На северном берегу где ветер дыша прибоем летит над грядою дюн
В Японском море всегда вспоминаешь Цусиму. Ехать на ту войну Чехов собирался не журналистом, а врачом… Могила Исикава Такубоку на северном берегу острова Хоккайдо. Она и проходила у нас по левому борту. На северном берегу, Где ветер, дыша прибоем, Летит над грядою дюн, Цветешь ли ты, как бывало, Шиповник, и в этом году?
Октябрь — шиповник, должно быть, облетел и в Японии…
«Зачем это писать, — недоумевал Чехов, — что кто-то сел на подводную лодку и поехал к Северному полюсу искать какого-то примирения с людьми, а в это время его возлюбленная с драматическим воплем бросается с колокольни? Все это неправда, и в действительности этого не бывает. Надо писать просто: о том, как Петр Семенович женился на Марье Ивановне. Вот и все».
Это сравнительно молодой Чехов.
А вот мечты о предсмертной пьесе, которую рассказывал Станиславскому, но написать не успел: «Два друга, оба молодые, любят одну и ту же женщину. Общие любовь и ревность создают сложные взаимоотношения. Кончается тем, что оба они уезжают в экспедицию на Северный полюс. Декорация последнего действия изображает огромный корабль, запертый во льдах. В финале оба приятеля видят белый призрак, скользящий по снегу. Очевидно, это тень или душа скончавшейся далеко на родине любимой женщины».
Чехов пришел к такому сюжету и обдумывал его, когда уже собирались чемоданы для отъезда в Баденвейлер.
А как сам поступал в жизни? Неужели поездка на Сахалин свершена из желания пересчитать там каторжан и чем-то облегчить их жизнь? Нет, там и сугубо личное было, что-то от поиска «какого-то примирения с людьми», хотя на словах он над такими поисками издевался…
«В последний год жизни у Антона Павловича была мысль написать пьесу. Она была еще неясна, но он говорил мне, что герой пьесы, ученый, — любит женщину, которая или не любит его, или изменяет ему, и этот вот ученый уезжает на дальний север. Третий акт ему представлялся именно так: стоит пароход, затертый льдами, северное сияние, ученый одиноко стоит на палубе, тишина, покой и величие ночи, и вот на фоне северного сияния он видит — проносится тень любимой женщины…»
Хорошенькую эволюцию проделал Антон Павлович! А почему такую разительную? А потому, вероятно, что своим гением уже в начале века ощущал новую роль Севера в судьбе России. И еще главный герой-то — ученый!
Вернулся я в Ленинград только в ноябре 1979 года самолетом из Владивостока. Начал перебирать записные книжки, бумажки, перекладывать их с места на место — так всегда делаешь, когда отвык от писательства и никак в него обратно не войти.
Наткнулся на письмо Казакова и сразу подвигнул себя на подвиг — поход на почту — и отправил ему свои последние книги ценной бандеролью. Там были и «Вчерашние заботы» — повесть на материале арктического плавания 1975 года. Вернулся домой, и началась очередная телепатия.
Телефон звонит. Сейчас возьму и трахну его об пол! Вот почему не войти в писание — телефон, городские отвлечения, пустые суеты…
Телефон трезвонит междугородным сигналом.
Говорит доктор, женщина. В больнице познакомилась с Казаковым. Сообщает, что он очень тяжело болел, врачи перед операцией не давали ему и трех процентов на жизнь…
Докторша еще сообщает, что она дочь старшего механика теплохода «Брянсклес». Господи, боже мой! Да мы год назад к борту этого «Брянсклеса» на Молодежной в Антарктиде швартовались!
Ну до чего же все на свете перемешано и перевязано!
Вечером дозвонился Казакову. Голосок у него был слабый. Опять готовился ложиться в больницу. Хрипит сквозь свое обычное заикание:
— А врачиха эта, Катя, меня не лечила и мои рассказы в грош не ставит. Ты и здесь мне дорогу перебежал! А ездила она в больницу, чтобы наставлять меня, что есть и что не есть. Послушать ее, так надо жить на швейцарском курорте, чтобы питаться по ее диете. Знаешь, как в старину, судя по народническим рассказам, доктора прописывали обитателям ночлежек портвейн и куриный бульон? Так вот и она… У нее старый муж перенес такую же операцию, вот она ему и готовила протертые супы и прочее…
Через год «Брянсклес» погиб в Арктике. Отец докторши Кати успел выскочить.
Пишу тебе на авось. Книги твои, которые ты мне прислал, вызвали массу ощущений, но я тут опять собирался умирать, и поэтому достойно ответить не мог.
Сто раз хотел написать, но всю осень и зиму был в такой мерихлюндии, что не писал вообще никому, не отвечал даже на письма из редакций.
Целую тебя и люблю, и до сих пор ищу письмо твое хамское, на которое я соответственно ответил (там было что-то о Паустовском), и не найду. А жаль. Жаль, что по пьянке расходятся люди, нужные друг другу. Но об этом в другой раз.
Закрыть Как отключить рекламу?Адрес мой: Абрамцево — Ю. Казакову.
Накатал сегодня дюжину писем (все-таки подумай, какая производительность — каждое письмо примерно по странице, вот тебе пишу тринадцатое, клади на круг 12 стр. — и это в общем за полдня! Вот так и надо нам писать свои рассказы, не задумываясь, как будто письмо приятелю пишешь. Тогда у нас с тобой было бы по тридцать томов сочинений).
Ты, конечно, омерзителен в своей неряшливости: не только ботинки, как я помню по Одессе, начищаешь гостиничными коврами, но за своей старушкой «Эрикой» не ухаживаешь. А ты должен любить ее нежней и бережней, чем самую прекрасную женщину. А она у тебя грязью заросла, буквы забиты не только гласные, но и согласные!
Я бы на месте «Эрики» объявил тебе забастовку, как англичане в Сорри-доке. Что ты в нее вместо ленты — мазутные концы вставляешь, что ли?
Витя, напиши же, в конце концов, как ты и что? Давно ли умерла мама и отчего, и был ли ты в это время в море или при ней? И есть ли у тебя собака? Не покупай собаку, Витя! Ее выгуливать надо, а потом начинаешь ее любить, а потом, когда она помирает, начинаешь страдать, пить горькую и укорачивать и без того короткую свою жизнь. У меня был спаниель, 12 лет жил, переболел чумой, совсем очеловечился, а когда помер, я мамашу два раза на «скорую помощь» в Хотьково возил, потому что Чифа (так его звали) страшно любил отец, который незадолго перед этим тоже помер, и вот тут все соединилось — не приведи Бог!
Слушай, я тут, когда лежал в больнице в Загорске, оказался вдвоем в палате с Князем церкви, и он выписал мне журнал Московской патриархии. Так вот в одном из номеров я вычитал интереснейшее описание вскрытия гробницы Николая-угодника. (Я этот журнал найду не поленюсь и перепечатаю тебе подробности, а ты сделай с этого дела ксерокопии крупными буквами и пошли в пароходство, чтобы в каждой рубке в рамочке это висело. Все-таки Николай Чудотворец — покровитель моряков. И он действительно жил!)
А помнишь, в Ялте, ежедневную утреннюю редиску, какую-то длинную рыбу, которую я таскал на кухню жарить, и водку, которую ты со стуком ставил на стол?
Отвечаю на вопросы. Мама умерла девять лет назад. Одна в квартире, ночью. Как утверждают врачи — во сне, но мне не верится, и потому иногда накатывает ужас за нее. Я в этот момент ехал из Кракова в Варшаву, и она мне приснилась, и я уже знал, что она умерла. И я спокойно верю теперь в телепатию — во всяком случае, между матерью и сыном.
Собаку я не заводил, потому что знаю про все, что ты об этом деле пишешь, — очень ответственное, и чувствительное, и счастливо-грустное это дело.
Ялту, редиску, длинных рыбин и водку, которая в те времена, казалось, лишь веселила, будила мысль, фантазию, веру в счастье, а нынче только угнетает и лишает творческого, оставлю в душе как самое прекрасное в прожитой жизни. И кабачок с музыкантами, и дом Чехова… Обнимаю.
Похожие цитаты
Белый шиповник, дикий шиповник
Краше садовых роз.
Белую ветку юный любовник
Графской жене принёс.
Белый шиповник, страсти виновник,
Он ей, смеясь, отдал.
Листья упали на подоконник.
На пол упала шаль.
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Шиповник, дикая роза – вот на что похожи ее губы! Только сунься – и пара-тройка царапин тебе обеспечена. Или того хуже – глубокий порез.
Добавила Molmeena 29.06.11- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Я себя берегу, берегу,
Подвиг мой — на том берегу.
В пестром мельканье там стану
ланью,
Крылья выпростаю на бегу…
А пока я себя берегу —
Я готовлю себя на закланье…
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Знаешь ли ты, о чём молчит она,
О чём её мечты?
Знаешь ли ты, что говорит она,
Когда не рядом ты?
Рядом с кем-то другим.
Знаешь ли ты, когда уйдет она,
Куда она идёт?
Слушая шаги.
Знаешь ли ты, имеешь ли ты власть,
Чтоб удержать её?
Исикава Такубоку
На северном берегу,
Где ветер, дыша прибоем,
Летит над грядою дюн,
Цветешь ли ты, как бывало,
Шиповник, и в этом году?
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
На северном берегу где ветер дыша прибоем летит над грядою дюн
Кто услышит коноплянку
Кто услышит коноплянку?
Гусиная стая, возвращавшаяся с далекого юга к родным северным озерам, над этим огромным скоплением домов, труб, машин и людей старалась пролетать как можно быстрее. Гуси летели сосредоточенно и безмолвно. Но серые путешественники напрасно опасались угрозы с земли: откуда им было знать, что люди в городах редко смотрят на небо. Особенно в этом городе. Вот и выбивались гуси из последних сил, только бы поскорее увидеть спасительную зелень лесов и голубую гладь озер. Могли ли они с высоты своего полета разглядеть улицу в самом центре города, старинный дом из серого камня? На третьем этаже дома, в тот самый момент, когда гусиная стая пролетала над городом, возле двери, на которой было написано: "Без вызова не входить", стоял человек средних лет. Точнее, он не стоял, а нервно расхаживал взад-вперед по коридору, в котором кроме него были еще люди. В другом месте, в другой очереди этому мужчине кто-нибудь наверняка сделал бы замечание. В самом деле, кому понравится, когда перед тобой беспрестанно маячит - туда-сюда - что-то бормочущий человек. В другом, но не здесь. И дело было не в особой терпимости окружавших его людей. Каждый пришел сюда со своей бедой - болезнью - и целиком находился в своих мыслях и переживаниях. Человек же продолжал мерить шагами пространство около двери. Бормотание становилось все громче: "Закон подлости, закон подлости. В такой день. осталось два часа. "
- Киреев! - раздался голос из кабинета, усиленный динамиками. Бормочущий вздрогнул и с радостным вздохом быстро шагнул за дверь. Обычно Киреев старался внимательно осматривать новое место, в какое попадал. Сейчас же он видел только врача и - краем глаза - молодую медсестру. Врач не посмотрел на него, ответив на приветствие кивком головы и продолжая писать. На груди его висела визитка: "Хирург Кравчук Владислав Игоревич". Молодой, цветущего вида. Киреев не без досады подумал: "Самоуверенный тип. Надо будет все красноречие свое пустить в ход, но обязательно убедить его сделать по-моему". В чем-чем, а в собственном красноречии он не сомневался. "Ну посмотри, посмотри мне в глаза, милый". Однако врач Кравчук Владислав Игоревич только бросил сухо, опять не глядя на Киреева:
- Раздевайтесь до пояса и ложитесь на кушетку.
- Эта язва, - раздеваясь и стараясь говорить как можно проникновеннее, заговорил Киреев, - меня со студенческих лет мучает. Сами понимаете, - портвейн дешевый, закусывали сырками плавленными, если вообще закусывали. Ну вот, я и говорю, что обычно мне хватает попить недельку-две зверобоя - и все проходит. А этот год для меня тяжелым выдался, наверное, поэтому посильнее прихватило.
Он лег на кушетку, подошедший врач, попросив его немного согнуть ноги в коленях, стал пальцами ощупывать его живот.
- Вот здесь больно?
- Да, немного. И левее еще. Угу, вот тут. Интересное совпадение, Владислав Игоревич. На днях материал готовил, - я журналистом работаю. И одна женщина рассказала, как она своего мужа от язвы вылечила - сырыми яйцами. Пить нужно месяц натощак, без соли. Говорит, от язвы следа не остается.
- Одевайтесь, - опять коротко бросил врач. Киреев чувствовал, что ни его слова, ни его доверительный тон не производят на доктора впечатления, и, как это с ним обычно происходило, перешел почти на скороговорку, обильно сопровождая речь жестикуляцией:
- Право, я удивился, узнав, что Марина Петровна меня к вам на консультацию послала. Мне, наверное, следует хорошенько пролечиться, да я это обязательно и сделаю. Но не сейчас, доктор! У меня сегодня, через два часа встреча очень важная. Очень важная. Хайкин, Иосиф Самуилович слышали о таком? Банкир известный. Речь может пойти о крупном заказе. Я статью о нем, дай Бог, напишу. Друзья показали ему мои прежние работы. Сегодня звонят, говорят, ждет. Такой человек, нельзя опаздывать. Опоздаешь - и все.
Кравчук, считая себя опытным психологом, давал Кирееву выговориться. Он был неплохим человеком и всегда жалел больных, особенно тяжелых. Впрочем, другие в этот кабинет просто не заходили. Правда, в последние год-два эта жалость стала более отстраненной. Он понял, что у жизни свои законы, а он всего лишь доктор. Пусть даже хороший. Нельзя все близко принимать к сердцу - так долго не продержишься.
И еще одна особенность была у Владислава Игоревича. Он постоянно видел себя как бы со стороны. И ему хотелось всегда выглядеть достойно. То есть красиво. Кравчук и сейчас чувствовал, как на него влюбленными глазами смотрит медсестра Оля. Оторвав взгляд от амбулаторной карточки больного, долгим-долгим взглядом посмотрел на Киреева. Средних лет, со степенной бородкой, а сам весь какой-то суетливый. Лихорадочно засовывает рубаху в брюки, что-то говорит. Что он говорит?
- Очень важная. Хайкин, Иосиф Самуилович - слышали о таком? Банкир известный. Речь может пойти о крупном заказе. Я статью о нем, дай Бог, напишу. Друзья показали ему мои прежние работы. Сегодня утром звонили, говорят, он ждет. Такой человек, нельзя опаздывать. Опоздаешь - и все.
- Мне жаль, Михаил Прокофьевич, - Кравчук почти не играл теплоту в своем голосе, - но вам, по всей видимости, придется пересмотреть ваши планы.
- Вот, я так и знал. Вы молодой врач, Владислав Игоревич, поверьте, я полностью доверяю вам, но свой организм я знаю очень хорошо. Попью зверобоя, сырых яиц, а в больницу я не могу лечь.
- А я вас не могу заставить. Но мой врачебный долг сказать вам о всей сложности вашего положения. Как говорили древние римляне: терциум нон датур - третьего не дано. Киреев, который все утро думал о предстоящем разговоре с Хайкиным, представлял то, что он скажет банкиру, только после этих слов доктора почувствовал некоторое беспокойство. Он гордился своей интуицией, а она в этот раз молчала.
- Вы сказали - сложности?
- Передо мной ваши анализы. Марина Петровна, показав мне их, сказала, что вы живете один.
- Один, но какое это.
- Имеет значение? - Кравчук подчеркнуто перебил Киреева. Теперь говорить будет он. И говорить как можно весомее: - Самое прямое: бывают ситуации, когда я предпочитаю говорить с родственниками пациента. Но в данном случае я буду говорить с вами. "Что несет этот смазливый хлыщ? При чем тут родственники? Неужели. " Беспокойство нарастало, как снежный ком. Вспотели ладони рук.
- . буду говорить с вами. Марина Петровна не напрасно послала вас сюда. Она поставила язву двенадцатиперстной кишки под вопросом, но, к сожалению, все значительно серьезнее. Вы взрослый человек, так что я не буду ходить вокруг да около. Тем более я являюсь сторонником американского метода в медицине. В Америке больным говорят правду, какой бы суровой она ни была. У вас выявлено серьезное онкологическое заболевание.
- Рак? - не веря своим ушам, спросил Киреев. С этого момента все происходило будто во сне. Врач что-то говорил о современных средствах медицины, об операции, медсестра сунула ему в руку какое-то направление. Он автоматически что-то отвечал, смотрел в бумажку - и ничего не видел. Колотилось сердце, и в мозгу словно гвоздем кто-то невидимый выбивал одно-единственное слово: РАК. По позвоночнику пробежал холодок - это был страх. Самый обыкновенный, животный страх. Ноги сделались ватными. Позабыв попрощаться, он вышел из кабинета.
- Владислав Игоревич, мне показалось, что после того, как вы этому бедняге сказали его диагноз, он перестал вас слышать.
- Это называется шок, Оленька. Только что на наших глазах произошла катастрофа. Теперь ему не до Хайкина. Да, древние были правы.
- В самом прямом: контра фатум нон датур аргументум.
- Ой, Владислав Игоревич, - кокетливо поправляя шапочку на голове, взмолилась Оля, - вы уж мне переводите сразу, я в медучилище с этой латынью намучилась. А то контра какая-то.
Похожие цитаты
Белый шиповник, дикий шиповник
Краше садовых роз.
Белую ветку юный любовник
Графской жене принёс.
Белый шиповник, страсти виновник,
Он ей, смеясь, отдал.
Листья упали на подоконник.
На пол упала шаль.
Исикава Такубоку – цитаты
Есть люди, для которых всё прекрасно.
И то им хорошо, и это по душе.
Когда бы эту легкость духа мне!
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
«И лишь из-за этого
Умереть?»
«И лишь ради этого
Жить?»
Оставь, оставь бесполезный спор.
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
К песчаным холмам
Прибит волною сломанный ствол,
А я, оглядевшись вокруг, —
О самом тайном
Пытаюсь хотя бы ему рассказать.
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Ночное веселье
В парке Аеакуса,
Вмешался в толпу.
Покинул толпу
С опечаленным сердцем.
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
В тумане ночном,
Блестя огоньком папиросы,
Там, где волны
Бились о берег,
Долго стояла женщина.
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
На северном берегу,
Где ветер, дыша прибоем,
Летит над грядою дюн,
Цветешь ли ты, как бывало,
Шиповник, и в этом году?
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Как пляшущий дракон в пустынном небе –
Дым этот тающий.
Гляжу – не налюбуюсь!
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Слова,
Неведомые людям.
Вдруг показалось мне
Я знаю их
Один.
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Гляжу на свои
Грязью испачканные руки.
Как будто я вдруг увидел,
Что сталось
С сердцем моим!
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
В два-три голоса
Мне говорили:
«Перед смертью
Он тихо всхлипнул. Чуть-чуть».
Слезы сжали горло.
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Быть может, оттого я так печален,
Что ярких красок
Нет вокруг меня?
Послал купить я
Красные цветы.
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Когда я взвёл курок,
Когда я целюсь,
О, тогда
Нет для меня богов!
Нет для меня богов!
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Роман Тургенева!
Его я в поезде читал, долины Исикари проезжая,
Где падал мокрый снег!
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Какая грусть в безжизненном песке!
Шуршит, шуршит.
И всё течёт сквозь пальцы, когда сожмёшь в руке.
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Есть особые мгновения, они не повторяются дважды. Я с любовью вспоминаю эти минуты. Мне не хочется, чтобы они прошли напрасно. Лучше всего их выразить при помощи такого короткого стихотворения, как танка. Я пишу танка, потому что я люблю жизнь.
Пояснение к цитате:Танка — («короткая песня») — лирическое стихотворение, состоящее из 31 слога с чередованием пятисложных и семисложных метрических единиц. Поэтика танка, сложившаяся в эпоху раннего средневековья, получила наиболее законченное выражение в произведениях, вошедших в антологию «Кокин (вака) сю». Как жанр высокой поэзии танка продолжает жить и в современной литературе Японии.
Виктория Платова. Ужасные невинные
Шиповник, дикая роза – вот на что похожи ее губы! Только сунься – и пара-тройка царапин тебе обеспечена. Или того хуже – глубокий порез.
Добавила Molmeena 29.06.11 в 8:08- Скопировать
- Сообщить об ошибке
А у неё банально герпес.
На северном берегу где ветер дыша прибоем летит над грядою дюн
Все проекты
Для бизнеса
Другие проекты
добавлена 30 января 2019 в 14:23
Моя дверь никогда не закрыта, Но никто еще не зашел… Тишина. От прошедших дождей зелен мох. И дубовые листья беззвучно и долго Летят до самой земли. Заблуждение? Мудрость? — Как орел или решка. Весь мир или Я? — Все одно. День: с утра без слов. Ночь: без дум при луне, От которой все сходят с ума — соловьи У реки и собаки в деревне… Я пишу тишину в своем сердце При незакрытых дверях… * Рёкан Тайгу
На северном берегу где ветер дыша прибоем летит над грядою дюн
Все проекты
Для бизнеса
Другие проекты
добавлена 30 января 2019 в 14:23
Моя дверь никогда не закрыта, Но никто еще не зашел… Тишина. От прошедших дождей зелен мох. И дубовые листья беззвучно и долго Летят до самой земли. Заблуждение? Мудрость? — Как орел или решка. Весь мир или Я? — Все одно. День: с утра без слов. Ночь: без дум при луне, От которой все сходят с ума — соловьи У реки и собаки в деревне… Я пишу тишину в своем сердце При незакрытых дверях… * Рёкан Тайгу
На северном берегу где ветер дыша прибоем летит над грядою дюн
Все проекты
Для бизнеса
Другие проекты
добавлена сегодня в 11:56
Художник Елена Юшина
добавлена сегодня в 11:52
Художник Дмитрий Лёвин
добавлена сегодня в 11:47
Едва забрезживший рассвет. И месяца пугливый след. Кленовой шалью шелестя, С гор ветер реет, чуть дыша. И нежится моя душа, как алых листьев бахрома. (Минамото Ёритомо)
добавлена 27 сентября в 12:10
Ставлю вещи на свет и смотрю, как рождаются тени в полдень осенний. (Такахама Кёси)
Пастель Елены Юшиной
добавлена 26 сентября в 23:12
В прозрачной росе хуторок затерянный горный - не больше пяти дворов. (Масаока Сики)
добавлена 25 сентября в 08:00
Падают листья. Всё дальше и дальше иду. (Сантока)
добавлена 24 сентября в 19:51
Душа человека. С одним лишь сравнима она - светлячок осенний. (Иида Дакоцу)
добавлена 24 сентября в 19:40
Я, увы, не таков: чем слабее осеннее солнце, тем пышнее они. С каждым днём все больше и больше расцветает утренних ликов. (Сётэцу) перевод А. Долина
добавлена 23 сентября в 22:19
Из ручья в лощине горсть зачерпну - и довольно телу. Лишь один глоток тумана в горах напитает душу. Мне хватает мха и трав луговых, чтоб сплести одежду, Горных роз лепестки да кедров кора - вот мое ложе. Надо мной лазурный полог небес без конца, без края. В вышине проплывает грозный Дракон с облачным шлейфом. Прилетают горные птицы порой петь свои песни. Обезьяны скачут в густой листве с ветки на ветку. Я ловлю улыбки вешних цветов, хриза
МОЯ КНИЖНАЯ ПОЛКА. ИСИКАВА ТАКУБОКУ (1886 - 1912 г.г.) ТАНКА.
Когда впервые читаешь японскую поэзию, не покидает ощущение прекрасного и чужого одновременно. Так не похоже на европейскую литературу, так коротко, отрывочно, пронзительно звучат хокку и танка — традиционные трехстишия и пятистишия.
Потом, узнав больше, понимаешь, откуда ощущение не сотворенного, написанного, а как будто рожденного стихотворения. Японская поэзия не знает черновика, стих создается сразу, как открывается пейзаж в разломе гор: клочок неба, легкое облако, сосновая ветка.
Но чтобы достичь совершенства, нужно долго оттачивать навыки ремесла. Только пройдя жесткую школу, поэт обретает свободу.
Исикава Такубоку — один из любимейших японских лириков, создатель новой японской поэзии. Он прожил всего 27 лет, но оставил сборники стихов, романы, статьи, дневники. Все это вошло в золотой фонд современной японской литературы.
Стихи Исикавы Такубоку поражают напряженностью эмоций и скупыми, тщательно отобранными штрихами, которыми мастер рисует лирический образ.
Сто раз
На прибрежном песке
Знак "Великое" я написал
И, мысль о смерти отбросив прочь,
Снова пошел домой.
Я посчитал
Свои немногие годы.
На пальцы взглянул -
И ехать вдаль
Расхотелось мне.
************************************
Новая
Иностранная книга.
Как жадно вдыхал я
Запах бумаги.
Хотя бы немного денег!
"Ударю!" - говорили мне.
Я отвечал:
"Ударь!"
О если б снова стать таким,
Как в прежние года.
Я друга,
Как врага, возненавидел,
Но до л го-до л го
Руку жал ему,
Когда настал разлуки час.
Летел навстречу мокрый снег,
И по равнине Исикари
Наш поезд мчался сквозь метель.
Я в этом северном просторе
Роман Тургенева читал.
Застылый пар
На вагонном окне
Стал облаком
Лепестков
Цвета солнечного восхода.
На песчаном белом берегу
Островка
В Восточном океане
Я, не отирая влажных глаз,
С маленьким играю крабом.
О, как печален ты,
Безжизненный песок!
Едва сожму тебя в руке,
Шурша чуть слышно,
Сыплешься меж пальцев.
Когда, как редкий гость,
Приходит в сердце
Тишина,
Легко мне слушать
Даже бой часов.
Не знаю отчего,
Я так мечтал
На поезде поехать.
Вот - с поезда сошел,
И некуда идти.
С легкой душою
Хотел я его похвалить,
Но в сердце самолюбивом
Глубоко таилась
Печаль.
Вчера держался я на людях,
Как избранный
Властитель дум,
Но после на душе -
Такая горечь!
Прижавшись к моему плечу,
Среди снегов
Она стояла ночью.
Какою теплою
Была ее рука.
**************************
Во сне твой голос
В ушах звучал.
Как давно
Я слышал его!
Сам не помню когда. .
Как путник,
Озябший на ветру,
У встречного спрашивает дорогу,
Так, только так
С тобой говорил я..
Бывают такие мысли:
Как будто на чистый
Прохладный мрамор
Льется
Весенний свет..
Раскрыл всю душу в разговоре,
Но показалось мне:
Я что-то потерял.
И я от друга
Поспешил уйти.
Исикава Такубоку умер от туберкулеза. На побережье острова Хоккайдо, недалеко от родных мест поэта, ему поставлен памятник. На постаменте высечены строки:
На северном берегу,
Где ветер, дыша прибоем,
Летит над грядою дней,
Цветешь ли ты, как бывало,
Шиповник, и в этом году?
Читайте также: