Сентиментальное путешествие в париж
Если праздные люди почему-либо покидают свою родину и отправляются за границу, то это объясняется одной из следующих общих причин: Немощами тела, Слабостью ума или Непреложной необходимостью.
Но мы различаем, – сказал я, кладя ему руку на рукав в ответ на его немое оправдание, – мы различаем, добрый мой отец, тех, кто хочет есть только хлеб, заработанный своим трудом, от тех, кто ест хлеб других людей, не имея в жизни иных целей, как только просуществовать в лености и невежестве ради Христа.
мы различаем, добрый мой отец, тех, кто хочет есть только хлеб, заработанный своим трудом, от тех, кто ест хлеб других людей, не имея в жизни иных целей, как только просуществовать в лености и невежестве ради Христа.
сколько грязных дорог приходится истоптать пытливому путешественнику, чтобы полюбоваться зрелищами и посмотреть на открытия, которые все можно было бы увидеть, как говорил Санчо Панса Дон Кихоту, у себя дома, не замочив сапог.
Путешественники поневоле, Путешественник правонарушитель и преступник,Несчастный и невинный путешественник, Простодушный путешественник
Онлайн чтение книги Сентиментальное путешествие по Франции и Италии Sentimental journey through France and Italy
ПАСПОРТ. ПАРИЖ
Когда я вернулся в гостиницу, Ла Флер сказал, что обо мне справлялся лейтенант полиции. — Черт побери! — сказал я, — я знаю почему. — Пора осведомить об этом также и читателя, потому что в том порядке, как происходили события, я обошел этот случай молчанием; не то чтобы он выпал у меня из памяти, но если бы я рассказал о нем тогда, он был бы, вероятно, теперь позабыт — а как раз теперь он мне нужен.
Когда же Ла Флер сказал, что обо мне справлялся лейтенант полиции, — вся история мгновенно ожила в моей памяти — и в то время как Ла Флер обстоятельно мне докладывал, в комнату вошел хозяин гостиницы сказать мне то же самое, с тем лишь добавлением, что главным образом осведомлялись о моем паспорте. — Надеюсь, он у вас есть, — такими словами закончил свою речь хозяин гостиницы. — Честное слово, нет! — сказал я.
Когда я это объявил, хозяин гостиницы отступил от меня на три шага, как от зачумленного, — а бедный Ла Флер, напротив, приблизился ко мне на три шага тем движением, каким добрая душа прибегает на помощь человеку, с которым приключилось несчастье, — парень покорил им мое сердце; по одной этой черте я так основательно узнал его характер и мог так твердо на него положиться, как если бы он верой и правдой служил мне семь лет.
— Mon Seigneur! [68] Господи! (франц.). — воскликнул хозяин гостиницы, но, опомнясь при этом возгласе, сейчас же переменил тон. — Если у мосье, — сказал он, — (apparemment) [69] По-видимому (франц.). нет паспорта, то, по всей вероятности, у него есть друзья в Париже, которые могут ему достать этот документ. — Нет, я никого не знаю, — отвечал я с равнодушным видом. — Так вас, certes [70] Конечно (франц.). , — сказал он, — отправят в Бастилию или в Шатле, au moins [71] По крайней мере (франц.). . — Ба! — сказал я, — французский король — добрая душа, он никому не сделает зла. — Cela n'empeche pas [72] Это ничего не значит (франц.). , — сказал он, — вас непременно отправят завтра утром в Бастилию! — Однако я снял у вас помещение на месяц, — отвечал я, — и ни для каких французских королей на свете не освобожу его даже за день до срока. — Ла Флер шепнул мне на ухо, что никто не может противиться французскому королю.
— Pardi! — сказал хозяин, — ces Messieurs Anglais sont des gens tres extraordinaires [73] Ей-ей, эти господа англичане престранные люди (франц.). , — сказав это и утвердив клятвой, он вышел вон,
НА УЛИЦЕ
КАЛЕ
Никогда в жизни не случалось мне так быстро заключать сделку на двадцать гиней. Когда я лишился дамы, время потянулось для меня томительно-медленно; вот почему, зная, что теперь каждая минута будет равняться двум, пока я сам не приду в движение, - я немедленно заказал почтовых лошадей и направился в гостиницу.
- Господи! - сказал я, услышав, как городские часы пробили четыре, и вспомнив, что нахожусь в Кале всего лишь час с небольшим -
- Какой толстый том приключений может выйти из этого ничтожного клочка жизни у того, в чьем сердце на все находится отклик и кто, приглядываясь к каждой мелочи, которую помещают на пути его время и случай, не упускает ничего, чем он может со спокойной совестью завладеть -
- Из одного ничего не выйдет, выйдет - из другого - все равно - я сделаю пробу человеческой природы. - Вознаграждением мне служит самый мой труд - с меня довольно. - Удовольствие, доставляемое мне этим экспериментом, держало в состоянии бодрого напряжения мои чувства и лучшую часть моих жизненных сил, усыпляя в то же время их более низменную часть.
Жаль мне человека, который способен пройти от Дана до Вирсавии, восклицая: "Как все бесплодно кругом!" - ведь так оно и есть; таков весь свет для того, кто не хочет возделывать приносимых им плодов. Ручаюсь, - сказал я, весело хлопая в ладоши, - что, окажись я в пустыне, я непременно отыскал бы там что-нибудь способное пробудить во мне приязненные чувства. - Если бы не нашлось ничего лучшего, я бы сосредоточил их на душистом мирте или отыскал меланхоличный кипарис. чтобы привязаться к нему - я бы вымаливал у них тень и дружески их благодарил за кров и защиту - я бы вырезал на них мое имя и поклялся, что они прекраснейшие деревья во всей пустыне; при увядании их листьев я научился бы горевать, и при их оживлении ликовал бы вместе с ними.
Ученый Смельфунгус совершил путешествие из Булони в Париж - из Парижа в Рим - и так далее, - но он отправился в дорогу, страдая сплином и разлитием желчи, отчего каждый предмет, попадавшийся ему на пути, обесцвечивался или искажался. - Он написал отчет о своей поездке, но то был лишь отчет о его дрянном самочувствии.
Я встретил Смельфунгуса в большом портике Пантеона - он только что там побывал. - Да ведь это только огромная площадка для петушиных боев , - сказал он, - Хорошо, если вы не сказали чего-нибудь похуже о Венере Медицейской, - ответил я, так как, проезжая через Флоренцию, слышал, что он непристойно обругал богиню и обошелся с ней хуже, чем с уличной девкой, без малейшего к тому повода.
Я снова столкнулся со Смельфунгусом в Турине, когда он уже возвращался домой; он мог рассказать лишь печальную повесть о злоключениях, в которой "говорил о бедствиях на суше и на морях, о каннибалах, что едят друг друга: антропофагах", - на каждой станции, где он останавливался, с него живого сдирали кожу, его терзали и мучили хуже, чем святого Варфоломея. -
- Я расскажу об этом, - кричал Смельфунгус, - всему свету! - Лучше бы вы рассказали, - сказал я, - вашему врачу.
Мундунгус, обладатель огромного состояния, совершил длинное круговое путешествие: он проехал из Рима в Неаполь - из Неаполя в Венецию - из Венеции в Вену - в Дрезден, в Берлин, не будучи в состоянии рассказать ни об одном великодушном поступке, ни об одном приятном приключении; он ехал прямо вперед, не глядя ни направо, ни налево, чтобы ни Любовь, ни Жалость не совратили его с пути.
Мир им! - если они могут его найти; но само небо, хотя бы туда открыт был доступ людям такого душевного склада, не имело бы возможности его дать, - пусть даже все блаженные духи прилетели бы на крыльях любви приветствовать их прибытие, - и ничего не услышали бы души Смельфунгуса и Мундунгуса, кроме новых гимнов радости, новых восторгов любви и новых поздравлений с общим для всех их блаженством. - Мне их сердечно жаль: они не выработали никакой восприимчивости к нему; и хотя бы даже Смельфунгусу и Мундунгусу отведено было счастливейшее жилище на небесах, они чувствовали бы себя настолько далекими от счастья, что души Смельфунгуса и Мундунгуса веки вечные предавались бы там сокрушению.
Онлайн чтение книги Сентиментальное путешествие по Франции и Италии Sentimental journey through France and Italy
ПАРИЖ
Если человек способен блеснуть красивым выездом и поднять кругом суматоху посредством полудюжины лакеев и двух поваров, — это отлично действует в таком месте, как Париж, — он может вкатить в любую улицу этого города.
Но бедному монарху, у которого нет кавалерии и вся пехота которого насчитывает только одного человека, лучше всего оставить поле битвы и проявить свои способности в кабинете министров, если только он в силах подняться к ним — я говорю: подняться к ним, — ибо не может быть и речи о величественном нисхождении к ним со словами: «Me voici, mes enfants!» — я здесь — что бы ни думали на этот счет иные.
Признаться, первые мои ощущения, когда я остался совершенно один в отведенной мне комнате гостиницы, оказались далеко не столь обнадеживающими, как я воображал. Я чинно подошел в запыленном черном кафтане к окну и, поглядев в него, увидел, как все, от мала до велика, в желтом; синем и зеленом несутся на кольцо наслаждения. — Старики с поломанным оружием и в шлемах, лишенных забрала, — молодежь в блестящих доспехах, сверкающих, как золото, и разубранных всеми яркими перьями Востока, — все — все бросаются на него с копьями наперевес, как некогда зачарованные рыцари на турнирах бросались за славой и любовью. —
— Увы, бедный Йорик! — воскликнул я, — что тебе здесь делать? При первом же натиске всей этой сверкающей сутолоки ты обратишься в атом — ищи — ищи какой-нибудь извилистый переулок с рогаткой на конце его, по которому не проезжала ни одна повозка и который ни разу не озарялся светом факела — там можешь ты утешить душу свою сладким разговором с какой-нибудь гризеткой о жене цирюльника и проникнуть в их общество! —
— Провались я, если я это сделаю! — сказал я, доставая письмо, которое должен был передать мадам де Р*** — Я явлюсь с визитом к этой даме, вот что я сделаю прежде всего. — И, кликнув Ла Флера, я распорядился, чтобы он немедленно отыскал мне цирюльника — а затем почистил мой кафтан.
Сентиментальное путешествие по Франции и Италии
Лоренс Стерн - крупнейший английский писатель XVIII века, кумир всего читающего Лондона. Творчество Стерна оказало продолжительное влияние на всю европейскую литературу, а его роман `Сентиментальное путешествие` дал название новому литературному направлению. Сентименталисты обожествляли `чувствительного Йорика`, романтики оценили в полной мере иронию и юмор писателя, Оноре де Бальзак и Лев Толстой признавали Стерна - психолога, а Джеймс Джойс и Вирджиния Вулф увидели в его творчестве истоки современного романа.
ДЕЗОБЛИЖАН - КАЛЕ 2
ПРЕДИСЛОВИЕ - В ДЕЗОБЛИЖАНЕ 2
НА УЛИЦЕ - КАЛЕ 3
ДВЕРИ САРАЯ - КАЛЕ 4
ДВЕРИ САРАЯ - КАЛЕ 4
ТАБАКЕРКА - КАЛЕ 4
ДВЕРИ САРАЯ - КАЛЕ 5
НА УЛИЦЕ - КАЛЕ 5
НА УЛИЦЕ - КАЛЕ 6
МЕРТВЫЙ ОСЕЛ - НАНПОН 9
КУЧЕР - НАНПОН 9
ПИСЬМО - АМЬЕН 10
ПАРИК - ПАРИЖ 11
ПУЛЬС - ПАРИЖ 11
ПЕРЧАТКИ - ПАРИЖ 12
ПЕРЕВОД - ПАРИЖ 12
КАРЛИК - ПАРИЖ 12
ПАСПОРТ - ПАРИЖ 14
ПАСПОРТ - ПАРИЖСКАЯ ГОСТИНИЦА 15
УЗНИК - ПАРИЖ 15
СКВОРЕЦ - ДОРОГА В ВЕРСАЛЬ 16
ОБРАЩЕНИЕ - ВЕРСАЛЬ 16
LE PATISSIER - ВЕРСАЛЬ 16
ПАСПОРТ - ВЕРСАЛЬ 17
ПАСПОРТ - ВЕРСАЛЬ 18
ПАСПОРТ - ВЕРСАЛЬ 18
ПАСПОРТ - ВЕРСАЛЬ 19
ХАРАКТЕР - ВЕРСАЛЬ 19
ИСКУШЕНИЕ - ПАРИЖ 19
ТАЙНА - ПАРИЖ 20
ДЕЛО СОВЕСТИ - ПАРИЖ 20
ЗАГАДКА - ПАРИЖ 21
LE DIMANCHE - ПАРИЖ 21
ОТРЫВОК - ПАРИЖ 21
ОТРЫВОК - ПАРИЖ 22
ОТРЫВОК И БУКЕТ - ПАРИЖ 22
АКТ МИЛОСЕРДИЯ - ПАРИЖ 22
РАЗРЕШЕНИЕ ЗАГАДКИ - ПАРИЖ 23
МАРИЯ - MУЛЕH 24
МАРИЯ - МУЛЕН 24
БЛАГОДАРСТВЕННАЯ МОЛИТВА 25
ЩЕКОТЛИВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ 25
"СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ФРАНЦИИ И ИТАЛИИ" 27
МОНТРЕЙ
В дороге я потерял с задка кареты чемодан и дважды выходил под дождем, один раз увязнув по колена в грязи, чтобы помочь кучеру вновь привязать его, но все не мог понять, чего мне недостает. - Только но приезде в Монтрей, когда хозяин гостиницы спросил, не нужен ли мне слуга, я вдруг сообразил, что мне недостает именно слуги.
- Слуга! До зарезу нужен, - сказал я. - Дело в том, мосье, - продолжал хозяин, - что здесь есть смышленый парень, который почел бы за большую честь служить у англичанина. - Но почему у англичанина предпочтительнее, чем у кого-нибудь другого? - Англичане так щедры, - сказал хозяин. - Голову отдам на отсечение, - сказал я про себя, - если мне не придется поплатиться за это лишним ливром сегодня же вечером. - Но они могут себе это позволить, - прибавил он. - За это выкладывай еще один ливр, - подумал я. - Не далее, как прошедшую ночь, - продолжал хозяин, - un Mylord Anglais presentait un ecu a la fille de chambre. - - Tant pis pour Mademoiselle Jeanneton , - сказал я.
Лоренс Стерн
Сентиментальное путешествие по Франции и Италии
- Во Франции, - сказал я, - это устроено лучше.
- А вы бывали во Франции? - спросил мой собеседник, быстро повернувшись ко мне с самым учтивым победоносным видом.
- "Странно, - сказал я себе, размышляя на эту тему, - что двадцать одна миля пути на корабле, - ведь от Дувра до Кале никак не дальше, - способна дать человеку такие права. - Надо будет самому удостовериться". - Вот почему, прекратив спор, я отправился прямо домой, уложил полдюжины рубашек и пару черных шелковых штанов.
- Кафтан, - сказал я, взглянув на рукав, - и этот сойдет, - взял место в дуврской почтовой карете, и, так как пакетбот отошел на следующий день в девять утра, в три часа я уже сидел за обеденным столом перед фрикасе из цыпленка, столь неоспоримо во Франции, что, умри я в эту ночь от расстройства желудка, весь мир не мог бы приостановить действие Droits d'aubaine; мои рубашки и черные шелковые штаны, чемодан и все прочее - достались бы французскому королю, - даже миниатюрный портрет, который я так давно ношу и хотел бы, как я часто говорил тебе, Элиза, унести с собой в могилу, даже его сорвали бы с моей шеи.
- Сутяга! Завладеть останками опрометчивого путешественника, которого заманили к себе на берег ваши подданные, - ей-богу, ваше величество, нехорошо так поступать! В особенности неприятно мне было бы тягаться с государем столь просвещенного и учтивого народа, столь прославленного своей рассудительностью и тонкими чувствами.
Но едва я вступил в ваши владения -
Пообедав и выпив за здоровье французского короля, чтобы убедить себя, что я не питаю к нему никакой неприязни, а, напротив, высоко чту его за человеколюбие, - я почувствовал себя выросшим на целый дюйм благодаря этому примирению.
- Нет, - сказал я, - Бурбоны совсем не жестоки; они могут заблуждаться, подобно другим людям, но в их крови есть нечто кроткое. - Признав это, я почувствовал на щеках более нежный румянец - более горячий и располагающий к дружбе, чем тот, что могло вызвать бургундское (по крайней мере, то, которое я выпил, заплатив два ливра за бутылку).
- Праведный боже, - сказал я, отшвырнув ногой свой чемодан, - что же таится в мирских благах, если они так озлобляют наши души и постоянно ссорят насмерть столько добросердечных братьев-людей?
Когда человек живет со всеми в мире, насколько тогда тяжелейший из металлов легче перышка в его руке! Он достает кошелек и, держа его беспечно и небрежно, озирается кругом, точно отыскивая, с кем бы им поделиться. - Поступая так, я чувствовал, что в теле моем расширяется каждый сосуд - все артерии бьются в радостном согласии, а жизнедеятельная сила выполняет свою работу с таким малым трением, что это смутило бы самую сведущую в физике precieuse во Франции: при всем своем материализме она едва ли назвала бы меня машиной -
- Я уверен, - сказал я себе, - что опроверг бы ее убеждения.
Появление этой мысли тотчас же вознесло естество мое на предельную для него высоту - если я только что примирился с внешним миром, то теперь пришел к согласию с самим собой -
- Будь я французским королем, - воскликнул я, - какая подходящая минута для сироты попросить у меня чемодан своего отца!
Сентиментальное путешествие по Франции и Италии (6 стр.)
- C'est bien comique, это очень забавно, - сказала дама, улыбаясь при мысли, что уже второй раз мы остались наедине благодаря нелепому стечению случайностей. - C'est bien comique, - сказала она.
- Чтобы получилось совсем забавно, - сказал я, - не хватает только комичного употребления, которое сделала бы из этого французская галантность; сначала объясниться в любви, а затем предложить свою особу.
- В этом их сила, - возразила дама.
- Так, по крайней мере, принято думать, - а почему это случилось, - продолжал я, - не знаю, но, несомненно, французы стяжали славу людей, наиболее, понимающих в любви и наилучших волокит на свете; однако что касается меня, то я считаю их жалкими пачкунами и, право же, самыми дрянными стрелками, какие когда-либо испытывали терпение Купидона.
Надо же такое выдумать: объясняться в любви при помощи sentiments!
- С таким же успехом я бы выдумал сшить изящный костюм из лоскутков. - Объясниться - хлоп - с первого же взгляда признанием - значит подвергнуть свое предложение и самих себя вместе с ним, со всеми pours и contres , суду холодного разума.
Дама внимательно слушала, словно ожидая, что я скажу еще.
- Возьмите, далее, во внимание, мадам, - продолжал я, - кладя свою ладонь на ее руку -
Что серьезные люди ненавидят Любовь из-за самого ее имени -
Что люди себялюбивые ненавидят ее из уважения к самим себе -
Лицемеры - ради неба -
И что, поскольку все мы, и старые и молодые, в десять раз больше напуганы, чем задеты, самым звуком этого слова -
Какую неосведомленность в этой области человеческих отношений обнаруживает тот, кто дает слову сорваться со своих губ, когда не прошло еще, по крайней мере, часа или двух с тех пор, как его молчание об этом предмете стало мучительным. Ряд маленьких немых знаков внимания, не настолько подчеркнутых, чтобы вызвать тревогу, - но и не настолько неопределенных, чтобы быть неверно понятыми, - да время от времени нежный взгляд, брошенный без слов или почти без слов, - оставляет Природе права хозяйки, и она все обделает по своему вкусу. -
- В таком случае, - сказала, зардевшись, дама, - я вам торжественно объявляю, что все это время вы объяснялись мне в любви.
Сентиментальное путешествие в париж
СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ФРАНЦИИ И ИТАЛИИ
– Во Франции, – сказал я, – это устроено лучше.
– А вы бывали во Франции? – спросил мой собеседник, быстро повернувшись ко мне с самым учтивым победоносным видом.
– «Странно, – сказал я себе, размышляя на эту тему, – что двадцать одна миля пути на корабле, – ведь от Дувра до Кале никак не дальше, – способна дать человеку такие права. – Надо будет самому удостовериться». – Вот почему, прекратив спор, я отправился прямо домой, уложил полдюжины рубашек и пару черных шелковых штанов.
– Кафтан, – сказал я, взглянув на рукав, – и этот сойдет, – взял место в дуврской почтовой карете, и, так как пакетбот отошел на следующий день в девять утра, в три часа я уже сидел за обеденным столом перед фрикасе из цыпленка, столь неоспоримо во Франции, что, умри я в эту ночь от расстройства желудка, весь мир не мог бы приостановить действие Droits d'aubaine;[1] мои рубашки и черные шелковые штаны, чемодан и все прочее – достались бы французскому королю, – даже миниатюрный портрет, который я так давно ношу и хотел бы, как я часто говорил тебе, Элиза, унести с собой в могилу, даже его сорвали бы с моей шеи.
– Сутяга! Завладеть останками опрометчивого путешественника, которого заманили к себе на берег ваши подданные, – ей-богу, ваше величество, нехорошо так поступать! В особенности неприятно мне было бы тягаться с государем столь просвещенного и учтивого народа, столь прославленного своей рассудительностью и тонкими чувствами.
Но едва я вступил в ваши владения -
Пообедав и выпив за здоровье французского короля, чтобы убедить себя, что я не питаю к нему никакой неприязни, а, напротив, высоко чту его за человеколюбие, – я почувствовал себя выросшим на целый дюйм благодаря этому примирению.
– Нет, – сказал я, – Бурбоны совсем не жестоки; они могут заблуждаться, подобно другим людям, но в их крови есть нечто кроткое. – Признав это, я почувствовал на щеках более нежный румянец – более горячий и располагающий к дружбе, чем тот, что могло вызвать бургундское (по крайней мере, то, которое я выпил, заплатив два ливра за бутылку).
– Праведный боже, – сказал я, отшвырнув ногой свой чемодан, – что же таится в мирских благах, если они так озлобляют наши души и постоянно ссорят насмерть столько добросердечных братьев-людей?
Когда человек живет со всеми в мире, насколько тогда тяжелейший из металлов легче перышка в его руке! Он достает кошелек и, держа его беспечно и небрежно, озирается кругом, точно отыскивая, с кем бы им поделиться. – Поступая так, я чувствовал, что в теле моем расширяется каждый сосуд – все артерии бьются в радостном согласии, а жизнедеятельная сила выполняет свою работу с таким малым трением, что это смутило бы самую сведущую в физике precieuse[2] во Франции: при всем своем материализме она едва ли назвала бы меня машиной —
– Я уверен, – сказал я себе, – что опроверг бы ее убеждения.
Появление этой мысли тотчас же вознесло естество мое на предельную для него высоту – если я только что примирился с внешним миром, то теперь пришел к согласию с самим собой —
– Будь я французским королем, – воскликнул я, – какая подходящая минута для сироты попросить у меня чемодан своего отца!
Едва произнес я эти слова, как ко мне в комнату вошел бедный монах ордена святого Франциска с просьбой пожертвовать на его монастырь. Никому из нас не хочется обращать свои добродетели в игрушку случая – щедры ли мы, как другие бывают могущественны, – sed non quo ad hanc[3] – или как бы там ни было, – ведь нет точно установленных правил приливов или отливов в нашем расположении духа; почем я знаю, может быть, они зависят от тех же причин, что влияют на морские приливы и отливы, – для нас часто не было бы ничего зазорного, если бы дело обстояло таким образом; по крайней мере, что касается меня самого, то во многих случаях мне было бы гораздо приятнее, если бы обо мне говорили, будто «я действовал под влиянием луны, в чем нет ни греха, ни срама», чем если бы поступки мои почитались исключительно моим собственным делом, когда в них заключено столько и срама и греха.
– Но как бы там ни было, взглянув на монаха, я твердо решил не давать ему ни одного су; поэтому я опустил кошелек в карман – застегнул карман – приосанился и с важным видом подошел к монаху; боюсь, было что-то отталкивающее в моем взгляде: до сих пор образ этого человека стоит у меня перед глазами, в нем, я думаю, было нечто, заслуживавшее лучшего обращения.
Судя по остаткам его тонзуры, – от нее уцелело лишь несколько редких седых волос на висках, – монаху было лет семьдесят, – но по глазам, по горевшему в них огню, который приглушался, скорее, учтивостью, чем годами, ему нельзя было дать больше шестидесяти. – Истина, надо думать, лежала посредине. – Ему, вероятно, было шестьдесят пять; с этим согласовался и общий вид его лица, хотя, по-видимому, что-то положило на него преждевременные морщины.
Передо мной была одна из тех голов, какие часто можно увидеть на картинах Гвидо, – нежная, бледная – проникновенная, чуждая плоских мыслей откормленного самодовольного невежества, которое смотрит сверху вниз на землю, – она смотрела вперед, но так, точно взор ее был устремлен на нечто потустороннее. Каким образом досталась она монаху его ордена, ведает только небо, уронившее ее на монашеские плечи; но она подошла бы какому-нибудь брамину, и, попадись она мне на равнинах Индостана, я бы почтительно ей поклонился.
Прочее в его облике можно передать несколькими штрихами, и работа эта была бы под силу любому рисовальщику, потому что все сколько-нибудь изящное или грубое обязано было здесь исключительно характеру и выражению: то была худощавая, тщедушная фигура, ростом немного повыше среднего, если только особенность эта не скрадывалась легким наклонением вперед – но то была поза просителя; как она стоит теперь в моем воображении, фигура монаха больше выигрывала от этого, чем теряла.
Сделав три шага, вошедший ко мне монах остановился и, положив левую руку на грудь (в правой был у него тоненький белый посох, с которым он путешествовал), – представился, когда я к нему подошел, вкратце рассказав о нуждах своего монастыря и о бедности ордена, – причем сделал он это с такой безыскусственной грацией, – и столько приниженности было в его взоре и во всем его облике – видно, я был зачарован, если все это на меня не подействовало —
Правильнее сказать, я заранее твердо решил не давать ему ни одного су.
Совершенно верно, – сказал я в ответ на брошенный кверху взгляд, которым он закончил свою речь, – совершенно верно – и да поможет небо тем, у кого нет иной помощи, кроме мирского милосердия, запас которого, боюсь, слишком скуден, чтобы удовлетворить все те многочисленные громадные требования, которые ему ежечасно предъявляются.
Когда я произнес слова громадные требования, монах бросил беглый взгляд на рукав своего подрясника – я почувствовал всю силу этой апелляции. – Согласен, – сказал я, – грубая одежда, да и та одна на три года, вместе с постной пищей не бог весть что; и поистине достойно сожаления, что эти вещи, которые легко заработать в миру небольшим трудом, орден ваш хочет урвать из средств, являющихся собственностью хромых, слепых, престарелых и немощных – узник, простертый на земле и считающий снова и снова дни своих бедствий, тоже мечтает получить оттуда свою долю; все-таки, если бы вы принадлежали к ордену братьев милосердия, а не к ордену святого Франциска, то при всей моей бедности, – продолжал я, показывая на свой чемодан, – я с радостью, открыл бы его перед вами для выкупа какого-нибудь несчастного. – Монах поклонился мне. – Но из всех несчастных, – заключил я, – прежде всего имеют право на помощь, конечно, несчастные нашей собственной страны, а я оставил в беде тысячи людей на родном берегу. – Монах участливо кивнул головой, как бы говоря: без сомнения, горя довольно в каждом уголке земли так же, как и в нашем монастыре. – Но мы различаем, – сказал я, кладя ему руку на рукав в ответ на его немое оправдание, – мы различаем, добрый мой отец, тех, кто хочет есть только хлеб, заработанный своим трудом, от тех, кто ест хлеб других людей, не имея в жизни иных целей, как только просуществовать в лености и невежестве ради Христа.
В силу этого закона, конфискуются все вещи умерших во Франции иностранцев (за исключением швейцарцев и шотландцев), даже если при этом присутствовал наследник. Так как доход от этих случайных поступлений отдан на откуп, то изъятий ни для кого не делается. – Л. Стерн.
САРАЙ
КАЛЕ
Мосье Дессен, вернувшись, чтобы выпустить нас из кареты, сообщил даме о прибытии в гостиницу графа Л., ее брата. Несмотря на все свое расположение к спутнице, не могу сказать, чтобы в глубине сердца я этому событию обрадовался - я не выдержал и признался ей в этом: ведь это гибельно, мадам, - сказал я, - для предложения, которое я собирался вам сделать. -
- Можете мне не говорить, что это было за предложение, - прервала она меня, кладя свою руку на обе мои. - Когда мужчина, милостивый государь мой, готовится сделать женщине любезное предложение, она обыкновенно заранее об этом догадывается. -
- Оружие это, - сказал я, - природа дала ей для самосохранения. - Но я думаю, - продолжала она, глядя мне в лицо, - мне нечего было опасаться - и, говоря откровенно, я решила принять ваше предложение. - Если бы я это сделала - (она минуточку помолчала), - то, думаю, ваши добрые чувства выманили бы у меня рассказ, после которого единственной опасной вещью в нашей поездке была бы жалость.
Говоря это, она позволила мне дважды поцеловать свою руку, после чего вышла из кареты с растроганным и опечаленным взором - и попрощалась со мной.
МОНАХ
КАЛЕ
Едва произнес я эти слова, как ко мне в комнату вошел бедный монах ордена святого Франциска с просьбой пожертвовать на его монастырь. Никому из нас не хочется обращать свои добродетели в игрушку случая - щедры ли мы, как другие бывают могущественны, - sed non quo ad hanc - или как бы там ни было, - ведь нет точно установленных правил приливов или отливов в нашем расположении духа; почем я знаю, может быть, они зависят от тех же причин, что влияют на морские приливы и отливы, - для нас часто не было бы ничего зазорного, если бы дело обстояло таким образом; по крайней мере, что касается меня самого, то во многих случаях мне было бы гораздо приятнее, если бы обо мне говорили, будто "я действовал под влиянием луны, в чем нет ни греха, ни срама", чем если бы поступки мои почитались исключительно моим собственным делом, когда в них заключено столько и срама и греха.
- Но как бы там ни было, взглянув на монаха, я твердо решил не давать ему ни одного су; поэтому я опустил кошелек в карман - застегнул карман - приосанился и с важным видом подошел к монаху; боюсь, было что-то отталкивающее в моем взгляде: до сих пор образ этого человека стоит у меня перед глазами, в нем, я думаю, было нечто, заслуживавшее лучшего обращения.
Сентиментальное путешествие по Франции и Италии
Если есть возможность, то не совершайте мою ошибку и не бросайтесь с головой в омут "Сентиментального путешествия" без того, чтобы сначала подробнейшим образом изучить жизнь и мнение известного Джентльмена, потому что без него некоторый части пазла не будут сходиться до конца. И без биографии Стерна.
Кто такой Йорик, путешествующий по Франции и Италии с паспортом, где значится "придворный шут"? Насколько в этом любезном и галантном кавалере от Стерна, Шенди или кого-то еще? Кто такие Элиза и Евгений, которым он адресует письма? И почему он не пропускает ни юбки?
По сравнению с другими книгами английских писателей, предшественников Стерна, "Сентиментальное путешествие.." стоит особняком, сочетая в себе известный английский юмор, но без пространного описания всевозможных приключений, хотя и…
Лоренс Стерн Сентиментальное путешествие по Франции и Италии Лоренс Стерн 5-267-00097-319 октября 2019 г. 21:50
Очень странно было читать эту необычную книгу -.Очень странно было читать эту необычную книгу - с одной стороны, интересно, а с другой - слишком уж витиеватый язык и совершенно иное, не современно мышление. Не скажу что это минус , даже в каком-то смысле наоборот, знакомишься с реальным прошлым, а не "закосом" под него. Другое дело, что при маленьком объеме читаешь долго, так как одно предложение приходилось иногда читать по нескольку раз, чтобы вникнуть. Путешествия в книге очень мало, если уж начистоту)) Даже принимая во внимание то, что история не закончена. Но задумка автора, насколько я могу понять, вовсе не в рассказе о его впечатлениях от путешествий. Основную часть повествования занимают психологические и , не побоюсь этого слова. моральные зарисовки. Вот это меня в книге больше всего порадовало (легко разнести на цитаты…
по тараканам и жёлтостенным палатам
10 февраля 2019 г. 20:02
«Sentimental journey through France and Italy».«Sentimental journey through France and Italy» (Лондон, 1768), написанное Стерном после действительно совершенного им путешествия: это сочинение, по которому получило название «сентиментальное» направление в литературе, представляет собой изображение любовных похождений путешественника, чередующееся с изложением волнующих его чувств.
Очень долго не могла понять, как в моей коллекции «хочу прочитать» появилась эта книга. Сентиментализм для меня не характерен, интерес никогда к нему не проявляла, вообще это не моё и мне подкинули! Я подозреваю, что мы встретились с книгой не в то время и не в том месте. Такое произведение хорошо читать на отдыхе, вдумчиво и, возможно, под настроение. О чём книга и что в ней особенного? Написано в 18 веке, тонкий юмор, который сопровождает наблюдения в…
3 июня 2016 г. 15:19
Признаюсь честно, не ожидала в авторе 18 века.Признаюсь честно, не ожидала в авторе 18 века, а еще и англичанине, такого искрометного чувства юмора и очаровательной самоиронии! Размышления, замечания, поступки героя постоянно вызывали улыбку! Очень здорово!
Kolombinka7 августа 2015 г. 12:09
Большой забавник этот Стерн! И, знаете, умереть.Большой забавник этот Стерн! И, знаете, умереть на фразе
Так что, когда я протянул руку, я схватил fille de chambre за — —
еще не каждый сможет. Тут нужен тонкий расчет и уши поручика Ржевского. Очаровательно фривольные нравы были в 18 веке, все эти псевдоцеломудренные шуточки воспринимаются сейчас как эротическая щекотка ))) Чувство позабыто-новое в утомленном порнографией 21 веке.
Я насчитал (у милой гризетки) двадцать ударов (пульса) и уже близился к сороковому, как неожиданно вошедший из задней комнаты муж немного сбил меня со счета.
Книга не только не закончена, она, скорее всего, еще и не отредактирована - немного сбивчивое повествование, которое не всегда можно ухватить за. За хвост, в данном случае. Но, возможно, это специальный эффект - путевые записки на салфетках и коленках…
Лоренс Стерн Сентиментальное путешествие по Франции и Италии Лоренс Стерн AsyaTrotskaia-Gerzon AsyaTrotskaia-Gerzon написал(а) рецензию11 октября 2015 г. 01:03
3 Лучшее произведение сентиментализма.
Сентиментализм по сути сопли. Но в данном.Сентиментализм по сути сопли. Но в данном случае чувитвенные сопли разбавлены сюжетом завязанным на путешествие, а не только на страданиях.
19 июня 2014 г. 14:07
К сожалению, путешествие оказалось.К сожалению, путешествие оказалось незаконченным из-за смерти автора, не написана практически вся итальянская часть. АА само путешествие описано, как правильно вынесено в заголовке, в сентиментальном стиле. Здесь мало любования красотами и достопримечательностями. Больше всего внимания путник обращает на людей, причем, в большинстве, на хорошеньких женщин. Впрочем, он довольно целомудренен, хотя и признает за собой слабость влюбляться. Несмотря на кажущуюсь легкомысленность текста, книга заинтересовала меня ироничностью, легким налетом юмора, взглядами англичанина на французов, различными уловками в поведении людей и прочими мелкими подробностями.
Книга прочитана в рамках игры "Книгомарафон"
Эксперт? Скорее: Книгоман, кофеман и котоман.
26 ноября 2013 г. 15:59
Выбор этой книги начался с замешательства. Лоренс Стерн Сентиментальное путешествие по Франции и Италии Лоренс Стерн 5-267-00097-329 июня 2013 г. 01:28
Очень странно читать это произведение сейчас, в.Очень странно читать это произведение сейчас, в эру таких вот псевдовнутренних монологов, которыми кишат современные блоги и социальные сети. Практически поток сознания без конкретного сюжета и практически без особой привязанности к действию. Наверное, для того времени подобная откровенность и текучесть мысли были в новинку, но сейчас, увы, этим никого не удивишь. Опять-таки читала в переводе, хотя мусьё энглез, - перевод достойный, за исключением обилия французских слов и выражений, к которым, быть может, имеются ссылки и переводы, но их не поддерживает моя электрокнига. Приходилось догадываться, много где мне это удалось, однако лишнее напряжение мозгов несколько раздражало. Удивил крайне небольшой объем произведения - я ожидала такого вот размазывания соплей страниц на 700, не меньше,…
Сентиментальное путешествие по Франции и Италии
Написано довольно бодренько для 1768 года. В сюжет поместилось много разнообразных ситуаций, герой (лирический герой) довольно забавен, в передаче сюжета имеет место ирония. Честно признаюсь, ждала худшего.
1001 books you must read before you die: 271/1001.
Содержание Дополнительная информация об изданииГод издания: 2006
384 страниц. Формат 70x100/16 (167x236 мм).
Кожаный переплет. Мелованная бумага.
Возрастные ограничения: 12+
Жанры и тегиРоман резко отличается от всего написанного в английской литературе, это скорее затянувшееся путешествие во времени, путешествие в сознании. Если ранее художественная литература предполагала динамичный сюжет, что являлось главной интригой для читателя, то здесь важными становятся размышления по поводу сюжетных действий. Все это позволяет говорить о новом отношении сентиментального героя к окружающему миру. В «Сентиментальном путешествии» нет строгой жанровой модификации, он начинается и заканчивается на полуфразе. При этом Стерн пародирует устоявшуюся в английской литературе жанровую форму романа-путешествия. Самым главным становятся не географические особенности, а путешествие во внутренний мир героя. Выбор героя также необычен.
С одной стороны, это пастор, священник, лицо, самим саном своим призванное быть серьезным и разумным, а с другой — шут, ведущий свою родословную, по его же признанию, от шекспировского шута Йорика. Вместо "сентиментального героя" Стерн выводит просто человека, со всеми его противоречиями и слабостями. Подобный человек появляется в мировой литературе впервые. Исчезают обычные церемонии и условности. Читатель приближается к жизни как можно ближе.
В своём внимании к молчанию, а не речи, Стерн — предшественник современных писателей. Потому-то он гораздо ближе к нам сегодня, чем его великие современники. Творчество Стерна быстро стало популярно и в России, где уже в конце XVIII века его читали и в подлиннике, и во французских и немецких переводах. В 1783 году появляется «Стерново путешествие по Франции и Италии под именем Йорика». За ним следуют и другие издания на русском языке, а также журнальные публикации. Особенно популяризирует Стерна «Московский журнал» Н. М. Карамзина. Одним из первых русских писателей, на которого творчество Стерна — и особенно «Сентиментальное путешествие» — оказало влияние, был А. Н. Радищев. Во второй половине XIX века обратился к Стерну и Лев Толстой.
Читайте также: