали во Францию. У них родилось трое детей. Однако этот брак не принес счастья и распался, как только дети подросли.
Москва — город влюбленных
Несмотря на все разочарования, какая-то сила — может, она и называется судьбой? — продолжала тянуть Андре в Россию. В 80-х он по делам бизнеса снова оказался в Москве. Тогда и познакомился с Еленой.
— Она была замужем, растила двух сыновей. Но отношения с мужем не сложились, Елена как раз собиралась уходить, — говорит француз. — Как это по-русски? Они были не пара.
Андре готов до бесконечности вспоминать романтический период их отношений.
— Мы целыми днями бродили по Москве. Елена показывала мне музеи, храмы, открывала для меня такие уголки столицы, которые приводили меня в восторг, — говорит Андре. — С тех пор я обожаю Москву. Мне кажется, именно этот город, а вовсе не Париж, как принято считать, создан для влюбленных.
И все же они вернулись в Париж — через два года после своей московской свадьбы, вместе с сыновьями Елены. Там у супругов Маньенан родился Даниэль.
…Казалось бы, о такой жизни можно только мечтать. Дружная, веселая семья. Дети ходят в лучшие школы. 3-этажный дом с 12 комнатами в самом сердце Франции. Благовоспитанные соседи, раз в неделю приходящие на чаепитие.
Но Елене быстро наскучила жизнь французской обывательницы: не с кем, кроме мужа, по душам поговорить, повеселиться от души…
— Меня тянуло на родину, — вспоминает она. — Долго не решалась признаться в этом мужу. А когда наконец призналась, он только обрадовался. Сказал, что сам очень хочет в Россию…
Васька-Мост и генерал де Голль
Они приехали в Россию в 97-м. На время, погостить. Сыновья Елены остались во Франции, младший, Даниэль, отправился путешествовать вместе с родителями.
Андре решил написать книгу о жизни в русской глубинке. Семейство долго ездило по российским деревням, пока не остановилось в Ивановской области, в маленьком городке Плес. Здесь Даниэль пошел в школу.
Елена осваивала непривычные для нее тонкости деревенского быта, орудовала кочергой, а Андре писал о людях, которые жили по соседству. Например, о парне, который устроился на работу в соседний город. На дорогу соседи несколько раз собирали ему деньги, но каждый раз он добирался лишь до моста на выезде из Плеса — все пропивал.
— Его так и прозвали: Васька-Мост, — с усмешкой вспоминает Маньенан. — Хороший парень, жалко его… Да-да, что вы удивляетесь? Алкоголизм — это ведь болезнь, пьяницам тяжелее всех… Здесь таких много. Хотя среди деревенских есть и очень трудолюбивые люди. Как вы думаете, какие сейчас в колхозе зарплаты? 200 рублей! И они за эти деньги работают не разгибая спины.
В комнату заходит 23-летний Миша:
— Карбюратор я посмотрел, масло поменял, с машиной все в порядке, — сообщает он Андре.
— Мишу мы тоже считаем своим сыном, — улыбается Елена. — Хотя у него и его брата Ромы есть мама. Их семья приехала из Узбекистана. Поселились в Меленках, недалеко от нас. Миша, тогда 13-летний паренек, поразил тем, что постучался к нам с вопросом — нет ли какой работы?
— Помню, в 90-е годы, когда мы только приехали в Россию, очень хотелось помочь всем сразу, — вспоминает Андре. — Тогда мой друг, советник французского посла Жан Черячукин, дал совет — сказал, что всем помочь нереально. Что надо выбрать нескольких людей и помочь конкретно им. Тем, кто волею судьбы оказался в сложных обстоятельствах. Такими оказались Миша и его семья.
Отец ребят сильно пил, не работал, частенько поколачивал домашних. Однажды к Маньенанам прибежала Наташа, мама ребят, — пьяный супруг разбил ей голову. Они поселили маму с детьми у себя в доме, помогли оформить развод и даже дали непутевому папаше деньги на билет домой, в Узбекистан. Детей воспитывали вместе, как своих.
— Сейчас они наши главные помощники и друзья, — улыбается Елена. — Кстати, именно благодаря Мише мы удочерили Оксану. Он сказал: “В интернате новая девочка появилась, сирота. Брат сидит в тюрьме, родители умерли от пьянства. Может, пригласим ее в гости, чтобы хоть узнала, что такое нормальный дом?”
Вспоминаю о книге, которую собирался написать Андре. Где ее можно прочитать?
— А я ее не дописал, — смеется Маньенан. — И вряд ли допишу. Времени не хватает. И вообще, реальная жизнь куда интересней написанной на бумаге.
— А вы не хотите написать воспоминания о ваших встречах с генералом де Голлем, Ивом Монтаном, Симоной Синьоре, Франсуазой Саган — прежняя жизнь ведь сталкивала вас со многими великими?
Андре лишь пожимает плечами:
— Это не очень интересно мне. Яркие были люди, но во многом они стали знамениты благодаря стечению обстоятельств. Вокруг, особенно в России, полно не менее талантливых и неординарных людей…
“Все они — наши дети!”
На улице зарядил по-осеннему холодный дождь, и мы устраиваемся в просторной гостиной. Под огромным вязаным абажуром мы с Андре рассматриваем многочисленные фотоальбомы. На всех снимках — люди с простыми деревенскими лицами и натруженными руками.
— Это наши соседи, они уже умерли, — указывает француз на фото двух старичков, сидящих у печки. — Очень хорошие были — трудолюбивые, спокойные, аккуратные. Мы помогли их внучке Машеньке. Она мечтала изучать иностранные языки и сама по учебникам их учила. Мы взяли ее к себе домой. Нанимали репетиторов, сами занимались. Маша окончила иняз, сейчас много работает за границей. Так что тоже, можно считать, наша дочка.
— Маша, Миша, Рома, — перечисляю я, — кому еще вы помогли встать на ноги, не считая Жени и Оксаны, конечно?
— Еще Виталику Шажкову, ему 14 было, когда мы познакомились. На него столько бед свалилось — мальчик страдал ДЦП, отец погиб, мама выбивалась из сил, поднимая пятерых детей, да еще и пожар в квартире случился. Мы не только взяли Виталика на воспитание, но и помогли семье восстановить сгоревшую квартиру…
Зато сейчас Виталий поступил на экономическое отделение Ивановского института!
— А 10-летнюю Гулю Муратову мы забрали из соседней деревни Меленки, — добавляет Елена. — Там была ужасающая бедность. Девочка жила у нас несколько лет. Потом бабушка убедила семейство вернуться под Уфу, ближе к родственникам. Гуля долго писала мне нежные письма, в которых учила меня татарскому языку.
16-летняя студентка Юля Флоренская появилась в семье сначала в качестве репетитора для детей. Как-то она обмолвилась Елене, что идет в магазин “покупать одну сосиску и одно яйцо”. Выяснилось, что денег у девочки нет даже на проезд. Мама еле сводит концы с концами, еще есть младшая сестра Галя. Маньенаны оставили у себя обеих сестер.
Илюше Изюмову уже 20 лет, но он до сих пор живет в квартире Маньенанов в Иванове. Они помогают ему уже 4 года — мама Ильи работает в местном музее и получает всего 2 тысячи…
…Дождь закончился, и Женя с Оксаной, приемные дети Маньенанов, ведут меня посмотреть Плес. Двухэтажный городок, тут и там небо пронзают маковки церквей…
— Вообще скучновато здесь, молодежи мало, все разъезжаются, — вздыхает 16-летний Женя. — Я школу закончу и тоже уеду. Наверное, в Иваново, в медицинский буду поступать…
“Всем не поможешь!” — такой фразой часто отговариваются те, кто не готов помочь никому. А всем и не надо. Андре и Елена Маньенан подарили свою любовь и поддержку десятерым детям. То есть целой вселенной, если принять во внимание, что каждый человек — это мир…
Исследование фригидности
Когда Мари было 24 года, отец нашел для нее мужа. Выбор пал на принца Георга, второго сына короля Греции. Мари было тяжело покидать Париж: она всегда была сильно привязана к отцу и боялась разлучаться с ним. Ее продолжали преследовать мысли о гибели ее матери, и она панически боялась лишиться второго родителя. Однако выбора у принцессы не было, и Мари отправилась в Грецию, где стала женой принца и родила двоих детей, сына Пьера и дочь Евгению.
Брак не был для Мари счастливым. Однажды она узнала, что ее муж гомосексуален и давно находится в отношениях со своим дядей. Мари решила, что не будет играть роль покорной и целомудренной супруги и также начала заводить связи на стороне. Однако физическая близость не приносила ей того удовольствия, на которое она рассчитывала. В какой-то момент Мари начала подозревать, что фригидна. Еще в детстве она мечтала стать медиком, поэтому решила рассмотреть проблему как медицинскую загадку, которую нужно решить.
В 1924 году Мари опубликовала под псевдонимом А. Э. Нарджани научную статью «Записки об анатомических причинах фригидности у женщин», в которой выдвинула гипотезу, что фригидность — это проблема анатомического характера, которую можно вылечить. Мари полагала, что фригидность может быть связана с тем, что клитор расположен слишком далеко от влагалища. Для того, чтобы проверить свою теорию, Мари лично измеряет расстояние между клитором и влагалищем у 243 француженок.
Мари считала, что избавиться от фригидности можно с помощью операции — если переместить клитор ближе к влагалищу, и решила проверить гипотезу на самой себе. Ей сделали несколько операций, однако они не дали никакого результата.
Гораздо позже выяснится, что принцесса все же отчасти была права и способность испытывать удовольствие во время полового акта действительно в некоторой степени связана с удаленностью клитора от влагалища. В 2008 году американская исследовательница Ким Валлен заявила, что «К-В расстояние» должно быть не больше 2,5 сантиметра, в противном случае финишировать для женщины сложнее».
«Вежливые люди» 1814-го: русские в Париже
31 марта 1814 г. союзные войска во главе с российским императором Александром I вступили в Париж. Это была громадная, пёстрая, разноцветная, объединившая в себе представителей всех стран Старого Света армия. Со страхом и сомнением взирали на них парижане. Как вспоминали очевидцы тех событий, больше всего в Париже боялись пруссаков и, конечно, русских. О последних ходили легенды: многим они представлялись этакими рычащими зверовидными чудовищами то ли с дубинами, то ли с вилами наперевес. На деле парижане увидели рослых, подтянутых, опрятных солдат, по своей европейской внешности неотличимых от коренного населения Франции (выделялись особенным колоритом разве что казаки и азиатские части). Офицерский же корпус русских безупречно говорил по-французски и мгновенно — во всех смыслах — нашёл общий язык с побеждёнными.
…Русские уходили из Парижа в июне 1814-го — ровно двести лет тому назад вслед за основными регулярными частями, выведенными ещё в мае, город оставила гвардия. Русские в Париже — один из величайших триумфов отечественной истории, славный период, который в мировой и даже нашей историографии не совсем справедливо заслонён событиями 1812 г. Вспомним же, что это было.
Двести лет тому назад
Начнём с того, что собственно участники антинаполеоновской кампании не разделяли события тех лет на Отечественную войну 1812 г. и Заграничный поход русской армии 1813-1814 гг. Они именовали это противостояние Великой Отечественной войной и датировали 1812-1814 гг. Поэтому именно о годе 1814-м уместно говорить как о времени, когда Россия вышла из войны с Наполеоном, в отличие от англо-австрийских и прочих союзников, которым ещё предстояла веселуха в формате восстановления Бонапарта на престоле во время Ста дней и чудом, только чудом выигранного сражения под Ватерлоо. (Правда, по 2-му Парижскому договору, подписанному после Ватерлоо в 1815-м, во Францию был введён 30-тысячный оккупационный корпус генерала ВОРОНЦОВА, но это уже совсем другая история.)
На момент вступления союзных армий в столицу Франции с парижанами уже не было их повелителя — император Наполеон с шестидесятитысячной армией находился в Фонтенбло, замке в 60 км от французской столицы. Через несколько дней, 6 апреля, он перестал быть и императором: одним росчерком пера в акте об отречении он сделал себя просто генералом Бонапартом… Для многих это было шоком: «Он отрёкся от престола. Это способно исторгнуть слёзы расплавленного металла из глаз сатаны!» — писал великий БАЙРОН.
К вящему удивлению Александра I Освободителя, французы вовсе не мечтали быть «освобождёнными» от власти Наполеона. И до и после занятия союзниками Парижа французские крестьяне объединялись в партизанские отряды и при поддержке остатков регулярной французской армии и национальной гвардии периодически нападали на тылы союзной коалиции. Впрочем, градус этого движения был существенно снижен подлым поведением иных приближённых Наполеона (типа маршала МАРМОНА, который предал главу государства и заработал за один день много миллионов вследствие огромного скачка акций Французского банка на бирже после отречения императора). Сбило пронаполеоновские настроения в обществе и более чем достойное поведение в Париже русских войск. Ни о каких «даю вам три дня на разграбление города» и речи не шло! Конечно, имели место отдельные инциденты, но они не превращались в систему: так, как-то раз французские городские власти пожаловались на ряд соответствующих эпизодов русскому военному губернатору генералу Фабиану ОСТЕН-САКЕНУ, и тот пресёк и без того немногочисленные безобразия на корню. Забавно, что при окончательном оставлении русскими Парижа генералу презентовали золотую шпагу, осыпанную бриллиантами, на которой честь честью красовалась надпись: «Город Париж — генералу Сакену». В определении, формулирующем основания подобной награды, было указано: «Он водворил в Париже тишину и безопасность жители, благодаря бдительности его, могли предаваться обыкновенным своим занятиям и почитали себя не в военном положении, но пользовались всеми выгодами и ручательствами мирного времени». Всё это чрезвычайно далеко от тех ужасов, что рисовались в головах парижан при приближении союзнических армий к столице.
В павшей французской столице «царь царей» Александр, император Всероссийский, повёл себя милосердно. Хотя у участников взятия Москвы в 1812-м, воочию видевших, как вели себя в первопрестольной иные солдаты и офицеры «Великой армии», были подозрения, что русский самодержец снимет все запреты. Покажет, так сказать, французам кузькину мать: ну, например, подожжёт Лувр, в Нотр-Дам-де-Пари устроит конюшню или отхожее место, снесёт Вандомскую колонну или отменит орден Почётного легиона (к последним двум пунктам его, к слову, прямо призывали роялисты — сторонники свергнутой династии БУРБОНОВ). Ничуть не бывало. Александр оказался, пользуясь популярной ныне лексикой, вежливым и терпимым человеком. Часто без охраны он выходил погулять в центр Парижа, разговаривал с простыми людьми, чем очень расположил их к себе. Ещё больше Александра зауважали после того, как он приказал восстановить зелёные насаждения на Елисейских полях, случайно уничтоженные расположившимися здесь частями русской армии.
Собственно, в режиме военного времени, в режиме комендантского часа Париж не жил практически ни дня: уже к началу апреля заработали банки, почта, все присутственные места, из города можно было спокойно выехать, в город можно было спокойно и безопасно въехать. Общую гладкую картину подпортили пруссаки: они разграбили винные погреба в одном из парижских предместий и напились. В русской армии такие штуки не проходили, и «вежливые» солдаты вполголоса жаловались на чересчур строгую дисциплину, мешавшую им пользоваться всеми благами «тура по Европе»: дескать, в Москве «лягушатники» не шибко-то блюли нравы…
Информационные войны XIX века
Как известно, пребывание русских войск в Париже обогатило и русскую, и французскую культуру, в том числе и бытовую. Навскидку сразу вспоминается «бистро». К слову — о кухне: есть бытовые привычки, которые считаются чисто русскими, но на самом деле имеют парижское происхождение. Речь, например, о примете не ставить пустые бутылки на стол — «денег не будет». Дело в следующем: официанты во французских питейных заведениях не учитывали количество отпущенных клиентам (да-да, солдаты ещё и платили!) бутылок, а попросту пересчитывали пустую тару на столе. Смекалистые казаки отметили такой способ подсчётов и часть бутылок переправляли под стол. Определённая экономия была, действительно, налицо.
Коль скоро речь зашла о казаках, о них нельзя не упомянуть подробнее (хотя в рядах русской армии были и более экзотические ингредиенты, например, калмыки на верблюдах, при одном взгляде на которых — и калмыков, и верблюдов — чувствительные парижанки падали в обморок-с). Казаки произвели форменный фурор: они купались в Сене совершенно без обмундирования, купали и поили там же своих коней. Помните, как в знаменитой песне про казаков в Берлине-1945: «Распевает верховой: «Эх, ребята, не впервой//Нам поить коней казачьих//Из чужой реки…» Несмотря на не особенную деликатность, казаки оставили о себе добрую память. Парижские мальчишки целыми толпами бегали за «завоевателями», выпрашивали на память сувениры.
Казаки являлись главной достопримечательностью Парижа в течение двух месяцев. Накануне взятия Парижа по всему городу были расклеены лубочные карикатуры-страшилки: казаков изображали в виде чудовищных тварей в мохнатых шапках, они были увешаны кошмарными ожерельями из человеческих ушей. Пьяные мерзавцы жгли дома, а сотворив своё чёрное дело, валились в скотском беспамятстве в лужу, et cetera.
Реальные казаки разительным образом не соотносились с карикатурными. Хотя первоначально их боялись: бородачи разводили костры на берегу Сены и жарили мясо, и кто знает, чьё мясо подрумянивалось на огне. Так, жена наполеоновского генерала Андоша ЖЮНО в своих мемуарах приводила такой эпизод: знаменитый казачий атаман Матвей ПЛАТОВ взял на руки девочку полутора лет, и её мать тотчас же заголосила и бросилась ему в ноги. Генерал Платов долгое время не мог понять, что кричит ему обезумевшая женщина, и только немного погодя разобрал, что та просит его «не есть её дочь» (!).
С одной стороны, это комично, с другой — печально (особенно если учесть, что наши в Париже никогда не позволяли себе таких штучек, как союзники по 6-й антинаполеоновской коалиции). И однако нелепые ходульные страшилки о русских пережили века и перекочевали в наше время…
Тем не менее пребывание русских в Париже обросло легендами куда более благодарного толка, и взятие французской столицы окончательно закрепило за Россией статус сверхдержавы. Понятие «русские в Париже» приобрело архетипическое звучание, и на нём строились иные исторические шутки типа знаменитой императорской: так, в 1844-м в Париже готовились к постановке откровенно антироссийской пьесы «Павел I», и узнавший об этом Николай I, сын «главного героя» пьесы, направил в Париж письмо. В нём он указал, что если пьесу всё-таки обнародуют, он пришлёт во французскую столицу «миллион зрителей в серых шинелях, которые освищут это представление».
Хрестоматийное поведение
После окончательного вывода русских войск из Парижа нашим ещё было суждено вернуться во Францию. Правда, для этого Наполеону потребовалось триумфально вернуть себе власть и вызвать на себя огонь всей оскорблённой в лучших чувствах Европы. (Чтобы прочувствовать динамику этого поистине величайшего камбэка, приведу заголовки, появлявшиеся в одних и тех же французских СМИ по мере приближения Наполеона к Парижу: «Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан» (неподалеку от Канн на средиземноморском побережье Франции. — Авт.); «Людоед идёт к Грассу»; «Узурпатор вошёл в Гренобль»; «Бонапарт занял Лион»; «Наполеон приближается к Фонтенбло», ну и наконец финальное и великолепное — «Его императорское величество ожидается сегодня в своём верном Париже».)
Что было дальше, всем известно. Наполеон проиграл Ватерлоо, и войска союзников снова расквартировались во Франции. Следует заметить, что и первая, и вторая «оккупация» Франции мало напоминала захват страны гитлеровцами в 1940-м и последующие четыре года: в 1814-м и 1815-м вся гражданская власть на местах принадлежала самим французам, союзники старались не вмешиваться во внутренние дела страны, и терпимее остальных вели себя именно русские. Замечательный факт: муниципалитеты французских городов, предназначенных для размещения иностранных войск, помнили о поведении русских в Париже в 1814-м и просили, чтобы у них размещались не «цивилизованные» англичане и «дисциплинированные» немцы (последние, к слову, особенно отличились в грабежах, как впоследствии и их прапраправнуки в XX в.), а именно российские полки.
Читайте также: