Смоллетт путешествие по франции и италии
Путешествия по Франции и Италии есть литература о путешествиях по Тобиас Смоллетт опубликованы в 1766 году.
После потери своего единственного ребенка, 15-летней Элизабет, в апреле 1763 года Смоллетт покинул Англию в июне того же года. Вместе с женой он путешествовал по Франции в Ниццу . Осенью следующего года он посетил Геную , Рим , Флоренцию и другие города Италии. Проведя зиму в Ницце, он вернулся в Лондон к июню 1765 года. Путешествие по Франции и Италии - его рассказ об этом путешествии.
Смоллетт очень подробно описывает природные явления, историю, общественную жизнь, экономику, диету и нравы тех мест, которые он посетил. Смоллетт обладал живым и настойчивым любопытством и, как показывают его романы, очень быстрым глазом. Он предвидел достоинства Канн , тогда еще маленькой деревушки, как курорта, а также возможности дороги Корниш .
Для письма часто характерны раздражительность, резкость и сварливость. Смоллетт ссорится с трактирщиками, форейторами и попутчиками и презирает многих (хотя и далеко не всех) иностранцев, которых встречает. Он высмеивает римско-католическую веру, дуэли , мелкое и гордое дворянство, такие домашние порядки, как cicisbeo («одобренный» любовник замужней женщины) и многие другие французские и итальянские обычаи.
Лоуренс Стерн , который встретил Смоллетта в Италии, высмеивал предвзятое отношение Смоллетта к персонажу Смелфунгуса в «Сентиментальном путешествии по Франции и Италии» , который был написан частично как ответ на книгу Смоллетта.
Маршрут СмоллеттовРекомендации
Эта статья включает текст из публикации, которая сейчас находится в свободном доступе : «Путешествия по Франции и Италии» . II. Филдинг и Смоллетт. Vol. 10. Эпоха Джонсона. Кембриджская история английской и американской литературы (1907–21).
Радио
Экспедиция Хамфри Клинкера был адаптирован для радио в трех часовых сериях в августе 2008 года. Ивонн Антробус и снялся Стюарт Маклафлин как клинкер и Найджел Энтони как Мэтью Брамбл.
Смоллетт путешествие по франции и италии
Фрагмент книги. Вступление А. Ливерганта
Мрачный юмор, язвительность, неприязненные чувства, несомненно, присутствуют в «Путешествии по Франции и Италии», однако автор едва ли сводим к выведенному в стерновском «Сентиментальном путешествии» «заплесневелому грибу» («Smelfungus»), этой карикатуре на Смоллетта, который «совершил путешествие из Булони в Париж, страдая сплином и разлитием желчи, отчего каждый предмет, попадавшийся ему на пути, обесцвечивался и искажался…».
И все же Смоллетт злится и брюзжит вовсе не только «в угоду жанру» и своим недовольным континентальным «сервисом» соотечественникам, вовсе не потому, что, согласно классификации Стерна, он принадлежит к путешественникам желчным и пытливым…
Как и многие литераторы того времени, не лишен был Смоллетт и издательских амбиций; за свою не слишком долгую жизнь он в разные годы выпускал три журнала, не принесших ему, впрочем, ни морального, ни материального, ни политического успеха.
В этом номере мы помещаем первые семь писем-глав из книги Смоллета.
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ФРАНЦИИ И ИТАЛИИ
Ut Homo qui erranti comiter monstrat viam,
Quasi lumen de suo lumine accendat, facit:
Nihilominus ipsi luceat, cum illi accenderit.
Булонь, 23 июня 1763
при прощании Вы взяли с меня слово, что, путешествуя, я буду делиться с Вами своими наблюдениями. Выполняю обещание с удовольствием, ведь, удовлетворяя Ваше любопытство, я скоротаю долгие часы безделья, каковые из-за хандры и тревоги были бы совершенно непереносимы.
Я посадил свое небольшое семейство в наемный экипаж и в сопровождении верного слуги, который прожил у меня более десяти лет и покидать меня отказался, поехал по Дуврской дороге, имея целью своего назначения юг Франции, где, как я надеялся, мягкий климат окажет благотворное воздействие на мои слабые легкие.
Помнится, Вы советовали мне вновь прибегнуть к помощи целебных вод в Бате, которые прошлой зимой очень мне помогли, однако у меня было слишком много причин покинуть Англию. Моя жена умоляла меня, чтобы я увез ее из страны, где каждая мелочь вновь и вновь напоминала ей о ее горе; я рассчитывал, что со временем новые впечатления отвлекут ее от печальных размышлений и что перемена климата и путешествие длиной в тысячу миль благоприятно скажутся на моем здоровье. Но коль скоро лето полностью вступило в свои права и для путешествия в теплых странах было уже слишком жарко, я предложил своим спутникам остаться в Булони до начала осени и купаться в море, дабы как следует окрепнуть и подготовиться к изнурительному и долгому странствию. Путешествующий с семьей из пяти человек[3] должен быть заранее готов к непредвиденным трудностям, с коими предстоит ему столкнуться в пути. Некоторых мне, по счастью, избежать удалось; тем не менее, хотя я хорошо себе представлял, чем чревата дорога в Дувр, и принял соответствующие меры, я был крайне раздосадован дурными условиями и наглым обращением в тамошних гостиницах, которые были тем более отвратительны, что из-за недомогания жены нам пришлось задержаться в них на день дольше, чем мы предполагали.
Приехав в этот раз в Дувр, я первым делом послал за хозяином пакетбота и договорился с ним, чтобы он сей же час доставил нас в Булонь, благодаря чему мне удалось избежать расходов на путешествие по суше из Кале в Булонь протяженностью двадцать четыре мили. Нанять судно из Дувра до Булони стоит ровно столько же, сколько из Дувра до Кале, а именно пять гиней; капитан, однако, запросил восемь, а поскольку здешние расценки были мне неизвестны, я согласился дать ему шесть. Мы погрузились на корабль между шестью и семью вечера и тут только обнаружили, что находимся в чудовищной конуре на борту парусника, который называется «Фокстонец». Каюта была столь мала, что в нее не пролезла бы и собака, кровати же напоминали щели в катакомбах, куда, ногами вперед, помещались тела мертвецов; забраться в них можно было только с изножья, и были они столь грязны, что использовать их можно было лишь в случае особой необходимости. Всю ночь мы просидели в крайне неудобной позе, нас подбрасывало на волнах, мы мерзли, у нас сводило ноги от тесноты, мы изнемогали от отсутствия сна. В три утра к нам спустился капитан и объявил, что мы находимся у входа в Булонскую гавань, однако ветер дует с берега и в гавань войти он не может, а потому советует добираться до берега в шлюпке. Я поднялся на палубу посмотреть, виден ли берег, и капитан указал мне пальцем туда, где, по его словам, находилась Булонь, заявив, что стоим мы примерно в миле от входа в гавань. Утро выдалось холодное и сырое, и я понимал, чем оно для меня, подверженного простудам, чревато; тем не менее всем нам не терпелось поскорей ступить на французскую землю, и я решил последовать его совету. Шлюпка была уже спущена, и после того, как я расплатился с капитаном и поблагодарил команду, мы сошли в нее. Не успели мы, однако, отплыть от корабля, как заметили, что с берега в нашу сторону направляется лодка, и капитан дал нам понять, что послана она за нами. Когда же я выразил недоумение в связи с тем, что теперь нам придется пересаживаться из одной лодки в другую в открытом море, к тому же неспокойном, капитан возразил, что, согласно традиции, булонские лодочники оказывают пассажирам честь и сами доставляют их на берег и что нарушать эту традицию он не вправе. Пускаться в спор не было времени, да и место для пререканий было самое неподходящее. Французская лодка, наполненная до половины водой, подгребла к нашей, и мы были переданы французам, что называется, из рук в руки. Затем нам пришлось некоторое время стоять на веслах и ждать, пока капитанскую шлюпку не поднимут обратно на борт и не спустят снова с пачкой писем, после чего мы пустились в путь по бурному морю и, проплыв навстречу ветру и отливу целую лигу[4], достигли наконец берега, откуда, дрожа от холода, вынуждены были, в сопровождении шести или семи босых мужчин и женщин, несших наши вещи, тащиться еще почти милю до ближайшей харчевни. <…>
Таковы некоторые забавные эпизоды, которые не заслуживали бы упоминания, не будь они вступлением к наблюдениям более примечательным. Между тем мне хорошо известно, что Вас не оставит равнодушным все, что касается
Вашего покорного слуги.
Булонь, 15 июля 1763
Должен принести свои извинения за то, что забиваю Вам голову столь малозначащими подробностями, и смею надеяться, что задержка на таможне моих книг едва ли будет иметь последствия для кого бы то ни было, кроме
Вашего преданного и покорного слуги.
Булонь, 15 августа 1763
Булонь делится на Верхний и Нижний город. Верхний представляет собой нечто вроде крепости около мили в окружности, которая находится на склоне горы, окружена высокой стеной и рвом и обсажена рядами деревьев, прогуливаться под которыми одно удовольствие. Сверху открывается отличный вид на леса и поля, а также на Нижний город; в ясную же погоду английский берег от Дувра до Фолкстона виден настолько хорошо, что кажется, будто он всего в четырех-пяти милях от берега французского. В былые времена вокруг Верхнего города тянулись внешние укрепления, от которых остались теперь одни развалины. Есть здесь площадь, ратуша, собор и две или три монастырские школы; в одной их них я повстречал нескольких английских девочек, отправленных сюда учиться. Невысокая плата побуждает родителей посылать своих детей учиться за границу, где их едва ли научат чему-то путному, за вычетом разве что французского языка; ко всему прочему они впитывают здешние предрассудки относительно протестантской религии и в Англию возвращаются ярыми поборницами религии Рима. Обращение в католичество всегда порождает презрение, а порой и отвращение к стране своей собственной. В самом деле, нельзя же ожидать, что люди небольшого ума, да еще склонные к суеверию, станут любить или уважать тех, кого их учат считать нечестивыми еретиками. Пособие в этих школах составляет обычно десять фунтов в год, однако одна французская дама, которая проходила обучение в одной из таких школ, сообщила мне, что условия там нищенские. <…>
Нижний город спускается по склону холма от ворот Верхнего города до самой гавани; по красоте улиц, удобству домов, числу и состоятельности жителей он превосходит Верхний. Живут здесь, впрочем, одни купцы или буржуа, дворяне же или джентри селятся в Верхнем городе и никогда не смешиваются с другими сословиями. <…>
Булонь, 1 сентября 1763
Но коль скоро письмо это и без того уже заняло на много страниц, я отложу до следующего случая то, что собирался сказать о людях этого города. Пока же примите, дорогой сэр,
мои заверения в том,
что я всегда предан Вам, и проч.
Булонь, 12 сентября 1763
Два дня назад мы с миссис Б.[24] и капитаном Л. отправились в деревню Сомер, находящуюся на парижской дороге, лигах в трех от Булони. Неподалеку раскинулось аббатство бенедиктинцев, окруженное большими красивыми садами. Хотя мясо бенедиктинцам есть запрещается, они могут питаться дикой уткой, которую держат за рыбу. Когда же им хочется отведать крепкого bouillon, куропатку или цыпленка, им ничего не остается, как сказать, что они неважно себя чувствуют; в этом случае больной утоляет аппетит в полном одиночестве, в собственной келье. Церковь очень красива, однако внутри грязно. Главным курьезом этих мест является английский мальчуган лет восьми-девяти: отец отправил его сюда из Дувра учить французский. Не прошло и двух месяцев, как юный британец стал главарем местных мальчишек, в совершенстве изучил чужой язык и напрочь забыл свой родной. Но вернемся к булонцам. <…>
Отправляясь на прогулку, булонский буржуа садится в запряженный одной лошадью фаэтон, который здесь называется cabriolet и нанимается за полкроны в день. Имеются также почтовые кареты, куда помещаются четыре человека, двое лицом к лошадям, двое спиной; экипажи эти, впрочем, сделаны очень плохо и на редкость неудобны. Чаще же всего в этих краях ездят на осликах. Каждый день на окраинах города можно лицезреть огромное число женщин, передвигающихся на этих животных. В зависимости от ветра они свешивают ноги на ту или другую сторону от седла и правят соответственно правой или левой рукой; в других же частях Франции, равно как и в Италии, дамы ездят верхом на лошадях и для этой цели надевают бриджи.
Среди низших классов всего более обращают на себя внимание моряки: селятся они в одном квартале и состоят на службе у короля. Эти выносливые, крепкие люди в основном исполняют обязанности рыбаков и лодочников и плодятся, как кролики. Находятся они под покровительством чудотворного лика Девы Марии. Ее статуэтка хранится в одной из церквей, и с ней каждый год совершается религиозное шествие. Согласно легенде, статуя Богоматери, вместе с другим награбленным добром, была вывезена из Булони англичанами, захватившими город при Генрихе VIII. Не пожелав жить в стране еретиков, статуя якобы сама села в лодку, переплыла море и остановилась перед входом в гавань в ожидании лоцмана. Лодка была за ней спущена, благополучно доставила ее в город, и с тех пор она продолжает покровительствовать булонским лодочникам. Сейчас лик Богоматери очень черен и очень неказист; к тому же статуя во многих местах изуродована, руки и ноги были, насколько я понимаю, отсечены и использовались для набивания табака в трубку, что, впрочем, нисколько не мешает верующим наряжать ее в очень дорогое одеяние и выносить из церкви вместе с серебряной лодкой, построенной за счет местных моряков.
Тщеславие, столь свойственное французам, распространяется и на canaille. Последняя нищенка позаботится о том, чтобы иметь серьги и носить на шее золотой крест, который, кстати сказать, является одновременно свидетельством богобоязненности и предметом туалета; без такого крестика ни одна, даже самая бедная, женщина на людях не появится. Простые люди здесь, как и во всех странах, где жизнь их бедна и грязна, отличаются грубыми чертами лица и темной кожей. <…>
Через десять дней я отправляюсь в дальнейший путь и Булонь, признаться, покидаю с сожалением. <…> Следующее письмо напишу из Парижа. Мои лучшие пожелания нашим друзьям в А.[42]. Оттого, что нахожусь я от вас всех на столь далеком расстоянии, мне немного тяжело на душе. Неизвестно ведь, вернусь ли я когда-нибудь. Здоровье мое весьма шаткое.
Париж, 12 октября 1763
Следует сказать несколько слов об одной особенности здешних auberges, которая вполне согласуется с французским национальным характером. Владельцы постоялых дворов, а также хозяйки и слуги в своем отношении к чужестранцам услужливостью, прямо скажем, не отличаются. Вместо того чтобы подойти к дверям и пригласить вас войти, как это было бы в Англии, они словно вас не замечают, предоставляя вам самому отыскать кухню или узнать, как туда пройти; оказавшись на кухне, вам придется несколько раз спросить комнату, прежде чем прислуга проявит желание сопроводить вас наверх. В целом обслуживают вас с видом до унизительности равнодушным, сами же между тем строят планы, как бы обобрать вас до нитки. В этом, пожалуй, и состоит забавная разница между Францией и Англией; во Франции с вами любезны все, кроме хозяев гостиниц; в Англии, напротив, если по отношению к вам и проявят любезность, то лишь на постоялом дворе. Говоря о любезности и услужливости французов, я, естественно, не имею в виду тех подлых бездельников, что роются в багаже путешественников в разных частях королевства. Хотя на наших дорожных сумках стояла свинцовая печать и у нас был с собой pass-avant[46] с таможни, при въезде в Париж карету нашу обыскали, и женщинам пришлось выйти и стоять на улице, покуда обыск продолжался.
Простые горожане и даже парижские буржуа в это время года питаются в основном хлебом и виноградом, что представляется мне весьма разумным. Если б в Англии ели столь же простую пищу, мы бы наверняка жили лучше французов, ибо они, при всем своем жизнелюбии, крайне нерадивы, а великое множество праздников не только еще более способствует их склонности к безделью, но и лишает половины того, что обеспечил им их труд, а потому, не живи наши простолюдины на широкую ногу, то бишь будь они скромнее в еде и в выпивке, в Англии жизнь была бы дешевле, чем во Франции. В доме напротив моей гостиницы живут цветущие девицы, племянницы или дочери кузнеца, которые с утра до вечера решительно ничего не делают. С семи до девяти утра они жуют виноград и хлеб, с девяти до двенадцати причесываются, а всю вторую половину дня сидят у окна и смотрят на улицу. Подозреваю, что они не дают себе труда стелить собственные постели или убирать квартиру. Этот же дух безделья и праздности я наблюдал во всех частях Франции и во всех сословиях.
Считается, что Париж раскинулся на пять лиг, или пятнадцать миль, в окружности; и если это так, он должен быть более густонаселен, чем Лондон. Улицы здесь и впрямь очень узкие, дома очень высокие, и на каждом этаже живет другая семья. Но, сравнив наиболее подробные планы двух великих городов, я пришел к убеждению, что Париж намного меньше Лондона и Вестминстера; подозреваю, что преувеличено и число парижан; ошибаются те, кто считает, что население Парижа достигло восьмисот тысяч, ибо это на двести тысяч больше, чем должно быть по похоронным спискам. Дома французской аристократии из-за своих внутренних дворов и садов занимают очень много места, равно как и принадлежащие им школы и церкви. Нельзя при этом не признать, что парижские улицы запружены народом и экипажами.
В заключение должен сообщить Вам, что даже почтенные владельцы парижских магазинов не считают для себя зазорным обирать покупателя самым бессовестным образом. Вот вам пример. Один из самых надежных marchands в этом городе запросил за люстрин шесть франков, заявив, прижимая руку к груди, enconscience, что сам он отдал за него пять франков; не прошло, однако, и трех минут, как тот же самый люстрин он уступил за четыре с половиной франка, а когда покупатель уличил его во лжи, преспокойно пожал плечами и сказал: «Ilfautmarchander»[58]. Несколько человек, которым я склонен доверять, говорят, что с подобной изворотливостью сталкиваешься во Франции повсюду.
Следующее письмо Вы, скорее всего, получите от меня из Нима или из Монпелье.
Всегда Ваш и проч.
Париж, 12 октября 1763
Если француз вхож в вашу семью и к нему отнеслись дружески и с уважением, за вашу дружбу он «воздаст» вам тем, что будет домогаться вашей жены, если она хороша собой; если же нет, то сестры, или дочери, или племянницы. В случае если ваша жена даст ему отпор, или же все его попытки совратить вашу сестру, или дочь, или племянницу окончатся ничем, он, вместо того чтобы честно признать свое поражение, станет волочиться за вашей бабушкой и, бьюсь об заклад, тем или иным образом изыщет возможность разрушить мир в семье, где ему был оказан столь теплый прием. То, чего француз не в силах добиться с помощью комплиментов или прислуживаясь, втираясь в доверие, он попытается добиться посредством любовных писем, песенок или стишков, которые у него на этот случай всегда имеются про запас. Если же его выведут на чистую воду и упрекнут в неблагодарности, он, как ни в чем не бывало, заявит, что за вашей женой он всего лишь волочился и что волокитство во Франции считается неотъемлемым долгом всякого, кто претендует на хорошее воспитание. Мало того, он заявит, что его попытки соблазнить вашу жену и лишить невинности вашу дочь явились неопровержимым доказательством особого расположения, какое он питает к вашей семье.
Когда же француз испытывает к нам, англичанам, чувства по-настоящему дружеские, то это оказывается испытанием еще более тяжелым. Вы ведь знаете, сударыня, обычно мы неразговорчивы, дерзость нам быстро надоедает и разозлить нас ничего не стоит. Ваша французская подруга будет являться к вам в любое время дня и ночи, она вас заговорит, станет задавать вопросы, касающиеся ваших домашних и личных обстоятельств, попытается влезть во все ваши дела и навязывать вам свои советы с неустанной докучливостью. Будет интересоваться, сколько стоит то, что на вас надето, и, получив ответ, не колеблясь заявит, что вы переплатили, что платье ваше, безусловно, дурно скроено и пошито, что на самом деле стоит оно много дешевле и давно вышло из моды, что у маркизы или графини такой-то есть похожий наряд, но гораздо элегантней и bonton[69] , да и обошелся он ей ненамного дороже, чем вы заплатили за вещь, которую никто не стал бы носить.
Следовало бы еще очень много сказать о воинственности французов, а также об их представлении о чести, которое столь же абсурдно и пагубно, однако письмо это и так растянулось на много страниц, в связи с чем оставим эти темы до следующего раза.
Имею честь, сударыня, оставаться
уважающим Вас, преданным Вашим слугою.
[1] Тот, кто отправляет путника в дорогу, / Словно бы зажигает другой факел от своего; / Оттого, что он зажег факел своего друга, / Свет от его собственного факела меньше не становится (лат.). Эпиграфом к «Путешествиям» Смоллетт взял строки латинского поэта Квинта Энния (239-169 до н.э.), которого цитирует Цицерон в трактате «Об обязанностях» (I, XVI).
Ссылки в литературе
Мистер Брук в Джордж Элиотс Миддлмарч говорит мистеру Казобону: «Или заставь Доротею читать вам светлые вещи, Смоллет . Родерик Рэндом, Хамфри Клинкер. Они немного широкие, но теперь, когда она замужем, она может читать все, что угодно. Помню, они меня необычно рассмешили - в штанах форейтора есть что-то забавное ".
В В. М. Теккерейроман Ярмарка Тщеславия, Ребекка Шарп и мисс Роуз Кроули читают Хамфри Клинкер: «Однажды, когда мистер Кроули спросил, что читают молодые люди, гувернантка ответила« Смоллетт ».« О, Смоллетт », - сказал мистер Кроули, вполне удовлетворенный.« Его история более скучная, но отнюдь не такая опасная. в качестве что г-на Хьюма. Вы историю читаете? «Да, - сказала мисс Роуз; без добавления, однако, что это была история г-на Хамфри Клинкера ".
Чарльз Диккенсс Дэвид копперфильд упоминает, что его молодой главный герой считал работы Смоллетта одними из самых любимых в детстве.
Джон Беллэрс ссылался на работы Смоллетта в его Джонни Диксон сериал, где профессор Родерик Рэндом Чайлдермасс раскрывает, что его покойный отец Маркус, английский профессор, назвал всех своих сыновей в честь персонажей произведений Смоллетта: Родерик Рэндом, Перегрин Пикл, Хамфри Клинкер и даже «Фердинанд Граф Фатом», который обычно подписывал свои название FCF Childermass.
Джордж Оруэлл похвалил его как «лучшего романиста Шотландии».
В Хью Уолполс Стойкость, главный герой Питер называет «Перегрин соленый огурчик» текстом, который вдохновил его на создание собственных мемуаров.
использованная литература
В эту статью включен текст из публикации, которая сейчас находится в всеобщее достояние: «Путешествие по Франции и Италии». II. Филдинг и Смоллетт. Vol. 10. Эпоха Джонсона. Кембриджская история английской и американской литературы (1907–21).
Краткое содержание сюжета
Путешествие Йорика начинается в Кале , где он встречает монаха, который просит пожертвования для своего монастыря. Йорик сначала отказывается дать ему что-либо, но позже сожалеет о своем решении. Он и монах обмениваются табакерками. Он покупает шезлонг, чтобы продолжить свое путешествие. Следующий город, который он посещает, - Монтрей , где он нанимает слугу, чтобы сопровождать его в его путешествии, молодого человека по имени Ла Флер.
Йорик возвращается в Париж и продолжает свое путешествие в Италию, пробыв в Париже еще несколько дней. По пути он решает навестить Марию, которая была представлена в предыдущем романе Стерна, Тристрам Шенди, в Мулене . Мать Марии говорит Йорику, что Мария была поражена горем с тех пор, как умер ее муж. Йорик утешает Марию и уходит.
Проехав Лион во время своего путешествия, Йорик ночует в придорожной гостинице. Поскольку здесь только одна спальня, он вынужден делить комнату с дамой и ее горничной ("fille de chambre"). Когда Йорик не может заснуть и случайно нарушает свое обещание хранить молчание в течение ночи, начинается ссора с дамой. Во время замешательства Йорик случайно хватает что-то, принадлежащее горничной. Последняя строчка: «Когда я протянул руку, я схватился за fille de chambre . Конец тома II». Предложение открыто для толкования. Вы можете сказать , последнее слово пропущено, или что он протянул свою руку, и поймал ее (это было бы грамматически правильно). Другая интерпретация состоит в том, чтобы включить «End of Vol. II 'в предложение, так что он схватывает' Конец 'Fille de Chambre.
Онлайн чтение книги Сентиментальное путешествие по Франции и Италии Sentimental journey through France and Italy
«СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ФРАНЦИИ И ИТАЛИИ»
Дезоближан. — Прилагательное desobligeant значит нелюбезный, причиняющий неприятности. «Дезоближан», как название экипажа, в соответствии с французской la desobligeant употреблялось и в России в XVIII в,
Мосье Дессен — лицо не вымышленное, он содержал в Кале гостиницу, называвшуюся «Hotel d'Angleterre», и пользовался большой популярностью среди проезжавших через Кале поклонников Стерна; в сПисьмах русского путешественника" о нем упоминает Карамзин, посетивший Кале в 1790 г, по дороге из Парижа в Лондон. После смерти Стерна Дессен повесил в комнате, где тот останавливался, его портрет, а на двери написал большими буквами: «комната Стерна»; комната эта, естественно, привлекала множество путешественников; она еще сохранялась во времена Теккерея, который в ней ночевал. О популярности Стерна в конце XVJII в. свидетельствует следующий ответ Дессена на заданный ему в 1782 г. английским драматургом Фредериком Рейнольдсом вопрос, помнит ли он мосье Стерна: «Соотечественник ваш мосье Стерн был великий, да, великий человек, он и меня увековечил вместе с собой. Много денег заработал он своим сентиментальным путешествием — но я, я заработал на этом путешествии больше, чем он на всех своих путешествиях вместе, ха, ха!» Словом, одно лишь упоминание мосье Дессена в «Сентиментальном путешествии» сделало его одним из самых богатых людей в Кале.
Перипатетик — философ школы Аристотеля.
Оксфордом, Абердином и Глазго — подразумевается: университетами, находящимися в этих городах.
Визави — двухместная коляска с сиденьями, расположенными одно против другого.
Мон-Сени — гора в Альпах на границе между Францией и Италией.
Со дна Тибра — то есть как произведение античной скульптуры.
Ездра — еврейский ученый V в. до н. э., принимавший участие в составлении Библии и написавший для нее несколько книг.
Пребендарий — священник, получающий пребенду, то есть долю доходов в соборной церкви, за то, что он в установленное время совершает в ней службы и проповедует. Стерн был пребендарием Йоркского собора.
Имперцы — австрийцы, в чьих руках находилась теперешняя Бельгия после Утрехтского мира (1713). Брюссель был занят французами во время войны за австрийское наследство (1740-1748).
Смельфунгус — Смоллет, чье путешествие по Франции и Италии вышло в 1766 г. В своем журнале «Critical Rewiew» Смоллет неизменно проявлял враждебное отношение к Стерну, начиная с выхода первых томов «Тристрама Шенди» в 1760 г.
«Говорил о бедствиях на суше и на морях…» — цитата из «Отелло» Шекспира, акт 1, сц. 3.
Мундунгус — доктор Сэмюэль Шарп (1700-1778), лондонский хирург, выпустил в 1766 г. «Письма из Италии», которые Стерн имеет здесь в виду.
…спросил мистера Ю., не он ли поэт К). — Стерн имеет в виду обод у английского посла в Париже лорда Гертфорда в начале мая 1764 г., на котором присутствовал он сам и известный английский философ и историк Давид Юм; один французский маркиз принял его за писателя Джона Юма, автора нашумевшей трагедии «Даглас» (1754).
Ла Флер — созданный драматургом Реньяром (1655-1709) тип ловкого, проницательного, но честного слуги; тип этот фигурирует во многих французских комедиях XVIII в. Слуга Стерна, получивший от него это прозвище, по-видимому, лицо не вымышленное; он сопровождал Стерна в течение всего путешествия по Франции и Италии, но остался во Франции; рассказ о путешествии Стерна с его слов появился в журнале «Europeen Magazine» за 1790 г. (Перевод этого рассказа помещен был в издававшемся Карамзиным «Вестнике Европы» за 1802 г.).
Отрывок. — Материал для этого отрывка и восклицание «О, Эрот. » Стерн заимствовал из рассуждения греческого писателя II в. н. э. Лукиана «Как следует писать историю», где говорится об «еврипидомании» жителей города Абдеры, овладевшей ими после представления (ныне утраченной) трагедии Еврипида «Андромеда».
Чемерица — по старинному поверью, считалась средством от сумасшествия.
Оплакивание Санчо своего осла… — См. «Дон Кихот», ч. I, глава XXIII.
Несутся на кольцо… — Намек на воинское упражнение, заключающееся в том, чтобы на полном скаку лошади снять копьем или пикой подвешенное кольцо.
Hotel de Modene — гостиница Модена действительно существовала тогда в Париже, в Сен-Жерменском предместье, улица Жакоб, э 14.
Евгений — этим именем Стерн называет своего друга Джона Холла-Стивенсона, о котором подробнее см. в прим. к стр. 47.
Салический закон — запрещал женщинам во Франции наследовать престол.
Святая Цецилия — считается католиками покровительницей музыки.
Партер — в тогдашних театрах в партере стояли; только у самой сцены, возле оркестра, было несколько рядов кресел, называвшихся во французских и английских театрах оркестром (название это сохранилось и до сих пор).
Касталия — в греческой мифологии, нимфа родника в горе Парнасе, источника поэтического вдохновения.
Граф де В. — Клод де Тиар, граф де Бисси (1721-1810), близкий ко двору французский офицер, занимавшийся на досуге английской литературой (он перевел «Короля-патриота» Болингброка). Стерн говорит о нем также в своих письмах.
Les egarements… — «Заблуждения сердца и ума». Покупка девушкой этого романа Кребильона-младшего (1736), наполненного очень откровенными картинами разврата высшего общества Франции, придает немало иронии изображаемой Стерном сцене. Уже при первом посещении Парижа в 1762 г. Стерн познакомился с Кребильоном.
Лейтенант полиции — глава французской полиции того времени.
Война, которую мы тогда вели с Францией. — Стерн имеет в виду Семилетнюю войну, закончившуюся Парижским миром в 1763 г., и, следовательно, свою первую поездку во Францию в январе 1762 г.
Шатле — парижская тюрьма, упраздненная и срытая в конце XVIII в.
Герцог де Шуазель (1719-1785) — министр иностранных дел и военный министр; он был до 1770 г. фактическим главой французского правительства.
Орден св. Людовика давался во Франции того времени за военные заслуги.
Высматривать наготу земли… — то есть шпионить. Это обвинение бросает библейский Иосиф своим братьям, явившимся в Египет купить хлеба.
Один из глав нашей церкви… — Разговор, подобный приведенному ниже, вероятно, происходил в действительности между Стерном и одним из английских епископов после выхода в свет (в 1760 г.) его проповедей под заглавием «Проповеди мистера Йорика». Об этом можно судить хотя бы по рецензии, появившейся в журнале «Monthly Rewiew», где они рассматривались как величайшее оскорбление приличий после возникновения христианства.
Александр-медник — библейский образ.
Царя Вавилонского. — Намек на библейский рассказ о снах Навуходоносора, которых не могли истолковать халдейские мудрецы.
Кошелек для волос. — Кончик париков того времени заключался на спине в матерчатый мешочек (кошелек) с бантом.
Грутер Ян (1560-1627) — гуманист и археолог, голландец но происхождению, прославившийся главным образом своим трудом «Сокровищница латинских надписей» (1601). Яков Спон (1647-1685) — французский археолог, совершивший большое путешествие в Италию, Грецию и Малую Азию и опубликовавший ценный материал по истории древнего мира.
Старый маркиз де В**** — герцог де Бирон, Луи-Антуан (1700-1785), маршал.
Мосье П***, откупщик податей — Александр Жозеф де Ла Пошшньер (1692-1762), богатый откупщик и меценат.
Мосье Д**** и аббат М*** — Дидро (1713-1784) и аббат Морелле (1727-1819); аббат Морелле — экономист, деятельный сотрудник руководимой Дидро Энциклопедии.
Солитер — кружевной галстук того времени, прикалывавшийся к воротнику.
Которую мой друг, мистер Шенди, встретил вблизи Мулена. — См. стр. 526-527.
Рыцарь Печального Образа — Дон Кихот.
Для стриженой овечки бог унимает ветер — перевод французской пословицы: «A brebis tondue dieu mesure le vent».
«Божество, что движется во мне» и «Моя душа страшится…» — цитаты из пятого действия трагедии Аддисона «Катон».
Щекотливое положение. — Стерн пересказывает в этой главе в несколько измененном виде приключение своего приятеля Джона Кроферда (с которым он встретился в Париже по дороге в Италию); в комнату к последнему приведена была хозяйкой переполненной гостиницы приехавшая поздно вечером фламандская дама с горничной; Кроферд и эта дама разыграли кровати в карты, и ей досталась маленькая кровать в каморке. Происшествие это записал камердинер Кроферда — Джон Макдональд, тот самый, что присутствовал при последних минутах Стерна в его лондонской квартире.
Библиография
Поэзия
Незначительные стихи
- "Слезы Шотландии"
- «Стихи о девушке, играющей на клавесине и поющей»
- "Любовная элегия"
- "Бурлеск"
- "Веселье"
- "Спать"
- «Левен Уотер»
- "Голубоглазая Энн"
- «Независимость»
Переводы
Романы
Нехудожественная литература
Периодические издания
Содержание
Онлайн чтение книги Сентиментальное путешествие по Франции и Италии Sentimental journey through France and Italy
1 - 10
— А вы бывали во Франции? — спросил мой собеседник, быстро повернувшись ко мне с самым учтивым победоносным видом.
— «Странно, — сказал я себе, размышляя на эту тему, — что двадцать одна миля пути на корабле, — ведь от Дувра до Кале никак не дальше, — способна дать человеку такие права. — Надо будет самому удостовериться». — Вот почему, прекратив спор, я отправился прямо домой, уложил полдюжины рубашек и пару черных шелковых штанов.
— Кафтан, — сказал я, взглянув на рукав, — и этот сойдет, — взял место в дуврской почтовой карете, и, так как пакетбот отошел на следующий день в девять утра, в три часа я уже сидел за обеденным столом перед фрикасе из цыпленка, столь неоспоримо во Франции, что, умри я в эту ночь от расстройства желудка, весь мир не мог бы приостановить действие Droits d'aubaine; [1] В силу этого закона, конфискуются все вещи умерших во Франции иностранцев (за исключением швейцарцев и шотландцев), даже если при этом присутствовал наследник. Так как доход от этих случайных поступлений отдан на откуп, то изъятий ни для кого не делается. — Л. Стерн. мои рубашки и черные шелковые штаны, чемодан и все прочее — достались бы французскому королю, — даже миниатюрный портрет, который я так давно ношу и хотел бы, как я часто говорил тебе, Элиза, унести с собой в могилу, даже его сорвали бы с моей шеи.
— Сутяга! Завладеть останками опрометчивого путешественника, которого заманили к себе на берег ваши подданные, — ей-богу, ваше величество, нехорошо так поступать! В особенности неприятно мне было бы тягаться с государем столь просвещенного и учтивого народа, столь прославленного своей рассудительностью и тонкими чувствами.
Тобайас Джордж Смоллетт «Путешествие по Франции и Италии»
Обозначения: циклы романы повести графические произведения рассказы и пр.
Написать отзыв: авторы, книгиАвторы по алфавиту:
27 сентября 2021 г.
26 сентября 2021 г.
26 сентября 2021 г.
24 сентября 2021 г.
23 сентября 2021 г.
А вот, например:| 2015 | 2009 | 2008 |
Рейтинг: 8.14 (138)
:rev: В книжной аннотации скромно написано - " роман в жанре альтернативной истории". Хорошо, не было в истории Российской империи брига "Артемида", не было Российской-американской торговой компании, с далеко идущими планами строительства Панамского. >>
| оценка: 10 |
Любое использование материалов сайта допускается только с указанием активной ссылки на источник.
© 2005-2021 «Лаборатория Фантастики».
Жизнь
Смоллетт родился в Далкухурне, теперь часть Рентон в настоящее время Западный Данбартоншир, Шотландия. Он был четвертым сыном Арчибальда Смоллетта из Bonhill, судья и землевладелец, умерший около 1726 года, и Барбара Каннингем, умершая около 1766 года. Университет Глазго, где получил квалификацию хирурга. Некоторые биографы утверждают, что затем он перешел к Эдинбургский университет, но остался, не получив ученой степени. Его карьера в медицине уступила место его литературным амбициям; в 1739 году он отправился в Лондон в поисках счастья как драматург. Безуспешно, он получил комиссию в качестве морской хирург на HMSЧичестер и отправился в Ямайка, где поселился несколько лет. В 1742 году он служил хирургом во время катастрофической кампании по захват Картахены.
По возвращении в Великобританию Смоллетт начал практику в Даунинг-стрит и женился на богатой ямайской наследнице Анне «Нэнси» Ласселлес (1721–1791) в 1747 году. Она была дочерью Уильяма Ласселлеса. У них был один ребенок, дочь Элизабет, которая умерла в возрасте 15 лет около 1762 года. У него были брат, капитан Джеймс Смоллетт, и сестра, Джин Смоллетт, вышедшая замуж за Александра Телфэра из Саймингтона, Эйршир. Жан унаследовал Бонхилл после ее смерти двоюродный брат-немец, Г-н Комиссар Смоллетт, и возобновила свою девичью фамилию Смоллетт в 1780 году. Они жили на Сент-Джон-стрит недалеко от Канонгейта, Эдинбург, и у них был сын, служивший в армии.
Дальнейшее посещение Шотландии помогло вдохновить его последний роман, Экспедиция Хамфри Клинкера (1771), опубликованный в год его смерти. Некоторое время он страдал кишечным расстройством. Пытав лечение в Бате, он удалился в Италию, где был похоронен в старое английское кладбище в Ливорно, Италия.
Продолжение
Поскольку Стерн умер, не успев закончить роман, его давний друг Джон Холл-Стивенсон (отождествляемый с Евгением в романе) написал продолжение. Он называется «Сентиментальное путешествие Йорика, продолжение: к которому приставлены некоторые рассказы о жизни и произведениях мистера Стерна» .
Тобайас Джордж Смоллетт «Из книги "Путешествие по Франции и Италии"»
Добротная такая повесть, крепко скроенная и ладно сшитая, но называть ее шедевром и вершиной творческой эволюции, кладезем философских откровений и гениальным осмыслением спорных страниц российской истории у меня язык не поворачивается. Тем более, что. >>
| оценка: 8 |
Любое использование материалов сайта допускается только с указанием активной ссылки на источник.
© 2005-2021 «Лаборатория Фантастики».
Путешествие по Франции и Италии - Travels Through France and Italy
Путешествие по Франции и Италии является туристическая литература к Тобиас Смоллетт опубликовано в 1766 году.
После потери своего единственного ребенка, 15-летней Элизабет, в апреле 1763 года Смоллетт покинул Англию в июне того же года. Вместе с женой он путешествовал по Франции, чтобы Ницца. Осенью следующего года он посетил Генуя, Рим, Флоренция и другие города Италии. Проведя зиму в Ницце, он вернулся в Лондон к июню 1765 г. Путешествие по Франции и Италии это его отчет об этом путешествии.
Смоллетт очень подробно описывает природные явления, историю, общественную жизнь, экономику, диету и нравы тех мест, которые он посетил. Смоллетт обладал живым и настойчивым любопытством и, как показывают его романы, очень быстрым глазом. Он предвидел достоинства Канны, затем небольшой поселок, как курорт, а возможности Corniche Дорога.
Для письма часто характерны раздражительность, резкость и сварливость. Смоллетт ссорится с трактирщиками, форейторами и попутчиками и испытывает неуважение ко многим (хотя и не ко всем) иностранцам, которых встречает. Он высмеивает Римский католик вера, дуэль, мелкое и гордое дворянство, такие домашние порядки, как Cicisbeo, и многие другие французские и итальянские обычаи.
Лоуренс Стерн, который встретил Смоллетта в Италии, высмеивал предвзятое отношение Смоллетта к образу Смельфунгус в Сентиментальное путешествие по Франции и Италии, который был написан частично как ответ на книгу Смоллетта.
Путь СмоллетовСОДЕРЖАНИЕ
Тобиас Смоллетт - Tobias Smollett
Наследие
В 1880-х годах американская писательница Элизабет Робинс Пеннелл и ее муж-художник Джозеф Пеннелл предприняли путешествие по маршруту Стерна. Их путешествия на тандемном велосипеде превратились в книгу « Наше сентиментальное путешествие по Франции и Италии» (1888).
Виктор Шкловский считал Стерна одним из своих самых важных предшественников как писателя, а его собственное «Сентиментальное путешествие: Воспоминания», 1917–1922 гг. Было обязано как собственному « Сентиментальному путешествию» Стерна, так и Тристраму Шенди .
Сентиментальное путешествие по Франции и Италии - A Sentimental Journey Through France and Italy
«Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» - это роман Лоуренса Стерна , написанный и впервые опубликованный в 1768 году, когда Стерну грозила смерть. В 1765 году Стерн путешествовал по Франции и Италии до Неаполя и, вернувшись, решил описать свои путешествия с сентиментальной точки зрения . Роман можно рассматривать как эпилог к, возможно, незаконченному произведению «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» , а также как ответ наявно несентиментальные « Путешествие по Франции и Италии» Тобиаса Смоллетта . Стерн встретил Смоллетта во время его путешествий по Европе и категорически возражал против его раздражительности, резкости и сварливости. Он смоделировал образ Smelfungus по егообразцу.
Роман был чрезвычайно популярным и влиятельным, помог ему стать доминирующим жанром во второй половине XVIII века в жанре путеводитель . В отличие от предыдущих рассказов о путешествиях, в которых подчеркивалось классическое обучение и объективные неличностные точки зрения, «Сентиментальное путешествие» делало упор на субъективные обсуждения личных вкусов и чувств, манер и морали над классическим обучением. На протяжении 1770-х годов писательницы-путешественницы начали публиковать значительное количество сентиментальных рассказов о путешествиях. Сантименты также стали излюбленным стилем среди тех, кто выражает неосновные взгляды, в том числе политический радикализм .
Памятники
Также есть мемориальная доска на его временном месте жительства в Эдинбург, недалеко от Королевская миля во главе улицы Святого Иоанна. В нем говорится, что он проживал там в доме своей сестры, миссис Телфер, летом 1766 года. На второй мемориальной доске (датируемой 1758 годом, что делает его относительно новым в то время) говорится, что он «останавливался здесь изредка», подразумевает более одного посещения, что вполне может быть правдой, если это был дом его сестры.
Смоллетт - один из 16 шотландских писателей и поэтов, изображенных в нижней части Памятник Скотту в Принцесс-стрит, Эдинбург. Он появляется в дальнем левом углу восточной стены. Есть улица в Отлично, Франция, названа в его честь.
Читайте также: