Вильям кокс британский путешественник путешествия по польше россии швейцарии и дании
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Нет аккаунта? Зарегистрироваться pastsimple pastsimple"перед тем как завершить мое описание польши, я должен вкраце упомянуть, что, проезжая через эту страну, мы поневоле замечали людей со спутанными или спекшимися волосами. эта болезнь, называемая polica polonica, или "польский колтун". такое название она получила, так как считается присущей польше; однако она встречается и в венгрии, татарии и у некоторых соседних народов. (. ) едкие, вязкие соки, которые пропитывают трубкообразные волосы, а затем, выделяются или через их стенки, или через окончания и склеивают их в отдельные клоки или в одну сплошную массу. симптомы включают зуд, опухоль, сыть, нарывы, перемежающуюся лихорадку, головную боль, вялость, упадок духа, ревматизм, подагру, а иногда и судороги, паралич и умопомешательство. когда болезнетворные соки впитывались волосами, образуя колтун, симптомы исчезали, но если голову обрить, то они возобновлялись, пока волосы не отрастут и не свалятся вновь. эту болезнь считают наследственной, и в острой стадии она заразна".
чувак поперся с богатым сыночком герцога мальборо, образовывать его в путешествии, наглядно чтобы все было, да и изучать попутно географию, математику, поэзию, музыку, рисование и языки. а мама попросила еще и знатную мадам ему найти, только чтобы ни какого разврата, а так чтобы научился с тетками обращаться.
Дворяне, купцы и мещане: как жили люди разных сословий в Москве XVIII века
Москва уже полвека как не столица. Обширные дворянские усадьбы соседствуют с лачугами и чёрными избами. С одной стороны — праздность и светские приёмы, с другой — картофельная похлёбка и монотонный ежедневный труд.
Горожане высшего сословия. Могли нигде не работать, но редко пользовались этим. Мужчины служили в армии, государству или двору. В придворной жизни участвовали и женщины, но в Москве, в удалении от столицы, такой возможности у них не было.
Уровень жизни городских торговцев был разным. В отличие от ремесленников, которые торговали только предметами своего производства, купцы пользовались преимуществом и могли продавать самые разные товары: от щепетильных (нижнее бельё и парфюмерия) до колониальных (чай, кофе и специи).
Новый тип городских обывателей. Бывшие жители ремесленных слобод постепенно становятся наёмными рабочими. Вместо занятия мелким производством они отправляются на мануфактуры или в дома знати за зарплату.
Неизвестный художник.
Вид Москвы в XVIII веке
Застройка Москвы шла неравномерно. Широкие мощёные камнем улицы переходили в деревянные мостовые. Жалкие лачуги кучно стояли вокруг дворцов и домов знати. Некоторые районы напоминали пустыри, в других теснились бедные дома, третьи впечатляли столичным блеском.
«Неправильная», «необычайная», «контрастная» — так описывали Москву иностранцы, которым удалось побывать здесь во времена Елизаветы и Екатерины II.
«Я был удивлён странным видом Смоленска, но несравненно более меня поразила неизмеримость и разнообразие Москвы. Это нечто настолько неправильное, своеобразное, необычайное, здесь всё так полно контрастов, что мне никогда не случалось видеть ничего подобного».
Вильям Кокс, британский путешественник.
«Путешествия по Польше, России, Швейцарии и Дании»
Дворяне
Адольф Байо. Дом Пашкова
на Ваганьковском холме
В Москве селились дворяне средней руки, поэтому особняки чаще строились в дереве. Они страдали от пожаров и вновь выстраивались по «красной линии» — она обозначала границы строительства на каждой улице. Дома самых богатых фамилий строили из камня знаменитые архитекторы. До наших дней сохранились именно эти здания. Самый впечатляющий пример дворянского жилья XVIII века — дом Пашкова, который, как предполагают, был построен по проекту архитектора Василия Баженова.
Купцы
Неизвестный художник. Вид
улицы Ильинки в Москве XVIII века
Типичный купеческий дом был двухэтажным. Первый этаж мог быть каменным, второй — деревянным. Европейская практика, когда купцы селились над собственными лавками, ещё не стала популярной, потому что торговые ряды выносились в отдельные районы города. Ближе к концу века, при Екатерине II, в Москве появляется новый тип жилья — доходные дома. На верхних этажах доходных домов находились жилые комнаты купцов и квартиры под аренду, внизу — лавки и магазины. Одним из первых доходных домов такого типа в Москве был дом Хрящева на Ильинке.
Мещане
Неизвестный художник. Вид улицы
Ильинки в Москве XVIII века
Как и жители ремесленных слобод в XVII веке, мещане селились в простых деревянных домах. Их быт менялся медленнее, чем у более богатых сословий. Дома дворян и купцов строились по последней моде, дома мещан — по привычке. Единственное изменение произошло во внутреннем устройстве дома: вместо общего для всей семьи помещения в домах теперь появляются отдельные комнаты.
Дворяне
Распорядок дня
П. Пикар. Московский
Кремль в начале XVIII века
Офицеры приходили в казармы к 6, чиновники — к 7–8 утра. К полудню заканчивались смотры и парады, а присутствия прерывались на обед.
Светский человек просыпался ближе к полудню. После завтрака следовала прогулка по парку или поездка в сопровождении скорохода — слуги, пешком сопровождавшего экипаж. Затем — обед, театр и бал, который продолжался до утра.
Тесби де Белькур, капитан французской службы.
«Записки француза о Москве, 1774 г»
Купцы
Б. Кустодиев. Гостиный двор
Торговля в Москве начиналась рано, поэтому уже к 6 утра купец открывал свою лавку в Гостином дворе или на первом этаже жилого дома. На месте он пил чай, обильно обедал, общался с торговцами по соседству. Вечером посещал трактир или ярмарку, а уже в девятом часу погружался в сон.
Мещане
Деталь фабричной марки Большой
Ярославской мануфактуры. Середина XVIII века
Ремесленники работали на дому, в жилых помещениях или внутреннем дворе. Участие в работе принимали все домашние, даже дети. Из-за появления мануфактур и организованного производства некоторым ремесленникам стало невыгодно работать на себя, и они становились наёмными рабочими: ткали, строили суда, ковали металлические изделия и заготавливали стекло. Крупнейшей мануфактурой Москвы был Суконный двор. Рабочий день там начинался в половине пятого утра, а продолжался 13,5 часа в весенние и летние месяцы и 11,5 часа в остальное время года.
Для дворян принятие пищи было искусством, для купцов — способом скоротать время, для мещан — вопросом выживания.
Дворяне
Неизвестный художник.
Обед в дворянской семье
В богатых домах предпочитали европейскую кухню. Чай и кофе в XVIII веке перестали быть экзотикой, но стоили дорого. С начала века пришла мода на иностранных поваров — французов, реже англичан. Некоторые продукты выписывались из Европы, над чем иронизировал Гоголь в «Ревизоре», где Хлестакову к столу «суп в кастрюльке прямо на пароходе приехал из Парижа».
Купцы
Б. Кустодиев. Купчиха, пьющая чай
Купеческий стол был проще. Чай из самовара, который пили «до седьмого платка» (пока не прошибёт пот), каши пополам с салом, супы, пироги, редька и блюда из овощей — главное в питании не разнообразие, а обилие и сытность.
«Пузатые купцы, как и прежде, после чаепития упражнялись в своих торговых делах, в полдень ели редьку, хлебали деревянными или оловянными ложками щи, на которых плавало по вершку сала, и уписывали гречневую кашу пополам с маслом».
Иван Иванович Лажечников, писатель.
«Беленькие, чёрненькие и серенькие»
Мещане
Ф. Солнцев. Крестьянское семейство перед
обедом. Мещане и крестьяне жили в похожих
бытовых условиях. Главное, что их отличало,
— повседневные занятия и профессия
В повседневном меню были картофельная похлёбка, щи из серой капусты, ржаные пироги и пареная репа. Кроме того, мещане могли себе позволить блюда из гороха, овощей с огорода и круп. Квас заменял им чай и кофе.
Городские развлечения
То, как житель Москвы развлекался, в первую очередь говорило о его социальном статусе. Праздничная жизнь в городе была на любой вкус: от театров, балов и музыкальных салонов до уличных ярмарок и кулачных боёв.
Дворяне
Приём в дворянском доме
Жизнь московской знати была настолько праздной и неторопливой, что вызывала раздражение у Екатерины II:
«Москва — столица безделья, и её чрезмерная величина всегда будет главной причиной этого. Я поставила себе за правило, когда бываю там, никогда ни за кем не посылать; для одного визита проводят в карете целый день, и вот, следовательно, день потерян».
Запись из дневника Екатерины II
Днём дворяне гуляли по паркам или улицам в щегольских нарядах. Затем путь лежал к родственникам на чай. Семейные посиделки были не столько развлечением, сколько необходимостью: поддерживать родственные связи полагалось по светскому этикету.
После обеда, чтения и смены платья дворянин отправлялся в театр. В 1757 году открылась опера Локателли, позже — Петровский театр, в котором играли вольные и крепостные актёры. Около 10 часов вечера начинались балы, где можно было не только потанцевать, но и сыграть в карты, шарады или буриме.
Купцы
В. Суриков. Большой маскарад
в 1772 году на улицах Москвы с участием
Петра I и князя И. Ф. Ромодановского
Шумные уличные ярмарки, кукольный театр, комедии и выступления скоморохов — такими были главные купеческие развлечения.
«За комедией выступал обыкновенно доморощенный трубадур с бандурой, с песнями и пляской. Дивные штуки выделывал он ногами, да и каждая косточка в нём говорила. А как подскочит под самый нос пригожей купчихи, поведёт плечом и обдаст её, как кипятком, молодецким спросом: „Аль не любишь?“ — так восторгу не было конца».
Иван Иванович Лажечников, писатель.
«Беленькие, чёрненькие и серенькие»
Вечера купцы проводили в трактирах или дома, а на городские праздники выбирались смотреть фейерверки. Но это только в XVIII веке: со следующего столетия зажиточные купцы будут стремиться подражать дворянству во всём.
Мещане
Б. Кустодиев.
Кулачный бой на Москве-реке
Походы по трактирам и ресторанам им были не по карману, но в уличных гуляниях участвовали все. Из зимних развлечений любили кулачные бои, один на один или стенка на стенку. Команды расходились по берегам замёрзшей Москвы-реки и бились посередине. Главные бои проходили на праздники: Николу Зимнего, рождественские святки, Крещение и Масленицу.
Комментарий эксперта ПИК
В XVIII веке очень заметным было различие между домами знати и бедных горожан.
Чему нас научил этот век?
В XX веке жильё стало доступным (речь идёт, конечно, о панельных домах хрущёвской эпохи). Комфорт подразумевал отдельную квартиру со всеми удобствами, а об окружающей среде речи ещё не шло.
Массовая застройка городов продолжается и сегодня. Её принципы регламентируются городскими властями, но чётких правил пока не существует. В последние 10 лет наиболее популярна квартальная застройка. В отличие от точечного строительства, которое применялось 10–20 лет назад, она подразумевает чёткое деление пространств вокруг домов на общественные и приватные. Общественные пространства — это открытые для всех площади и улицы вокруг жилых домов, а приватные — дворы и скверы, доступ к которым ограничен или открыт только в дневное время.
Раньше приоритетом было максимальное обеспечение жителей местами для парковки. Современный рациональный подход предусматривает наличие дворового пространства с чётким барьером для автомобилей. Теперь при покупке квартиры человек оценивает не только стоимость и расположение будущего дома, но и качество благоустройства окружающей территории. Наличие хороших детских площадок и парков, близость школ и детских садов стали одними из решающих факторов выбора.
В XIX веке острее различия между городским и сельским населением, чем между мещанином и купцом. Купцы, мещане и ремесленники стали зваться «городскими обывателями». Но пропасть между повседневной жизнью дворянства и «среднего состояния людей» сохранялась и в следующем веке.
Вильям кокс британский путешественник путешествия по польше россии швейцарии и дании
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Нет аккаунта? Зарегистрироваться СтУЧИТЕСЬ - ВАМ ОТкРОЮТ 23:04 Ноябрь, 9, 2016«Свои» – «чужие» – «другие» в контексте записок У. Кокса и их судьбы в России
Рубрика: «Свой» – «чужой» – «другой»: если не друг, то враг? / Путешествия иностранцев в Руси-России
У. Кокс полагал, что Лжедмитрий I был настоящим царевичем Дмитрием, и писал о России конца XVIII в. как о стране варварской, критиковал Петра I, а возможные в будущем перемены связывал с именем Екатерины II. © Ещё иностранная травелогия о Руси-России
Уильям Кокс/William Coxe, худ. William Thomas Fry (1789–1843)
Оценки Кокса оказались «чужими» и даже опасными для царствующего дома Романовых, входили в противоречие с представлениями отечественных историков конца XVIII – начала XIX в. и с концептуальными построениями ученых советского периода.
До недавнего времени исследования сочинений иностранцев, побывавших в России, проводились прежде всего с точки зрения их ценности и достоверности данных о событиях российской истории. В настоящее время эти источники интересны, прежде всего, как воплощающий восприятие иностранцами России периода их пребывания. Записки англичанина У. Кокса о его путешествии в Россию примечательны еще и потому, что позволяют ученым понять, как проходил процесс познания россиян образованными представителями других стран.
Англичанин Уильям Кокс (1747–1828) дважды побывал в России в качестве наставника молодых людей из состоятельных семей, которые совершали образовательные туры по Европе[1]. Оба раза он провел в России примерно по полгода: с августа 1778 г. по февраль 1779 г. и с ноября 1784 г. по апрель 1785 г. Обе поездки пришлись на период серьезных преобразований. Значительное влияние на него оказало знакомство с Екатериной II: вместе со своим подопечным графом Пемброком он был удостоен ее аудиенции. Кокс имел также возможность сравнить жизнь россиян и населения других европейских стран. Впечатления от первой поездки, дополненные познаниями, почерпнутыми из географических и исторических трудов, а также из архивных материалов, были изложены в книге «Путешествие в Польшу, Россию, Швецию и Данию». Первое издание этого труда было опубликовано на языке оригинала в 1784 г., в 1785 г. был издан немецкий перевод «Путешествий».
Известно, что императрица выражала желание приобрести текст записок сразу после их издания на немецком языке (1785 г.), однако уже в конце XVIII в. труд Кокса в России был фактически запрещен. Только в 1837 г. была переведена на русский язык и издана одна глава – с описанием его переезда из Москвы в Петербург[3]. К тому времени Западная Европа уже утратила интерес к «Путешествиям». Впоследствии в России были изданы пересказ сочинения Кокса (1877)[4], переводы некоторых мест с историческими сведениями об отдельных городах и регионах[5], было опубликовано описание материалов Кокса, хранящихся в библиотеке Британского музея, в том числе относящихся к истории России[6]. Лишь недавно стал доступен читателям текст перевода на русский язык 5-й главы третьего тома под названием «Состояние цивилизации»[7]. Полный текст записок Кокса до сих пор не издан в России.
Существует мнение, что причиной забвения сего труда стало осуждение Коксом крепостного права[9]. Но в таком случае его записки могли быть использованы в ходе общественной борьбы первой половины XIX в., когда обсуждался вопрос о путях развития России, однако этого не произошло. Даже после отмены крепостного права мнения Кокса о России и русских предпочитали не делать достоянием гласности!
Фактическое запрещение труда Кокса в России, на наш взгляд, можно объяснить другими причинами. Первая заключается в общем негативном отношении Кокса к русской действительности, в его неуважительном отношении к Петру I, так почитаемому и до октября 1917 г. и в советский период, и к результатам его преобразований, в пренебрежительной оценке возможности развития цивилизации в России. Многие историки Западной Европы XVIII в., и прежде всего Вольтер, превозносили проведенные Петром преобразования, считая, что благодаря им начался переход России к цивилизации. Кокс достаточно четко сформулировал мысль о том, что «рассказы об изменениях национальных нравов и обычаев [в результате реформ Петра I]. принадлежат путешественникам, никогда не посещавшим Россию, которые для изучения истории Петра пользовались необъективной информацией»[10].
Этот упрек в адрес западноевропейских историков и прежде всего Вольтера, глубоко почитаемого русской императрицей[11], едва ли мог понравиться ей. Однако заявления Кокса о том, что он был «поражен тем состоянием варварства, в котором пребывает основная масса населения»[12] страны в конце XVIII в., т.е. через полстолетия после смерти великого реформатора, должно было понравиться ей еще менее.
Между тем описание Кокса содержит примеры, которые должны были изумить иностранцев и составить у них не слишком благоприятное впечатление о России. Так, радостно отметив, что в Твери в отличие от других мест по дороге из Москвы в Петербург имеется гостиница, Кокс замечает, что в гостинице этой нет кроватей. Расточительность русских вызывает его негодование: в России наблюдается «огромный расход древесины из-за устоявшейся привычки делать доски топором. Такая практика, причиняющая колоссальный ущерб лесам империи, распространена среди судостроителей не менее чем среди крестьян»[13].
Справедливое суждение Кокса о том, что «цивилизация многочисленной, разбросанной на огромной территории нации, – длительный процесс, который может быть успешным только благодаря последовательному, постепенному прогрессу»[14], – ставило под сомнение быстрое получение видимых результатов проводимых императрицей преобразований. Кокс достаточно жестко критиковал российскую систему получения чинов и продвижения по служебной лестнице, негативное отношение высказывал он и к политике секуляризации: «Во многих странах уничтожение монастырей может считаться полезным обстоятельством, а в России оно имеет негативное последствие: монастыри были единственными образовательными учреждениями для будущих церковнослужителей, а монахи, если можно так сказать, – единственные обладатели знаний в среде духовенства». Степень невежества приходских священников, многие из которых «не могут даже прочитать Евангелие на их родном языке для проповеди, а богослужение отправляют по памяти. »[15], потрясла Кокса едва ли не больше крепостного права. Отмечал он и необразованность купцов и торговцев, которые «не знакомы с арифметикой», а для счета пользуются «приспособлением с несколькими рядами проволоки, на которые нанизаны шарики. Первый ряд шариков – это единицы, второй – десятки. »[16]. Что обозначает третий ряд, думаю, хорошо помнят даже те из россиян, кому нынче около тридцати, притом, что шарики на проволоке изумляли Кокса еще 250 лет назад.
Крайне низко Кокс оценивал уровень жизни народа, отмечал неразвитость орудий труда крестьян. «Всеобщее улучшение невозможно, пока большая часть населения продолжает пребывать в рабстве», – писал он в заключении главы о состоянии цивилизации в России. Очевидно, эта концовка и дает основание исследователям считать, что причиной забвения записок Кокса стала критика крепостного права в стране.
Отметим, что в этой главе наряду с критикой и скепсисом в отношении перспектив развития страны встречаются высокие оценки некоторых реформ Екатерины II. Так, Кокс одобрительно оценивает введение гильдейского сбора для купечества, полагая, что он «пробуждает трудолюбие» в людях и формирует другие положительные качества. Однако в целом в его изображении жизнь россиян мрачна и убога. И именно эта картина стала, на наш взгляд, важнейшей причиной упорного игнорирования записок Кокса в России в имперский период. Его откровенный скептицизм по поводу возможности скорого преодоления Россией состояния варварства мог бы внести дополнительные сомнения в души подданных, многие из которых и без того не видели смысла в проводимых преобразованиях. Эти соображения вполне могли явиться причиной запрета в России не только труда Кокса. Такая судьба была у значительной части записок иностранцев о России. Определенным образом понимаемый патриотизм привел к тому, что многочисленные источники такого рода лишь в последние четверть века впервые были опубликованы на русском языке, еще часть текстов впервые изданы без купюр[17].
Еще одной причиной забвения труда Кокса стала его трактовка событий некоторых исторических деятелей. Кокс проявлял симпатии к тем персонажам, которые в российской историографии принято оценивать отрицательно. Например, он доказывал, что у царевны Софьи не было мысли совершать заговор против Петра и пытаться его отравить. Его очерки о царевиче Алексее Петровиче и Иване Антоновиче проникнуты духом сочувствия к ним. Особенно неприемлемой оказалась его идея, что Лжедмитрий I был не самозванцем. Эта и почти все «чуждые» для российской историографии оценки и суждения по истории XVI– XVII вв. родились в результате знакомства Кокса с трудами Г. Ф. Миллера и А. Ф. Бюшинга. Они печатались в журналах по русской истории, издававшихся на немецком языке, а ряд работ Миллера были опубликованы за границей анонимно: высказать свои суждения о некоторых эпизодах российской истории открыто, тем более в самой России, Миллер не имел возможности. Еще часть познаний в области российской истории Кокс приобрел в личных беседах и в ходе переписки с Миллером.
При изложении событий начала XVII в. Кокс придерживался гипотезы Миллера о том, что Лжедмитрием в российской истории назвали истинного младшего сына Ивана Грозного. В примечании к пятому изданию своего сочинения (1802 г.), Кокс сообщил, что Миллер придерживался именно этой точки зрения и в беседе с ним привел убедительные аргументы в ее пользу. Кокс заявлял, что Миллер благословил его на критику версии, изложенной им в опубликованных трудах, но при этом просил не упоминать об их разговоре, покуда он будет жив[18].
Обнародование такой трактовки событий Смутного времени, тем более со ссылкой на Миллера, могло стать поводом для обсуждения обстоятельств появления на троне династии Романовых. Следует сказать, что статья Миллера «Опыт новейшей истории о России», посвященная Смутному времени, так и не была полностью издана в России: вышла только первая часть статьи, посвященная Борису Годунову, печатать сведения о жизни Лжедмитрия было запрещено[19], притом, что своих истинных взглядов Миллер так и не решился изложить. Текст, изданный на немецком языке, вызвал негодование М. В. Ломоносова: «Миллер пишет и печатает на немецком языке смутные времена Годунова и Росстригины, самую мрачную часть российской истории; из чего иностранные народы худые будут выводить следствия о нашей славе. Или нет других известий и дел российских, где бы по последней мере и добро с худом в равновесии видеть можно было?», – вопрошал он[20].
У. Кокс и его записки о путешествии в Россию могли стать транслятором идеи, крайне опасной для правящего дома Романовых, и в этом заключалась, на наш взгляд, едва ли не важнейшая причина, по которой они не были изданы в России в имперский период. История России, представленная Коксом, была «чужой», поскольку строилась на изысканиях представителей зарубежной и российской науки, работавших на основе принципов, неприемлемых для лидера официальной отечественной школы историографии середины XVIII в. Ломоносова и его последователей. Следы глубоких разногласий Ломоносова и Миллера в понимании ими задач истории и историка отчетливо видны в уже упомянутой статье, где Миллер анализировал российские события начала XVII в. Неслучайно именно здесь им поставлены проблемы методологического плана. Миллер заявил, что историк обязан «о всех делах, худых и добрых, рассуждать беспристрастно»[21]. Официальная же российская историография того времени исходила из принципа «полезности» исторических сведений для конструирования положительного образа России[22]. Представители формирующейся отечественной историографии считали, что при отборе сведений нужно исходить из принципа «не предосудительно ли славе русского народа будет». При такой установке труд Кокса, излагающий весьма сомнительные действия российской верхушки во время Смуты, никак не мог вызвать одобрения, а значит – получить рекомендации к переводу и изданию текста на русском языке.
Сочинение У. Кокса с его крайне низкой оценкой возможностей России в достижении цивилизации способствовало формированию и у самих россиян, и у европейцев нелицеприятного образа России, что также создавало препятствие для их издания в России. Не имея возможности запретить печатать сочинения Кокса на различных европейских языках, власть предержащие пытались не допустить проникновения этого труда в Россию. Опасными видимо казались и осуждение рабства, и указание на примитивность жизни основной массы населения, и идеи относительно некоторых сюжетов истории страны. Однако остается не понятым еще один вопрос. Почему сочинение У. Кокса не было переведено и опубликовано в советское время? Осмелюсь предположить, что это было обусловлено весьма высокими оценками, которые давал английский путешественник преобразованиям Екатерины II. При всем своем скепсисе он, тем не менее, выражал надежду, что именно благодаря политике Екатерины II Россия окажется в числе великих держав.
Он явно противопоставляет Екатерину Петру I, заявляя, что цивилизация может быть достигнута лишь «благодаря последовательному, постепенному прогрессу», и подчеркивая, что излишне энергичная деятельность Петра не дала ощутимых результатов. Подобные взгляды не устраивали официальную советскую историографию, ведь ей гораздо более импонировал образ Петра, вздыбившего Россию. Это возводило исторический фундамент под большевистские методы преобразований.
Восприятие Коксом Екатерины как «своего» человека отчетливо прослеживается в его записках. В то время как Петр I для него – воплощение азиатчины, всяческих пороков, символ пренебрежения к человеческой личности, что видно из его отношения к своему сыну Алексею, историю которого Кокс излагает с явной симпатией к царевичу. В сочинении Кокса Екатерина II выступает не только антиподом Петра I. Кокс противопоставляет ее и остальным российским правителям. Осуждая крепостное право, которое он отождествлял с рабством, Кокс не связывает его с именем Екатерины. В то же время последовательный процесс внедрения основ цивилизации прежде всего через гуманизацию законов английский путешественник связывает именно с этой императрицей[23].
Для Кокса «своей» была Екатерина, для отечественной историографии был и остается ближе Петр. И новейшие работы молодых историков свидетельствуют об этом. Так современная исследовательница и переводчица сочинения Кокса И. В. Гунякова подвергает сомнению его рассказ о том, что царевич Алексей «под влиянием постоянного пьянства и гонений» в 1716 г. решил отказаться от престола и уйти в монастырь. Оспаривает она и некоторые другие положения Кокса[24]. В случае с царевичем это делается со ссылкой на работу Н. И. Павленко «Петр Великий». При этом автор диссертации объясняет неверность выводов Кокса пренебрежением теми источниками, которые работают на привычные оценки. Коксу действительно была предоставлена возможность ознакомиться с содержанием документов по истории России из Архива коллегии иностранных дел[25], которой он не воспользовался, вероятно, в силу необходимости вовремя вернуться в Англию со своим воспитанником. Однако в работе, специально посвященной историческим взглядам Кокса, имело бы смысл попытаться найти аналогичные оценки в трудах отечественных исследователей.
Отношение молодой исследовательницы к взглядам Кокса – это во многом отражение ситуации, сложившейся в отечественной историографии на рубеже XX–XXI вв: по-прежнему мы превозносим Петра и недолюбливаем Екатерину II. По-прежнему мы уверенно, без сомнений, излагаем версию о Лжедмитрии, даже не упоминая трактовку Миллера, согласно которой приставка Лже не имеет право на существование. И нам трудно принимать иные оценки правления и отдельных поступков исторических деятелей, особенно те, которые формулируют «другие», «чужие», не «свои» исследователи.
И это относится, конечно же, не только к судьбе записок У. Кокса в России и к восприятию его оценок сегодняшними россиянами, в том числе историками. Речь идет о глобальной проблеме – упорном нежелании рассказать о «другом» восприятии событий нашей истории, тем более о восприятии ее кем-то «чужим».
_______
Библиография
[1] Биографию У. Кокса см.: Кокс Уильям. 1891; Смирнова. 1993. С. 22-34.
[2] Характеристику изданий и переводов «Путешествий в Польшу, Россию, Швецию и Данию» см.: Гунякова. 2010. С. 46-68.
[3] Путевые записки от Москвы до Санкт-Петербурга. 1837.
[4] [Белозерская] 1877.
[5] Кокс. 1902; Смирнова. 1993.
[6] С соображениями о достоверности сведений Кокса. См.: Викторов. 1898.
[7] Текст опубликован в качестве приложения к диссертации И. В. Гуняковой (Гунякова. 2010. С. 223-237).
[8] См., например: Карацуба. 1991; Смирнова. 1993; Белякова. 2006.
[9] Белякова. 2003. С. 110-112.
[10] Кокс. 2010. С. 223.
[11] Екатерина II писала о Вольтере и его трудах по истории России: «80-летний старик старается своими, во всей Европе жадно читаемыми сочинениями прославить Россию, унизить врагов ее и удержать деятельную вражду своих соотчичей, кои тогда старались распространить повсюду язвительную злобу против дел нашего отечества, в чем и преуспел». Цит. по: Павленко. 1996. С. 53-54.
[12] Кокс. 2010. С. 234.
[13] Цит. по: Смирнова. 1993. С. 26-27, 34.
[14] Кокс. 2010. С. 224.
[15] Там же. С. 228.
[16] Там же. С. 223.
[17] См., например: Московское государство. ; Россия глазами иностранцев.
[18] Гунякова. 2010. С. 178. Г. Ф. Миллер умер в 1783 г.
[19] Белковец. 1989. С. 206-207.
[20] Ломоносов. 2007. С. 407.
[21] Миллер. 1761. Февраль. С 147.
[22] Каменский. 1991; Маловичко. 2010. С. 25.
[23] Гунякова. 2010. С. 119-160.
[24] Там же. С. 93-95.
[25] Гунякова. 2010. С. 188, 193.
Перевод англ. статьи ‘Kinsmen’ – ‘aliens’ – ‘the other’ in the context of W. Cox’s notes and their fate in Russia
Читайте также: