Шел май сорок третьего года на отдыхе
Боже! пусто и страшно становится в Твоем мире!
Четырнадцатого сентября одна тысяча девятьсот сорок четвертого года я убил человека. Немца. Фашиста. На войне.
Случилось это на восточном склоне Дуклинского перевала, в Польше. Наблюдательный пункт артиллерийского дивизиона, во взводе управления которого я, сменив по ранениям несколько военных профессий, воевал связистом переднего края, располагался на опушке довольно-таки дремучего и дикого для Европы соснового леса, стекавшего с большой горы к плешинкам малоуродных полей, на которых оставалась неубранной только картошка, свекла и, проломанная ветром, тряпично болтала жухлыми лохмотьями кукуруза с уже обломанными початками, местами черно и плешисто выгоревшая от зажигательных бомб и снарядов.
Гора, подле которой мы стали, была так высока и крутоподъемна, что лес редел к вершине ее, под самым небом вершина была и вовсе голая, скалы напоминали нам, поскольку попали мы в древнюю страну, развалины старинного замка, к вымоинам и щелям которого там и сям прицепились корнями деревца и боязно, скрытно росли в тени и заветрии, заморенные, кривые, вроде бы всего – ветра, бурь и даже самих себя – боящиеся.
Склон горы, спускаясь от гольцов, раскатившийся понизу громадными замшелыми каменьями, как бы сдавил оподолье горы, и по этому оподолью, цепляясь за камни и коренья, путаясь в глушине смородины, лещины и всякой древесной и травяной дури, выклюнувшись из камней ключом, бежала в овраг речка, и чем дальше она бежала, тем резвей, полноводней и говорливей становилась.
За речкой, на ближнем поле, половина которого уже освобождена и зелено светилась отавой, покропленной повсюду капельками шишечек белого и розового клевера, в самой середине был сметан осевший и тронутый чернью на прогибе стог, из которого торчали две остро обрубленные жерди. Вторая половина поля была вся в почти уже пониклой картофельной ботве, где подсолнушкой, где ястребинкой взбодренная и по меже густо сорящими лохмами осота.
Сделав крутой разворот к оврагу, что был справа от наблюдательного пункта, речка рушилась в глубину, в гущу дурмана, разросшегося и непролазно сплетенного в нем. Словно угорелая, речка с шумом вылетала из тьмы к полям, угодливо виляла меж холмов и устремлялась к деревне, что была за полем со стогом и холмом, на котором он высился и просыхал от ветров, его продуваемых.
Деревушку за холмом нам было видно плохо – лишь несколько крыш, несколько деревьев, востренький шпиль костела да кладбище на дальнем конце селенья, все ту же речку, сделавшую еще одно колено и побежавшую, можно сказать, назад, к какому-то хмурому, по-сибирски темному хутору, тесом крытому, из толстых бревен рубленному, пристройками, амбарами и банями по задам и огородам обсыпанному. Там уже много чего сгорело и еще что-то вяло и сонно дымилось, наносило оттуда гарью и смолевым чадом.
В хутор ночью вошла наша пехота, но сельцо впереди нас надо было еще отбивать, сколько там противника, чего он думает – воевать дальше или отходить подобру-поздорову, – никто пока не знал.
Наши части окапывались под горой, по опушке леса, за речкой, метрах от нас в двухстах шевелилась на поле пехота и делала вид, что тоже окапывается, на самом же деле пехотинцы ходили в лес за сухими сучьями и варили на пылких костерках да жрали от пуза картошку. В деревянном хуторе еще утром в два голоса, до самого неба оглашая лес, взревели и с мучительным стоном умолкли свиньи. Пехотинцы выслали туда дозор и поживились свежатиной. Наши тоже хотели было отрядить на подмогу пехоте двух-трех человек – был тут у нас один с Житомирщины и говорил, что лучше его никто на свете соломой не осмолит хрюшку, только спортит. Но не выгорело.
Обстановка была неясная. После того как по нашему наблюдательному пункту из села, из-за холма, довольно-таки густо и пристрелянно попужали разика два минометами и потом начали поливать из пулеметов, а когда пули, да еще разрывные, идут по лесу, ударяются в стволы, то это уж сдается за сплошной огонь и кошмар, обстановка сделалась не просто сложной, но и тревожной.
У нас все сразу заработали дружнее, пошли в глубь земли быстрее, к пехоте побежал по склону поля офицер с пистолетом в руке и все костры с картошкой распинал, разок-другой привесил сапогом кому-то из подчиненных, заставляя заливать огни. До нас доносило: «Раздолбаи! Размундяи! Раз…», ну и тому подобное, привычное нашему брату, если он давно пребывает на поле брани.
Мы подзакопались, подали конец связи пехоте, послали туда связиста с аппаратом. Он сообщил, что сплошь тут дядьки, стало быть, по западно-украинским селам подметенные вояки, что они, нажравшись картошек, спят кто где и командир роты весь испсиховался, зная, какое ненадежное у него войско, так мы чтоб были настороже и в боевой готовности.
Крестик на костеле игрушечно мерцал, возникая из осеннего марева, сельцо обозначилось верхушками явственней, донесло от него петушиные крики, вышло в поле пестренькое стадо коров и смешанный, букашками по холмам рассыпавшийся табунчик овец и коз. За селом холмы, переходящие в горки, затем и в горы, далее – грузно залегший на земле и синей горбиной упершийся в размытое осенней жижей поднебесье тот самый перевал, который перевалить стремились русские войска еще в прошлую, в империалистическую, войну, целясь побыстрее попасть в Словакию, зайти противнику в бок и в тыл и с помощью ловкого маневра добыть поскорей по возможности бескровную победу. Но, положив на этих склонах, где мы сидели сейчас, около ста тысяч жизней, российские войска пошли искать удачи в другом месте.
Стратегические соблазны, видимо, так живучи, военная мысль так косна и так неповоротлива, что вот и в эту, в «нашу» уже, войну новые наши генералы, но с теми же лампасами, что и у «старых» генералов, снова толклись возле Дуклинского перевала, стремясь перевалить его, попасть в Словакию и таким вот ловким, бескровным маневром отрезать гитлеровские войска от Балкан, вывести из войны Чехословакию и все Балканские страны, да и завершить поскорее всех изнурившую войну.
Ночью впереди нас затеплилось несколько костерков, пришла сменная рота пехоты и занялась своим основным делом – варить картошку, но окопаться как следует рота не успела, и утром, только от сельца застреляли, затрещали, на холм с гомоном взбежали россыпью немцы, наших будто корова языком слизнула. Обожравшаяся картошкой пехота, побрякивая котелками, мешковато трусила в овраг, не раздражая врага ответным огнем. Какой-то кривоногий командиришко орал, палил из пистолета вверх и по драпающим пальнул несколько раз, потом догнал одного, другого бойца, хватал их за ворот шинели, то по одному, то двоих сразу валил наземь, пинал. Но, полежав немного, дождавшись, когда неистовый командир отвалит в сторону, солдаты бегли дальше или неумело, да шустро ползли в кусты, в овраг.
Боевые эти вояки звались «западниками» – это по селам Западной Украины заскребли их, забрили, немножко подучили и пихнули на фронт.
Изъезженная вдоль и поперек войнами, истерзанная нашествиями и разрухами, здешняя земля давно уже перестала рожать людей определенного пола, бабы здешние были храбрее и щедрее мужиков, характером они скорее шибали на бойцов, мужики же были «ни тэ ни сэ», то есть та самая нейтральная полоска, что так опасно и ненадежно разделяет два женских хода: когда очумелый от страсти жених или просто хахаль, не нацелясь как следует, угодит в тайное место, то так это и называется попасть впросак. Словом, была и осталась часть мужская этой нации полумужиками, полуукраинцами, полуполяками, полумадьярами, полубессарабами, полусловаками и еще, и еще кем-то. Но кем бы они ни были, воевать они в открытую отвыкли, «всех врагов» боялись, могли «бытись» только из-за угла, что вскорости успешно и доказали, после войны вырезая и выбивая друг дружку, истребляя наше оставшееся войско и власти битьем в затылок.
Вариант 9
Шел май сорок третьего года. На отдыхе нам выдали к обеду один котелок на двоих. Суп был сварен с макаронами, и в мутной глубине котелка невнятно что-то белело.
Потребность угодить собственным желаниям и всеми способами удовлетворить свои нужды стала неотъемлемой чертой характера большинства жителей мегаполисов: среди большого скопления людей простой человеческий альтруизм будто то бы испаряется. Но эта проблема была актуальна во все времена.
В данном тексте В.П. Астафьев поднимает проблему эгоизма.
В тексте рассказчик знакомит нас с историей из своей жизни и обращает наше внимание на дефицит в еде, который был неотъемлемой частью роковых сороковых. В тексте описывается ситуация, в которой главный герой получил один котелок с едой на двоих, и напарником его стал пожилой мужчина. Автор делает акцент на том, о чем думает и что подмечает главный герой: он сразу заметил, что ложка напарника превосходит его ложку в размерах, а значит, тот сможет есть гораздо больше и быстрее, и эта мысль заставила его упасть духом и даже засуетиться. Затем в голову героя приходили мысли о том, чтобы самому съесть оставшуюся макаронину, и даже когда его напарник поделил её на 2 части, рассказчик был уверен, что большую пожилой мужчина «загребет» себе. Однако эти мысли были напрасны: пожилой мужчина, будучи очень мудрым, размерами своей ложки не злоупотреблял и большую часть похлебки оставлял в котелке, в его мыслях не было эгоистических побуждений съесть больше, чем его напарник. Рассказчик подмечает, что в его взгляде он заметил «всепонимание и усталую мудрость, что готова и ко всепрощению, и к снисходительности», и позже, когда мужчина, «безо всякого интереса, почти небрежно» съев свою часть макаронины, стал уходить, герой увидел в его спине «всесокрущающее презрение». И в этот момент он понял, что получил, наверное, самый справедливый и нравственный жизненный урок.
Автор считает, что эгоизм – это низкая и бесчеловечная черта характера. Ситуация, при которой человек ставит свои интересы выше интересов других, держа в голове лишь мысль о собственной пользе и выгоде, никаким образом кроме как эгоистичным поведением характеризоваться не может. А оно способно вызывать лишь призрение: человек должен оставаться человеком в каждую минуту своей жизни и ни в коем случае не позволять потребностям руководить своим поведением.
Я полностью согласна с мнением писателя и тоже считаю, что эгоизм – низкая и недостойная черта характера. Его нужно уничтожать при первых же проявлениях, ведь только у животных на первом месте стоит удовлетворение собственных потребностей, а человека человеком делает сочувствие и сострадание.
А.С. Пушкин в романе «Евгений Онегин» также поднимает проблему эгоизма. Это свойство характера было присуще главному герою, Евгению, что и стало одной из главной причин его несчастья и неудовлетворенности жизнью. Евгений предпочитал жить для себя: выполнять любое своё желание и поступать всегда так, как он считал нужным, не взирая ни на что больше. Поэтому герой не отказал себе во флирте с Ольгой на баллу, чем и спровоцировал ухажера девушки. Ленский совершенно логично вызвал Онегина на дуэль, и тот, чтобы не потерять лицо среди, казалось бы, отвратного для него светского общества, согласился и совершил убийство прекрасного поэта. Если бы герой думал о последствиях своих действий и предпочел бы отказать себе в своих желаниях, в его жизни было бы гораздо меньше трагедий, а если бы Онегин не был бы эгоистом, возможно, в его жизни появился бы смысл.
Подобный образ рисует перед нами и М.Ю. Лермонтов в романе «Герой нашего времени». Эгоизм наравне с цинизмом является ключевой чертой характера Григория Александровича Печорина. Герой в угоду себе и своим потребностям разрушает и уничтожает жизни людей. Он решил воспользоваться Бэлой и заставил её полюбить себя, но как только она ему надоела – герой просто перестал уделять ей внимание и обрек бедную девушку на смерть. Печорин ради потехи влюбил в себя Мэри и заставил её страдать, из любопытства, хоть и не специально, но разрушил судьбу мелких контрабандистов и, подобно Онегину, ради потехи собственного самолюбия убил на дуэли человека, который когда-то был ему другом. Насчет дружбы вопрос, безусловно, спорный, потому что такой эгоист как Печорин просто не был способен на это чувство, впрочем, как и на любовь. Поэтому в его жизни не было ни единой искры, ему быстро все опостыло, даже подобная игра с человеческими чувствами, и Печорин даже в путешествиях не нашел смысла жизни и, как стало известно из некоторых источников, погиб в дороге.
Таким образом, можно сделать вывод, что эгоизм – вредное качество характера, способное вызывать лишь презрение, потому что человек всегда должен уметь сочувствовать и сопереживать, в любую минуту и при любых обстоятельствах сохранять человечность.
Шел май сорок третьего года на отдыхе
1)Шёл май сорок третьего года. (2)На отдыхе нам выдали к обеду один котелок на двоих. (З)Суп был сварен с макаронами, и в мутной глубине котелка невнятно что-то белело.
(9)В котелке оказалась одна макаронина. (Ю)Одна на двоих. (И)Длинная, из довоенного теста, может, и из самой Америки, со «второго фронта». (12)Мутную жижицу мы перелили ложками в себя, и она не утолила, а лишь сильнее возбудила голод. (13)Ах, как хотелось мне сцапать ту макаронину, не ложкой, нет, с ложки она соскользнёт обратно, шлёпнется в котелок, рукою мне хотелось её сцапать — ив рот!
(18)Раздался тихий звук. (19)Я вздрогнул и обернулся, уверенный, что макаронины давно уж на свете нет и остаться мне голодным. (20)Но она лежала, разваренная, и, казалось мне, сделалась ещё дородней и привлекательней своим царственным телом.
(26)И никогда, нигде я его более не встретил, но и не забыл случайного напарника по котелку, не забыл на ходу мне преподанного урока, может, самого справедливого, самого нравственного из всех уроков, какие преподала мне жизнь.
В отрывке из текста, написанного Виктором Петровичем Астафьевым, поднимается проблема проявления великодушия в годы войны.
Рассуждая, автор описывает прием пищи двух мужчин, у одного из которых была "большая деревянная ложка". С её помощью напарник героя-рассказчика мог зачёрпывать больше супа, но таким преимуществом пользоваться не стал. Этот поступок заставляет испытывать к мужчине уважение, потому что даже в голодные военные годы, когда еда очень ценилась , он не поддался соблазну, а проявил человечность. Можно с уверенность сказать, что пожилой боец способен думать не только о своих потребностях, но и о потребностях ближнего.
В конце концов, "мутная жижица" была съедена, однако аппетит главного героя лишь сильнее разыгрался. "В моих глазах жило одно лишь трагическое видение — белая макаронина. ",- такие мысли посещают мужчину
Вы видите только 35% текста. Оплатите один раз,
чтобы читать целиком более 6000 сочинений сразу по всем предметам
Сочинение-рассуждение Виктор Астафьев "Шёл май сорок третьего года". "Макаронина"
Сочинение-рассуждение (1)Шёл май сорок третьего года. (2)На отдыхе нам выдали к обеду один котелок на двоих. - Проблема великодушия на войне.
Здесь Вы можете ознакомиться и скачать Сочинение-рассуждение (1)Шёл май сорок третьего года. (2)На отдыхе нам выдали к обеду один котелок на двоих. - Проблема великодушия на войне..
Если материал и наш сайт сочинений Вам понравились - поделитесь им с друзьями с помощью социальных кнопок! Сочинения » ЕГЭ » Сочинение-рассуждение (1)Шёл май сорок третьего года. (2)На отдыхе нам выдали к обеду один котелок на двоих. - Проблема великодушия на войне.
Нужно ли на войне великодушие? Именно эту проблему поднимает в своём тексте Виктор Астафьев.
Рассуждая над данным вопросом, писатель стремится понять зачем человеку оставаться на войне великодушным. Для ответа на этот вопрос автор рассказывает эпизод из жизни своего героя, страдающего от голода и получившего одну на двоих порцию супа. Описывая низкие и подлые мысли солдата, желающего съесть как можно больше своего сослуживца и «сцапать» единственную макаронину, плавающую в супе, В.
Астафьев позволяет читателю увидеть, каким ничтожным может стать человек, который следует только собственным эгоистичным желаниям. Безусловно, чувство голода – это сильное желание, однако писатель обращает внимание читателя на поведение пожилого бойца, который не менее голоден, однако не пытается съесть больше, а, наоборот, отдаёт большую часть своего обеда «напарнику». Автор также замечает, что великодушный поступок, совершённый на войне, может стать «самым справедливым, самым нравственным» уроком в жизни человека.
Позицию писателя можно сформулировать таким образом: несмотря на различные трудности, с которыми приходится сталкиваться человеку на войне, необходимо оставаться великодушным и не следовать своим эгоистичным желаниям. Поступаете в 2019 году? Наша команда поможет с экономить Ваше время и нервы: подберем направления и вузы (по Вашим предпочтениям и рекомендациям экспертов);оформим заявления (Вам останется только подписать);подадим заявления в вузы России (онлайн, электронной почтой, курьером);мониторим конкурсные списки (автоматизируем отслеживание и анализ Ваших позиций);подскажем когда и куда подать оригинал (оценим шансы и определим оптимальный вариант).Доверьте рутину профессионалам – подробнее.
Я могу согласиться с позицией автора, ведь именно великодушие, доброжелательность помогают сражаться дружно и эффективно.
Тема великодушных поступков на войне поднимается во многих произведениях русской литературы. В романе-эпопее Л.Н. Толстого «Война и мир» семья Ростовых совершает благородный поступок – спасает раненных на войне солдат, жертвуя своим финансовым положением. Обанкротившиеся Ростовы, покидая Москву, могли взять с собой дорогую мебель и другие дорогостоящие предметы быта, однако они отдали свои обозы армии, чтобы раненые солдаты могли спастись.
Данная тема также поднимается в рассказе М.А. Шолохова «Судьба человека». Андрей Соколов, находясь в концлагере и получив буханку хлеба у немецкого офицера, не съел её в одиночку, а попросил разделить её поровну на всех солдат.
Таким образом, мы можем сделать вывод о том, что проявление великодушия на войне очень важно; именно такие поступки играют очень важную роль в достижении победы на войне.
(1)Шёл май сорок третьего года. (2)На отдыхе нам выдали к обеду один котелок на двоих. - Проблема великодушия на войне.
Если не удалось найти сочинение на нужную тему, то Вы можете заказать его на нашем сайте. Мы постараемся найти нужный Вам материал в электронном виде и вышлем по электронной почте.
Не стесняйтесь обращаться к нам, если у вас возникли вопросы или пожелания:
Мы в социальных сетях
Шел май сорок третьего года на отдыхе
Боже! пусто и страшно становится в Твоем мире!
Четырнадцатого сентября одна тысяча девятьсот сорок четвертого года я убил человека. Немца. Фашиста. На войне.
Случилось это на восточном склоне Дуклинского перевала, в Польше. Наблюдательный пункт артиллерийского дивизиона, во взводе управления которого я, сменив по ранениям несколько военных профессий, воевал связистом переднего края, располагался на опушке довольно-таки дремучего и дикого для Европы соснового леса, стекавшего с большой горы к плешинкам малоуродных полей, на которых оставалась неубранной только картошка, свекла и, проломанная ветром, тряпично болтала жухлыми лохмотьями кукуруза с уже обломанными початками, местами черно и плешисто выгоревшая от зажигательных бомб и снарядов.
Гора, подле которой мы стали, была так высока и крутоподъемна, что лес редел к вершине ее, под самым небом вершина была и вовсе голая, скалы напоминали нам, поскольку попали мы в древнюю страну, развалины старинного замка, к вымоинам и щелям которого там и сям прицепились корнями деревца и боязно, скрытно росли в тени и заветрии, заморенные, кривые, вроде бы всего – ветра, бурь и даже самих себя – боящиеся.
Склон горы, спускаясь от гольцов, раскатившийся понизу громадными замшелыми каменьями, как бы сдавил оподолье горы, и по этому оподолью, цепляясь за камни и коренья, путаясь в глушине смородины, лещины и всякой древесной и травяной дури, выклюнувшись из камней ключом, бежала в овраг речка, и чем дальше она бежала, тем резвей, полноводней и говорливей становилась.
За речкой, на ближнем поле, половина которого уже освобождена и зелено светилась отавой, покропленной повсюду капельками шишечек белого и розового клевера, в самой середине был сметан осевший и тронутый чернью на прогибе стог, из которого торчали две остро обрубленные жерди. Вторая половина поля была вся в почти уже пониклой картофельной ботве, где подсолнушкой, где ястребинкой взбодренная и по меже густо сорящими лохмами осота.
Сделав крутой разворот к оврагу, что был справа от наблюдательного пункта, речка рушилась в глубину, в гущу дурмана, разросшегося и непролазно сплетенного в нем. Словно угорелая, речка с шумом вылетала из тьмы к полям, угодливо виляла меж холмов и устремлялась к деревне, что была за полем со стогом и холмом, на котором он высился и просыхал от ветров, его продуваемых.
Деревушку за холмом нам было видно плохо – лишь несколько крыш, несколько деревьев, востренький шпиль костела да кладбище на дальнем конце селенья, все ту же речку, сделавшую еще одно колено и побежавшую, можно сказать, назад, к какому-то хмурому, по-сибирски темному хутору, тесом крытому, из толстых бревен рубленному, пристройками, амбарами и банями по задам и огородам обсыпанному. Там уже много чего сгорело и еще что-то вяло и сонно дымилось, наносило оттуда гарью и смолевым чадом.
В хутор ночью вошла наша пехота, но сельцо впереди нас надо было еще отбивать, сколько там противника, чего он думает – воевать дальше или отходить подобру-поздорову, – никто пока не знал.
Наши части окапывались под горой, по опушке леса, за речкой, метрах от нас в двухстах шевелилась на поле пехота и делала вид, что тоже окапывается, на самом же деле пехотинцы ходили в лес за сухими сучьями и варили на пылких костерках да жрали от пуза картошку. В деревянном хуторе еще утром в два голоса, до самого неба оглашая лес, взревели и с мучительным стоном умолкли свиньи. Пехотинцы выслали туда дозор и поживились свежатиной. Наши тоже хотели было отрядить на подмогу пехоте двух-трех человек – был тут у нас один с Житомирщины и говорил, что лучше его никто на свете соломой не осмолит хрюшку, только спортит. Но не выгорело.
Обстановка была неясная. После того как по нашему наблюдательному пункту из села, из-за холма, довольно-таки густо и пристрелянно попужали разика два минометами и потом начали поливать из пулеметов, а когда пули, да еще разрывные, идут по лесу, ударяются в стволы, то это уж сдается за сплошной огонь и кошмар, обстановка сделалась не просто сложной, но и тревожной.
У нас все сразу заработали дружнее, пошли в глубь земли быстрее, к пехоте побежал по склону поля офицер с пистолетом в руке и все костры с картошкой распинал, разок-другой привесил сапогом кому-то из подчиненных, заставляя заливать огни. До нас доносило: «Раздолбаи! Размундяи! Раз…», ну и тому подобное, привычное нашему брату, если он давно пребывает на поле брани.
Мы подзакопались, подали конец связи пехоте, послали туда связиста с аппаратом. Он сообщил, что сплошь тут дядьки, стало быть, по западно-украинским селам подметенные вояки, что они, нажравшись картошек, спят кто где и командир роты весь испсиховался, зная, какое ненадежное у него войско, так мы чтоб были настороже и в боевой готовности.
Крестик на костеле игрушечно мерцал, возникая из осеннего марева, сельцо обозначилось верхушками явственней, донесло от него петушиные крики, вышло в поле пестренькое стадо коров и смешанный, букашками по холмам рассыпавшийся табунчик овец и коз. За селом холмы, переходящие в горки, затем и в горы, далее – грузно залегший на земле и синей горбиной упершийся в размытое осенней жижей поднебесье тот самый перевал, который перевалить стремились русские войска еще в прошлую, в империалистическую, войну, целясь побыстрее попасть в Словакию, зайти противнику в бок и в тыл и с помощью ловкого маневра добыть поскорей по возможности бескровную победу. Но, положив на этих склонах, где мы сидели сейчас, около ста тысяч жизней, российские войска пошли искать удачи в другом месте.
Стратегические соблазны, видимо, так живучи, военная мысль так косна и так неповоротлива, что вот и в эту, в «нашу» уже, войну новые наши генералы, но с теми же лампасами, что и у «старых» генералов, снова толклись возле Дуклинского перевала, стремясь перевалить его, попасть в Словакию и таким вот ловким, бескровным маневром отрезать гитлеровские войска от Балкан, вывести из войны Чехословакию и все Балканские страны, да и завершить поскорее всех изнурившую войну.
Ночью впереди нас затеплилось несколько костерков, пришла сменная рота пехоты и занялась своим основным делом – варить картошку, но окопаться как следует рота не успела, и утром, только от сельца застреляли, затрещали, на холм с гомоном взбежали россыпью немцы, наших будто корова языком слизнула. Обожравшаяся картошкой пехота, побрякивая котелками, мешковато трусила в овраг, не раздражая врага ответным огнем. Какой-то кривоногий командиришко орал, палил из пистолета вверх и по драпающим пальнул несколько раз, потом догнал одного, другого бойца, хватал их за ворот шинели, то по одному, то двоих сразу валил наземь, пинал. Но, полежав немного, дождавшись, когда неистовый командир отвалит в сторону, солдаты бегли дальше или неумело, да шустро ползли в кусты, в овраг.
Боевые эти вояки звались «западниками» – это по селам Западной Украины заскребли их, забрили, немножко подучили и пихнули на фронт.
Изъезженная вдоль и поперек войнами, истерзанная нашествиями и разрухами, здешняя земля давно уже перестала рожать людей определенного пола, бабы здешние были храбрее и щедрее мужиков, характером они скорее шибали на бойцов, мужики же были «ни тэ ни сэ», то есть та самая нейтральная полоска, что так опасно и ненадежно разделяет два женских хода: когда очумелый от страсти жених или просто хахаль, не нацелясь как следует, угодит в тайное место, то так это и называется попасть впросак. Словом, была и осталась часть мужская этой нации полумужиками, полуукраинцами, полуполяками, полумадьярами, полубессарабами, полусловаками и еще, и еще кем-то. Но кем бы они ни были, воевать они в открытую отвыкли, «всех врагов» боялись, могли «бытись» только из-за угла, что вскорости успешно и доказали, после войны вырезая и выбивая друг дружку, истребляя наше оставшееся войско и власти битьем в затылок.
Здесь Вы можете ознакомиться и скачать Сочинение-рассуждение Виктор Астафьев "Шёл май сорок третьего года". "Макаронина".
Если материал и наш сайт сочинений Вам понравились - поделитесь им с друзьями с помощью социальных кнопок! Сочинения » ЕГЭ » Сочинение-рассуждение Виктор Астафьев "Шёл май сорок третьего года". "Макаронина"
Голод на войне, наверно, испытывает каждый боец. Но каждый ли способен поделиться последним, что у него есть?
Автор данного текста поднимает проблему проявления человечности и благородства в трудных жизненных ситуациях.
Герой-рассказчик отмечает, что он, благодаря своей сдержанности, смог уберечь себя от недостойного поступка. А наиболее ярким примером достойного поведения является престарелый боец, поступивший по справедливости и честности, который отдал большую часть макаронины напарнику без чувства жадности.
Виктор Астафьев, автор текста, через описание переживаний героя-рассказчика выражает свою позицию, с которой нельзя не согласиться.
Автор считает, что нужно поступать так же достойно, как это сделал престарелый боец, быть примером для многих, в том числе и для молодых.
По моему личному мнению, умение сохранять человечность и достоинство в трудных жизненных ситуациях очень похвально не только для бойца, солдата, но и для человека любого.
Мысленно обращаясь к русской классической литературе, найдем примеры, соответствующие поднятой автором проблеме. Так, в романе-эпопее Л.Н. Толстого "Война и мир" мы видим, как благородно себя проявляет семейство Ростовых, предоставляя для временного проживания раненным солдатам свое имение, заботясь о них. Они терпят неудобства, но прекрасно осознают, что ради благого дела можно перенести все трудности. В целом, их поступок можно оценить как благородный, достойный уважения.
Аналогично в пример можно привести поступок Родиона Раскольникова, героя романа Ф.М. Поступаете в 2019 году? Наша команда поможет с экономить Ваше время и нервы: подберем направления и вузы (по Вашим предпочтениям и рекомендациям экспертов);оформим заявления (Вам останется только подписать);подадим заявления в вузы России (онлайн, электронной почтой, курьером);мониторим конкурсные списки (автоматизируем отслеживание и анализ Ваших позиций);подскажем когда и куда подать оригинал (оценим шансы и определим оптимальный вариант).Доверьте рутину профессионалам – подробнее.
Достоевского "Преступление и наказание". Раскольников, присутствуя при смерти пьяницы Мармеладова, искренне проникается проблемой его родных. Он отдает все свои деньги его жене, впоследствии вдове Мармеладовой, невзирая на бедственность своего собственного полодения. Таким образом, он переступил через свой собственный эгоизм и проявил человеческое отношение к людям.
Проблема сохранения человечности и благородства в трудных жизненных ситуациях существует не только на войне, но и в повседневной жизни. Но каждый должен с достоинством претерпевать все трудности, не терять сострадание к другим людям.
Сочинение ЕГЭ. По тексту Астафьева о нравственных уроках на войне.
Но, читая текст, мы видим, что пожилой солдат ест не больше, чем другой, что он хорошо понимает чувства молодого напарника, который «затрясся внутри от бессилия и гнева», потому что был уверен, что меньшая часть достанется ему, когда солдат разделил макаронину на две части. Но оказалось, что большая из них досталась рассказчику. Автор не только говорит о молодом и пожилом солдате, но и раскрывает чувства и характеры героев повествования.
В тексте говорится об одном из простых случаев на фронте, но писатель называет его самым справедливым, самым нравственным уроком для рассказчика.
Позиция автора такова: он хочет сказать, что очень важно, чтобы человек делал правильные выводы из уроков, которые преподаёт ему жизнь.
С этим нельзя не согласиться. Нравственности мы учимся всегда, а в годы испытаний она проявляется в людях особенно ярко. Как поведёт себя человек в трудной ситуации, зависит от того, каков он сам, какие качества в нём преобладают: справедливость или подлость, смелость или трусость, мудрость или глупость.
Я думаю, что в жизни мы многому учимся. Важно только, чтобы нравственные уроки делали нас чище, лучше, добрее.
Шел май сорок третьего года на отдыхе
Текст для работы
(1)Шёл май сорок третьего года. (2)На отдыхе нам выдали к обеду один котелок на двоих. (З)Суп был сварен с макаронами, и в мутной глубине котелка невнятно что-то белело.
(4)В пару со мной угодил пожилой боец. (5)Мы готовились похлебать горячей еды, которую получали редко.
(6)Мой напарник вынул из тощего вещмешка ложку, и сразу я упал духом: большая деревянная ложка была уже выедена по краям, а у меня ложка была обыкновенная, алюминиевая.
(7)Я засуетился было, затаскал свою узкорылую ложку туда да обратно, как вдруг заметил, что напарник мой не спешит и своей ложкой не злоупотребляет. (8)3ачерпывать-то он зачерпывал во всю глубину ложки, но потом, как бы ненароком, задевал за котелок, из ложки выплёскивалась половина обратно, и оставалось в ней столько же мутной жижицы, сколько и в моей ложке, может, даже и поменьше.
(9)В котелке оказалась одна макаронина. (Ю)Одна на двоих. (И)Длинная, из довоенного теста, может, и из самой Америки, со «второго фронта». (12)Мутную жижицу мы перелили ложками в себя, и она не утолила, а лишь сильнее возбудила голод. (13)Ах, как хотелось мне сцапать ту макаронину, не ложкой, нет, с ложки она соскользнёт обратно, шлёпнется в котелок, рукою мне хотелось её сцапать — ив рот!
(\4)Если бы жизнь до войны не научила меня сдерживать свои порывы и вожделения, я бы, может, так и сделал: схватил, заглотил, и чего ты потом со мной сделаешь? (15)Ну, завезёшь по лбу ложкой, ну, может, пнёшь и скажешь:
«Шакал!»
(16)Я отвернулся и застланными великим напряжением глазами смотрел на окраины древнего городка, ничего перед собой не видя. (17)В моих глазах жило одно лишь трагическое видение — белая макаронина.
(18)Раздался тихий звук. (19)Я вздрогнул и обернулся, уверенный, что макаронины давно уж на свете нет и остаться мне голодным. (20)Но она лежала, разваренная, и, казалось мне, сделалась ещё дородней и привлекательней своим царственным телом.
(21)Мой напарник первый раз пристально глянул на меня — ив глубине его усталых глаз я заметил какое-то все-понимание и усталую мудрость, что готова и ко всепрощению, и к снисходительности. (22)Он молча же своей зазубренной ложкой раздвоил макаронину, но не на равные части, и я затрясся внутри от бессилия и гнева: ясное дело, конец макаронины, который подлиныпе, он загребёт себе.
(23)Но деревянная ложка коротким толчком подсунула к моему краю именно ту часть макаронины, которая была длиныпе.
(24)Напарник мой безо всякого интереса, почти небрежно забросил в рот макаронину, облизал ложку, сунул её в вещмешок и ушёл куда-то. (25)В спине его серой, в давно небритой, дегтярно чернеющей загорелой шее, в кругло и серо обозначенном стриженом затылке чудилось мне всесокрушающее презрение.
(26)И никогда, нигде я его более не встретил, но и не забыл случайного напарника по котелку, не забыл на ходу мне преподанного урока, может, самого справедливого, самого нравственного из всех уроков, какие преподала мне жизнь.
(По В. Астафьеву )
Вариант 1
Великодушие — это такое качество, которое позволяет людям проявлять щедрость, доброту. Великодушный человек не думает о собственной выгоде, он в первую очередь заботится о других, даже в самых сложных ситуациях.
Я могу назвать великодушным пожилого бойца, о котором идёт речь в рассказе В. Астафьева. Он был не менее голоден, чем рассказчик, но предпочёл отдать молодому бойцу большую часть макаронины (предл. 23). В мирное время это
сложно было бы назвать настоящим поступком, но в голод-«
ные военные годы данная ситуация стала важным уроком великодушия для юного солдата.
В художественной школе нам тоже рассказывали историю о великодушии. Известные художники XIX века устроили лотерею, где главным призом был портрет поэта Жуковского, специально для этого написанный К. Брюлловым. На вырученные деньги они выкупили из крепостных талантливого юношу — Тараса Шевченко, впоследствии ставшего знаменитым поэтом.
Великодушие — признак благородства, проявление человечности. Это замечательное качество, и его надо в себе развивать.
Вариант 2
Человека, который делает что-то для других в ущерб себе, можно назвать великодушным. Это качество противоположно эгоистичному отношению к миру и людям.
Великодушие нам демонстрирует пожилой боец из рассказа В. Астафьева. Несмотря на голод, мужчина сознательно отдаёт младшему боевому товарищу большую часть супа и макаронины (предл. 8, 23).
Мне кажется, великодушных людей много. Например, моя бабушка рассказывала, что в войну многие семьи брали на воспитание детей, оставшихся без родителей. Несмотря на все тяготы, голод и нищету, они воспитывали их как своих. Для меня это пример настоящего великодушия!
Наверное, наша жизнь была бы чудовищной без этого качества. Ведь без великодушия немыслимы благородство, справедливость, доброта.
Вариант 3
Великодушие — это качество, которое свойственно умным и щедрым людям. Они могут в сложной ситуации поступиться собственным комфортом, личной выгодой ради других.
В тексте В. Астафьева мы видим пример великодушия, проявленного пожилым бойцом. В сложную минуту нравственного выбора он поступил порядочно: оставил себе меньшую часть единственной макаронины (предл. 23). Хотелось ли ему есть меньше, чем рассказчику? Конечно, нет, они ведь оба были голодны! Но именно благородством поступков и отличается великодушный человек.
Я могу назвать великодушным поступок и моего отца. Однажды он вызвался помочь пожилой женщине с ребёнком. Они пропустили последний автобус, и некому их было отвезти из города домой, в деревню. Несмотря на усталость после работы и необходимость рано вставать на следующий день, отец помог этим людям.
Я думаю, что великодушного человека можно увидеть по его делам, поступкам.
Читайте также: