Приехал в город таллинне тито и не сталин
В списке Народных Героев Югославии (аналог Героев Советского Союза) фигурируют 17 граждан CCCР. Трое из них – летчики, удостоенные этой высокой награды за спасение командующего Народно-Освободительной армией Югославии (НОАЮ) Иосипа Броз Тито. Совершенный ими рискованный ночной полет в боснийские горы обнулил результаты последней наступательной операции вермахта на Балканах.
Свой 52-й день рождения Тито отмечал в воскресенье 25 мая 1944 года в тогдашней партизанской столице Дрваре.
В этот же день в ходе операции «Ход конем» немцы десантировали, частично на парашютах, частично с планеров, 500-й парашютно-десантный батальон СС, усиленный диверсантами из других подразделений.
Солдаты 500-го парашютно-десантного батальона СС готовятся к операции «Ход конём», 1944 год Солдаты 500-го парашютно-десантного батальона СС готовятся к операции «Ход конём», 1944 годСамая большая группа «Пантера» (110 человек) должна была высадиться в районе холма Шобича-Главица, где, как предполагалось, находился Главный штаб Тито.
На самом деле штаб размешался в домах на правом берегу реки Унац, на 23 метра выше русла реки, в бараке, построенном на прикрытой скалой площадке пещеры. В Дрваре имелось немного точек, с которых было видно это сооружение, и немецкая разведка его просто не зафиксировала.
В половину шестого утра немцы отбомбили по городу, а около семи первые планеры плюхнулись на землю. На глазах маршала десантники смогли захватить большую часть Дрвара. Тито вспоминал: «Все жители Дрвара знали, где я нахожусь. А у каждого парашютиста была моя фотография. Они подходили то к одному, то к другому жителю города, показывали фотографию, спрашивали: «Тито, Тито, где Тито?» Но никто ничего не сказал им. Даже дети… Смотришь на все это и ощущаешь себя беспомощным. Я взял винтовку и хотел стрелять, но мне не дали».
100 000 рейсмарок золотом получит тот, кто приведет предводителя коммунистов Тито, живым или мертвым 100 000 рейсмарок золотом получит тот, кто приведет предводителя коммунистов Тито, живым или мертвымЭпицентр кипевшего в городе боя постепенно смещался к зданию штаба. Чтобы эвакуироваться, в домике пришлось разобрать пол, спуститься с помощью каната по дну высохшего ручья, а потом подняться в обратном направлении вверх по склону.
Началось растянувшееся на девять дней отступление, в ходе которого партизанские отряды пытались отвлечь на себя преследователей, которые, словно собаки, гнались за главной добычей. Бои разворачивались на пространстве в десятки километров, а вся эпопея вошла в югославскую историографию под названием Седьмого антипартизанского наступления.
В эти дни с британской авиабазы в итальянском городе Бари периодически поднимались самолеты, наносившие удары по немцам. Вообще, внешне англичане и американцы прилагали максимум усилий для спасения маршала. Но все было не так просто.
На пути к лидерству в антифашистском движении Тито пришлось вести борьбу с югославскими монархистами, которые в политическом плане были англичанам гораздо ближе. Так что, бесспорно, были в британском лагере и те, кто желал немцам удачи в «охоте» на маршала.
Сталин же в гибели Тито на тот момент нисколько не был заинтересован. И главное, он имел возможность оказать ему конкретную помощь.
На аэродроме в Бари базировались и несколько советских самолетов, осуществлявших снабжение партизан боеприпасами и оружием. Сталин предложил использовать их для эвакуации партизанского руководства на освобожденную территорию Италии.
Тито колебался, указывая, что попадет в зависимость от британцев. Но потом согласился эвакуироваться на расположенный в Адриатическом море остров Вис, принадлежность которого Югославии никем не оспаривалась.
Вывозить Главный штаб решили на транспортнике Ли-2. Командующий дальней авиацией маршал Александр Голованов лично определил исполнителей: командира корабля майора А. С. Шорникова, второго пилота капитан Б. Т. Калинкина, штурмана лейтенанта П. Н. Якимова, радиста лейтенанта Н. С. Вердеревского и борттехника И. Г. Галактионова.
Командир экипажа Александр Сергеевич Шорников свой первый орден Боевого Красного знамени получил в период битвы за Москву. Второй – во время Сталинградского сражения. В январе 1943 года экипаж под его командованием осуществил перегонку первого из партии поставляемых в СССР бомбардировщиков «Албемарле». Маршрут пролегал над территорией дружественно-нейтральной к фашистам Швеции, оккупированной Норвегии и над водами Балтики, контролируемыми силами люфтваффе. В январе 1944 года экипаж майора Шорникова доставил к партизанам советскую военную миссию, возглавляемую генерал-лейтенантом Николаем Васильевичем Корнеевым.
Герой Советского Союза Александр Сергеевич Шорников Герой Советского Союза Александр Сергеевич ШорниковОднако лететь за Тито предстояло не в хорошо знакомый Дрвар, а на какую-то пока еще неизвестную площадку. Согласовать, на какую и когда именно, было непросто. Единственная рация находилась в руках англичан. Те позволяли ее использовать и Тито, и генералу Корнееву, но, разумеется, знали о содержании посылаемых ими радиограмм.
Советскую ставку это нервировало. Экипажу другого базировавшегося в Бари самолета как минимум трижды предписывалось вылететь в район предполагаемого местонахождения штаба НОАЮ для сбрасывания на парашютах двух связистов с радиостанцией. Однако все три вылета сорвались, поскольку не удавалось определить, где именно проходит постоянно меняющаяся линия боестолкновений.
Штабисты Тито тем временем начали готовить взлетно-посадочную полосу в районе города Купрес на высокогорной плоской карстовой впадине под названием Купрешко Поле. Работы велись под контролем трех членов советской миссии, но без британцев. Видимо, Тито грыз червь сомнения, что англичане его подставят.
3 июня радист Шорникова получил радиограмму Корнеева о том, что ночью самолет должен прибыть на Капрешко Поле. Шорников отправился запрашивать разрешение на полет и с удивлением увидел другую радиограмму, где прибытие самолета назначалось на 5 июня.
На счастье маршала Шорников решил руководствоваться указаниями собственного командования. И главное, не стал спорить с англичанами. У представителя союзников капитана Престона Александр Сергеевич просто запросил разрешение совершить вечером 3 июня разведывательный полет. Престон разрешение дал, хотя, вероятно, и понимал, что одним разведывательным полетом дело не ограничится.
Такую позицию можно признать мудрой, поскольку в случае гибели или пленения Тито разбирательства начались бы серьезные. И если позиция советской стороны выглядела в свете изложенных событий безупречно, то британцам пришлось бы объяснять путаницу с датами и найти «стрелочника». А Престону быть «стрелочником» не хотелось.
Поздно вечером Ли-2 поднялся с аэродрома в Бари. Трасса полета пролегала над Адриатикой и хребтами Динарских гор. Самая большая сложность заключалась в посадке на небольшой площадке, которая находилась настолько высоко, что ее пришлось расчищать от снега.
Появившись над заданным районом, советский транспортник кружил, пока экипаж не различил огни сигнальных костров внизу. Зайти на посадку требовалось с первого раза. К счастью все получилось. Транспортники остановился как раз у обрыва, перед последним костром в линии.
Началось обсуждение вопроса о том, кого именно следует вывозить в первую очередь. При взлетном весе в 7,7 тонн решили взять 20 человек; под завязку самолет не забивали, что было вполне естественно с учетом сопутствующих условий.
В числе тех, кто отправлялся с первой партией, кроме самого Тито были его заместители Эдвард Кардель и Александр Ранкович, Корнеев, начальник американской миссии полковник Смит, любовница маршала Даворянка Паунович. Начальника британской миссии Фицроя Маклина в этой партии не оказалось.
Иосип Броз Тито (первый справа) и его соратники в Дрваре, 14 мая 1944 года Иосип Броз Тито (первый справа) и его соратники в Дрваре, 14 мая 1944 годаБольше всего хлопот доставила любимая овчарка маршала по прозвищу Тигр. Когда хозяин оказался внутри самолета, пес неожиданно прыгнул на хвостовую часть и начал царапать обшивку. Шорников вспоминал: «Это случилось так неожиданно для нас, что все остановились в ожидании исхода необычного поединка собаки с самолетом, волнуясь за животное, которому каждая секунда угрожала падением».
Высунувшийся в проем двери Тито позвал собаку, которая осторожно спрыгнула на землю. Летчики аккуратно взяли овчарку на руки и засунули внутрь самолета. Шорников констатировал, какой беды они избежали: «Если бы Тигр, не рассчитав свой прыжок, попал лапами не на металлический стабилизатор, а на обтянутую материей левую часть руля высоты, то обшивка руля под тяжестью собаки была бы разрушена, что привело бы к срыву задания».
Около 22 часов самолет поднялся в воздух и взял курс на Бари. Тито требовал сразу лететь на остров Вис, но ему объяснили, что в ночных условиях, да еще с эвакуируемыми, подобное невозможно. Благополучно доставив своих пассажиров, той же ночью экипаж Ли-2 совершил еще один рейс, эвакуировав еще 20 сотрудников Главного штаба.
Утром на Купрешко Поле появились немцы.
После эпопеи с эвакуацией Маклин жаловался Корнееву, что Тито к нему охладел, не ведет доверительных разговоров и не приглашает попить сливовицы. Корнеев эти жалобы не комментировал.
Экипаж Ли-2 был удостоен советских и югославских наград, причем Шорников, Калинкин и Якимов стали одновременно Героями Советского Союза и Народными Героями Югославии.
Борис Тихонович Калинкин погиб уже после Победы 10 июня 1945 года в автомобильной катастрофе под немецким городом Нойбранденбургом.
Шорников в 1953 году окончил Высшие офицерские летно-тактические курсы, а в 1957 — Центральные летно-тактические курсы усовершенствования офицерского состава (КУОС) ВВС. В 1957 году, в период хрущевского сокращения армии, был уволен в запас в звании подполковника. Работал старшим инженером в министерстве гражданской авиации. Скончался 19 ноября 1983 года в Москве и был похоронен во Владимирской области, в родных Вязниках – городе, давшем нашей Родине еще 25 Героев Советского Союза и одного полного кавалера Ордена Славы.
Маршал Голованов пишет, что Шорников был первым пилотом, сумевшим совершить посадку и взлет в высокогорных районах Боснии. «В Бари никто из английских и американских летчиков не верил в такую возможность, они сочли рассказ Шорникова об этом выдумкой. Отправляясь в следующий полет в Боснию, Александр Сергеевич накупил плетеных корзин. Прилетев к партизанам, он набил их снегом и, вернувшись в Бари, поставил эти корзины, не говоря ни слова, вдоль ряда английских самолетов! Последовало всеобщее изумление, однако профессиональное самолюбие было уязвлено, и некоторые английские и американские летчики последовали примеру Шорникова…».
Очевидно, что выше речь идет о событиях, последовавших уже после операции «Ход конем», которую сами немцы склонны оценивать как «блестящую неудачу». Весь ее «блеск», впрочем, сводится к тому, что вермахту удалось на две недели дезорганизовать систему командования НОАЮ. Зато от элитного батальона «Бранденбург-500» остались рожки да ножки.
Приехал в город таллинне тито и не сталин
Стихи его начали звучать в пятидесятые годы, так что — повторюсь — не такими уж мрачными те годы были. Век такой, какой напишешь. «. Пускай он занят, как и весь Союз, от понедельника и до субботы, я все равно ни капли не боюсь, что потеряет он хоть часть свободы». Мы и не теряли. Благодаря Уфлянду. В пятидесятые годы! «Сейчас не любят нравственных калек, веселых любят, полных смелости. Таких, как я, веселый человек, типичный представитель современности!»
Потом, конечно, Довлатов, как истинный гений, сделал мощный рывок и нагнал Уфлянда, и они подружились. Но и теперь, когда я разглядываю долгую историю — уже историю! — их литературной дружбы, я уверен все равно, что скорей Довлатов должен был получить премию имени Уфлянда, а не наоборот. Взять хотя бы тот факт, что Довлатов гораздо раньше начал писать об Уфлянде, чем Уфлянд о нем: так что Довлатов премии Уфлянда больше заслуживает — но, увы! Притом — поэт писал о прозаике строгой прозой, а прозаик, говоря о поэте, порой срывался на стихи: «Приехал в город Таллин не Тито и не Сталин — поэт Володя Уфлянд (Ленинград). Он загорать мог в Хосте, но вот приехал в гости, к Далметову, который очень рад».
В их «взаимоописании» первое место (и премию!) я бы, наверное, все же отдал статье Довлатова «Рыжий»: «Я об Уфлянде слышал давно. С пятьдесят восьмого года. И все, что слышал, казалось невероятным. Уфлянд (вес 52 кг) избил сразу нескольких милиционеров. Разрушил капитальную стену и вмонтировал туда холодильник. Дрессирует аквариумных рыб. Пошил собственными руками элегантный костюм. Работает в Географическом музее экспонатом».
Впрочем, не только добродушный Довлатов восхищался им, восхвалял его и Бродский, известный своей надменностью и строгой разборчивостью, — и «мягчеющий» лишь тут. Называя Володю «Волосиком», Ося писал:
Кто это? Это ты, Волосик, с тросточкой, интеллигентов окруженный храброй горсточкой, вступаешь, холодно играя набалдашником, в то будущее, где жлобы с бумажником царить хотели бы и шуровать кастетами, но там все столики уж стоики с эстетами позанимали, и Волосик там — за главного: поэт, которому и в будущем нет равного.В общем, все они друг про друга писали, и писали замечательно, так что — кто чьей премии достоин больше, уже и не разберешь. Думаю, что каждый из них с присущим ему величием и добродушием вручил бы премию своего имени своему другу. И нобелевский лауреат абсолютно прав: Уфлянд — поэт абсолютно оригинальный, новый для России, где традиционно расценивают трагедию как подвиг. Наш же герой относится к этому со снисходительной насмешкой, как к легкому слабоумию. Уфлянд — поэт гротеска, юмора и небывалой доброты, не желающий трагедии ни себе, ни людям и — с присущим ему блеском — превращающий трагедию в комедию.
Чтобы вам получить удовольствие прямо сейчас, советую приобрести книгу автора-лауреата «Если бог пошлет мне читателей» и прочитать, например, историю о том, как автор и Довлатов искали дефицитный в те годы линолеум в самых неожиданных местах, среди которых преобладали пивные. Эта история полна юмора, любви и доброты: на их извилистом пути попадаются исключительно честнейшие, благороднейшие люди. И даже традиционно зловещая фигура — швейцар ресторана, тип, с которым вся передовая общественность просто обязана бороться, — предстает перед нашими героями тоже благороднейшим, честнейшим человеком. Вот что сближало их (и довело до премии): все, к чему они прикасались, превращалось в добро. И в этом редкость, уникальность двух этих замечательных авторов, мало кем превзойденная — особенно в нынешний «свинцовый век». Который, на самом-то деле, лишь пытаются сделать «свинцовым» некоторые не очень умные авторы (я не говорю уже о таланте). А на самом-то деле — век такой, какой напишешь. И я, например, как и все мои друзья, предпочитаю жить в веселом и добром веке Уфлянда и Довлатова: век этот, кстати, никуда не исчез, а благополучно продолжается: вот он! И я приглашаю в него всех.
Понимаю, что частью славы и гонорара, которые выпадут мне за эту статью, я просто обязан, как принципиальный человек, поделиться с теми, о ком написал. Но человек я, честно скажу, не такой уж принципиальный. И потом Довлатову славы и так хватает (о деньгах умолчим), а Уфлянд — тот и так только что огреб агромадную премию имени Довлатова (уж никак не меньше тыщи рублей!). С чем его и поздравляем!
Приехал в город таллинне тито и не сталин
Черчилль вспоминал, что в Москве их встретили «исключительно сердечно». Первая встреча со Сталиным состоялась вечером 9 октября 1944 года. Черчилль сказал: «Давайте урегулируем наши отношения на Балканах. Ваши армии находятся в Румынии и в Болгарии. У нас есть там интересы, миссии и агенты. Не будем ссориться из-за пустяков. Что касается Англии и России, согласны ли вы на то, чтобы занимать преобладающее положение на 90 процентов в Румынии, чтобы мы занимали также преобладающее положение на 90 процентов в Греции и пополам — в Югославии?» Пока переводчик переводил его слова Сталину, Черчилль взял лист бумаги и написал:
Россия — 90 процентов
Другие — 10 процентов
Великобритания (в согласии с США) — 90 процентов
Россия — 10 процентов
Югославия — 50:50 процентов
Венгрия — 50:50 процентов
Россия — 75 процентов
Другие — 25 процентов».
Черчилль передал эту бумагу Сталину. Сталин взял синий карандаш и, поставив на листе большую «птичку», вернул его Черчиллю. Затем наступило длительное молчание. Наконец Черчилль сказал: «Не покажется ли несколько циничным, что мы решили эти вопросы, имеющие жизненно важное значение для миллионов людей, как бы экспромтом? Давайте сожжем эту бумажку». — «Нет, оставьте ее себе», — ответил Сталин[217]. Об этой договоренности Тито стало известно гораздо позже. Впрочем, Кардель и Джилас считали, что договоренность Сталина с Черчиллем была скорее дипломатическим маневром, и не усматривали в ней ничего неприятного для себя[218].
Тито высказывал пожелание, чтобы югославские части первыми вошли в Белград, и Сталин согласился. Бои за Белград начались 14 октября и продолжались неделю. 20 октября командир Первого Пролетарского корпуса НОАЮ генерал-лейтенант Пеко Дапчевич и командир 4-го гвардейского механизированного корпуса Красной армии генерал-лейтенант танковых войск Владимир Жданов доложили командованию, что Белград освобожден.
«Мы не будем разменной монетой»
16 октября 1944 года Тито переехал из Крайовы на югославскую территорию — в город Вршац. Он хотел как можно скорее оказаться в только что освобожденной столице Югославии, однако его уговаривали подождать. Член Верховного штаба Сретен Жуйович писал Тито: «В Белград мы прибыли 23-го утром… В городе нет света и воды. Их дадут через три дня. Поэтому желательно подождать с приездом»[219].
К тому же ехать было опасно: 23 октября при переправе через Дунай подорвался на мине катер, на котором находился член политбюро ЦК КПЮ и член Верховного штаба Иван Милютинович. Так что Тито выехал в Белград только 25 октября.
До Дуная он добирался на автомобиле, а переправлялся через реку на советском военном катере. На белградском берегу его встретил командующий Первым Пролетарским корпусом НОАЮ генерал-лейтенант Пеко Дапчевич. Они отправились в один из самых престижных районов Белграда — Дединье, чтобы подобрать резиденцию для маршала.
Тито осмотрел дворцы и виллы в Дединье, где раньше жили самые богатые и знатные люди Югославии, и приказал привести их в порядок для нужд новой власти. Белый дворец принца-регента Павла понравился ему больше других зданий. Понравились ему и так называемый Старый дворец короля Александра, и двухэтажная вилла на Румынской улице, 15. До войны она принадлежала сербскому миллионеру Ацевичу, а во время оккупации в ней проживал немецкий губернатор по экономическим вопросам Нойхаузен.
По распоряжению Тито Белый дворец решили превратить в государственную резиденцию главы новой Югославии, Старый дворец — в место приемов для лидеров зарубежных стран. На вилле на Румынской улице поселился сам маршал.
31 декабря 1944 года Тито устроил во дворце большой прием для своих соратников. В этот день он получил по почте анонимное письмо, которое сильно испортило ему настроение. «Счастливого Нового года в чужом доме!» — говорилось в нем[220], «Тито же коммунист, а не король, почему же он живет во дворце?» — недоуменно спрашивали недавние партизаны. Но Тито не жил во дворце, хотя проводил там большую часть своего рабочего дня.
Вскоре он окончательно переехал на виллу на Румынской улице, которую переименовали в Ужицкую — в честь партизанской Ужицкой республики, — а в Белый дворец ходил на работу.
После освобождения Белграда Тито принял человека, который в последующие 17 лет будет в буквальном смысле его тенью. О партизанских подвигах 27-летнего командира 13-й Пролетарской бригады Первого Пролетарского корпуса и коменданта недавно освобожденного города Земун Милана Жежеля он слышал от своих соратников. Пригласив его к себе, Тито поручил ему сформировать гвардейскую дивизию, которая должна обеспечить безопасность руководителей «народной власти»[221]. Вскоре Жежель станет и начальником личной охраны Тито.
Приехал в город таллинне тито и не сталин
Тито оставался в США до 25 октября. Ему удалось еще раз поговорить с президентом Кеннеди. Правда, только по телефону. «Мне, господин президент, очень неприятно то, что происходит перед вашим отелем, — сказал Кеннеди. — Поверьте, что я сделал все, что в моих силах». — «Не беспокойтесь о моей безопасности, — ответил Тито. — Вы тоже должны беречь себя!»[640]
Тито как в воду глядел. Прошло меньше месяца, и Кеннеди был убит в Далласе. Это было каким-то роковым совпадением — только-только в отношениях с США и СССР Тито нашел общий язык, как его партнеры исчезли с политической арены. Кеннеди — убит, а Хрущев — отправлен в отставку. Оставалось только надеяться, что новые руководители этих стран будут придерживаться прежних договоренностей.
На VIII съезде СКЮ в декабре 1964 года присутствовала делегация КПСС с кандидатом в члены Президиума ЦК Петром Демичевым. Впервые советская делегация посещала съезд югославских коммунистов. Тогда Тито подчеркнул, что изменения в советском руководстве — это внутреннее дело СССР. Демичев же передал Тито приглашение Брежнева приехать в СССР.
4 мая 1965 года уже сам Брежнев в личном послании Тито подчеркнул: «Мы постараемся, чтобы Ваше пребывание в Советском Союзе было интересным и приятным», а 18 июня Тито прибыл в Москву. Ему дали возможность побывать в местах своей молодости. Из Москвы он поехал в Минск, потом посетил Свердловск, затем отправился еще дальше на восток — в Иркутск и Братск, а оттуда — в Омск. «Я больше сорока лет назад уехал из Омска, — говорил он. — Тогда это был городок с деревянными домами… Насколько я помню, в нем был только один двухэтажный дом, в котором находился банк. И вот на первом этаже этого здания мы организовали секцию КПЮ, и там был ее штаб. Сейчас, пролетая над городом, я не мог его узнать. От того старого Омска не осталось и следа…»[641]
Тито тянуло в места, где он провел свою юность. «Почти сорок лет прошло, а все было как вчера», — не без грусти замечал он[642].
Однако некоторых из знакомых своей молодости Тито все-таки увидел. Он встретился с тремя рабочими, с которыми более сорока пяти лет назад работал на мельнице богатого киргиза Исайи Джаксанбаева в селе Михайловке. После взаимных приветствий и обмена воспоминаниями Тито пообещал, что в следующий раз обязательно заедет в саму Михайловку.
Ну а пока, после девяти дней путешествия по стране, Тито снова вернулся в Москву, где состоялись переговоры с Брежневым. Брежнев провожал югославскую делегацию до аэропорта «Внуково». Когда 1 июля Тито вернулся в Белград, то поспешил сообщить, что в Советском Союзе югославов приняли как «желанных родственников, которые приехали издалека». «Я хотел бы, чтобы все наши люди понимали, что в Советском Союзе сегодня нет никакой настороженности по отношению к нам, — заявил Тито. — И я хотел бы, чтобы и в Югославии не было настороженности по отношению к Советскому Союзу».
Тито, история и «мастера культуры»
В декабре в Белграде неуютно и мокро. Время от времени начинает дуть пронизывающий холодный ветер «кошево». Тито, если не было срочных дел, старался в это время уезжать на Бриони. Зимой 1963 года он не изменил своей традиции. В небольшой фотолаборатории он проявлял пленки, отснятые во время поездки по Америке. Тито был страстный фотограф, но профессионалы никак не хотели признавать его своим, что Тито очень огорчало.
Иногда он работал в слесарной мастерской, иногда шел на кухню, чтобы самому приготовить для отдыхавших с ним друзей и гостей свое любимое блюдо — штрудели с яблоками. На этот раз к нему приехал англичанин Фицрой Маклин. Тот самый, который когда-то был главой британской военной миссии при Верховном штабе НОАЮ. Теперь Маклин был членом британского парламента и известным в Великобритании публицистом. Он не упустил случая, чтобы взять у Тито интервью. Оно было использовано для документального фильма «Жизнь и время президента Тито», который вскоре показала телекомпания Би-би-си.
Это был долгий и обстоятельный разговор. «Маршал, вы как марксист, вероятно, верите в исторический детерминизм? — спросил Маклин. — Думаете ли вы, что отдельные личности могут влиять на ход истории? Полагаете ли вы, что такие люди, как Ленин, Уинстон Черчилль, Гитлер, Сталин и вы сами, влияли на историю?» — «Наверное, влияли, — ответил Тито. — Но не стоит забывать, что отдельная личность не может черпать в самой себе всю силу и прозорливость, если за ней не стоит народ. Личность может стать исторической, если ее народ поддерживает и обеспечивает это влияние. Сама по себе личность эту роль получить не может». — «Но если бы вы начинали свою жизнь сначала, хотели бы вы в ней что-то изменить?» — «Думаю, что я бы пошел тем же путем. Может быть, по дороге что-нибудь и „поправил“. Могу только сказать, что жалею, что не смог сделать еще больше»[643].
Štaubringer Z. Titovo istorijsko «пе» staljinizmu. Beograd, 1976. S. 252.
Укорот и разворот. Как «гениальный» Тито на Сталина обиделся
Утверждение «сербы — наши братья» как-то навязло уже в зубах, но как раз в конце 40-х те самые сербы сделали достаточно простой и достаточно интересный выбор: они резко и внезапно отвернулись от тов. Сталина и СССР и начали получать самые разнообразные «ништяки» и плюшки с Запада.
Кстати, надо сказать, схема работала, и достаточно долго. И, если кто не помнит, уровень жизни в той самой Югославии был гораздо выше, чем в СССР. Да, пожалуй, выше, чем в любой стране Восточной Европы. Югославия активно получала кредиты с Запада и активно с тем же самым Западом торговала. И уровень жизни был выше, и уровень свобод тоже. И на Запад, в принципе, выехать было вполне возможно (это в советскую-то эпоху!).
Вообще, Югославия была достаточно странным государством с любой точки зрения: она не принадлежала ни к западному, ни к восточному блоку. Движение неприсоединения ещё было организовано, и все дела. Интересный такой путь был у сербов, хорватов и словенцев, необычный такой. Ну да, был Тито, и была держава, и был суверенитет, и была промышленность. И армия тоже была, которая, как ни странно, в первую голову готовилась обороняться от СССР.
И, надо сказать, что, хотя определённые проекты у нас в экономике были, всё-таки товарищи югославы все десятилетия холодной войны стояли к нам скорее спиной, чем лицом. Лицом они стояли скорее к Европе. Западной. Как-то так дела обстояли, и «богатовекторностью» никакой не пахло. Как-то вот это очень странно: даже договор был Варшавский, поляки в него входили, а югославы почему-то нет.
И даже не было у сербов никакого стремления к дружбе с русскими братьями все эти долгие послевоенные десятилетия. Ни при Хрущёве, ни при Брежневе… А ведь Союз менялся, менялась политика внешняя и внутренняя. Но нет, никакого интереса к дружбе с далёкой северной страной в Белграде не возникало. Вообще ни разу, и даже уже при Горбачёве! Нет, никак и ничего. Хотя, в принципе, доблестная Красная Армия стояла совсем неподалёку — в Венгрии. Но нет, никто как-то «дружить» не бросался.
Прохладно всё было все эти годы, прохладно. То есть как-то вот даже странно: типа сербы наши братья и типа православные славяне, и типа они бесконечно нам благодарны за независимость, но нет. Никто СССР не интересовался и интересоваться не собирался. Как ни странно, живой интерес (и то не сразу!) возник после распада восточного блока. То есть вот такое положительное отношение наших историков, писателей и журналистов к Иосипу Броз Тито непонятно абсолютно: ничего хорошего для нас он не сделал и нашим другом он не был ни разу.
То, что он воевал против немцев в ходе ВМВ, так он за свою страну воевал, а не за нас. Никаких доказательств какой-то там «просоветскости» ни разу предъявлено не было. Вот не понимаю я тёплого отношения к товарищам сербам, ни разу не понимаю. Потому как возможностей продемонстрировать свои симпатии с 1945 по 1991-й у них было выше крыши. Но как-то они не очень стремились это делать. Наоборот, принципиально держали дистанцию.
И в общем и целом: именно и конкретно Югославия под руководством великого Тито демонстративно разорвала отношения с СССР (ещё при Сталине, ещё в 1949-м)… Вот не Польша, не Румыния, а именно Югославия… Вот как-то это немного странно и немного непонятно… Нет, можно бесконечно долго повторять, что И.В. Сталин имел какие-то там планы против И.Б. Тито. Какие ваши доказательства? Слова, это только слова.
Потом по ходу пьесы как-то выяснилось, что именно Тито имел территориальные претензии к Италии, Австрии и Албании. Как-то вот так. Интересно. Да ещё и какую-то там «конфедерацию» восточноевропейских государств хотел замутить… И всё это — с Кремлём не советуясь и Сталина в известность не ставя, а ставя его перед фактом. Почему-то это проговаривается скороговоркой как некая малозначительная деталь. Что тут вспоминать?
А вот как-то странно получается: сделать для России что-то полезное у Тито так и не получилось, а вот насоздавать лишних проблем — пожалуйста! Вполне понятно, что последнее, что было нужно Сталину во второй половине 40-х, — это большой военный конфликт в Европе. Тем более с применением ядерного оружия, которого у СССР ещё не было. Почему товарищ Тито решил, что он может «в одну морду» решать вопросы войны и мира в Европе, абсолютно непонятно. Две мировые войны 20-го века с убедительностью показали, что территориальный конфликт в Европе — это потенциально мировая война…
Кому была нужна мировая война сразу после 1945-го года? Зачем? Что это за «территориальные претензии» к соседям? Тито нечем было заняться? Страну и экономику не нужно было восстанавливать после ВМВ? Что это за внезапный милитаризм и экспансионизм? С чьей, собственно говоря, подсказки? Почему за него (и его безумный план) должен был «вписываться» И.В. Сталин?
Иосипу Тито было явно тесно в рамках национальных границ, но вот эта «конфедерация» (включая Польшу!) — это вообще что-то с чем-то! Такое впечатление складывается, что «югославский гений» решил порулить восточным блоком самостоятельно… И когда ему «дали по рукам» (кстати, правильно!), он воспринял это как личную обиду и разорвал отношения.
Итак, с чего всё начиналось? У югославского руководства возникли некие серьёзные территориально-геополитические амбиции, а «плохой» Сталин им сделал «укорот». И с этого момента начинается «разворот на Запад» и экономический подъём. А заканчивается всё для амбициозной Югославии экономическим кризисом, переходящим в политический, развалом страны и натовскими бомбёжками. То есть на страну напали, но, как ни странно, далеко не русские…
Вообще, как серьёзный судебный процесс может тянуться годами (и даже десятилетиями!), так и геополитические решения ни в коем разе не стоит рассматривать сиюминутно. Это, знаете ли, ведёт к очень большим ошибкам. Весь 19-й век Россия боролась «за свободу братьев по вере и крови» в Восточной Европе. Это принесло ей поистине фантастические результаты. Но уже потом. Так вот, это надо рассматривать в целом! И тогда многое, к сожалению, проясняется.
Так вот, и решение 1949-го года, и ситуация 1989-го года — это всё звенья одной и той же цепи… для Югославии, хотя не только. «Гениальный» Иосип Броз Тито в итоге привёл свою страну к геополитической катастрофе. То есть на самом деле он не был «великим государственным деятелем», и «большим другом России» он тоже не был. Скорее, мелкий, но весьма амбициозный балканский диктатор, прозападной (проанглийской) ориентации.
И как раз русским он не доверял, он доверял англосаксам, на них ориентировался и на том строил свою политическую карьеру… на том он и погорел (его страна сгорела дотла). И все симпатии к данной фигуре со стороны российского общества полностью непонятны. Пусть ему британская королевская семья симпатизирует, этому балканскому «гению».
Почему Сталину не удалось добавить в друзья Иосифа Броз Тито.
Фашистская Германия начала вооружаться и стала предъявлять претензии соседним государствам. Глава Югославии Стоядинович предвидя, что им никто не поможет в случае "непредвиденных обстоятельств", начал тесно сотрудничать со странами "оси" - Германией, Италией и Японией.
В Белграде (столица Югославии) 27 марта 1941 года вспыхнуло народное восстание против превращения Югославии в германского сателлита при потворстве её правителей. Группа офицеров во главе с генералом Симовичем организовала переворот. Это произошло через два дня после того, как премьер Цветкович со своим министром иностранных дел с благословения регента, принца Павла, подписали в Вене соглашение о присоединении Югославии к тройственному пакту между Германией, Италией и Японией. Переворот Симовича вызвал огромный энтузиазм среди сербских народных масс и ярость Гитлера.
Советское правительство поспешило заключить договор о дружбе и ненападении с новым югославским правительством. Но не предложило пакт о взаимопомощи, который обязал бы Советский Союз предпринять немедленные военные действия в случае германского нападения.
Раньше русский народ помогал сербам: а) помогли им избавиться от турецкого ига; б) пришли на помощь в Первую мировую войну.
Договор о дружбе и ненападении между СССР и Югославией был торжественно подписан в Москве 5 апреля 1941 года. А меньше чем через двадцать четыре часа немцы ворвались в Югославию (это была пощёчина Советскому Союзу), и немецкие самолёты сбросили тысячи бомб на беззащитный Белград. Это была месть Адольфа Гитлера за "неслыханное оскорбление", какому он подвергся. Тридцатое апреля 1941 года - день падения Белграда. Смог бы Сталин помочь южным славянам, когда в Румынии, Венгрии и Болгарии находились немецкие войска? Сложный вопрос.
В эти дни югославский посланник в Москве Гаврилович спросил у Сталина: "А что будет, если немцы повернуть против вас?" На что Великий Сталин ответил: "Что ж, пусть попробуют!"
Со временем выяснится, героическое восстание и трагическое сопротивление югославов, на несколько месяцев отсрочили германское нападение на СССР.
В апреле 1944 года в Москву прибыла направленная сюда Иосифом Броз Тито регулярная военная миссия. А 20 мая было объявлено, что Сталин принял накануне представителей народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ), генералов Терзича и Джиласа. Терзич был главой военной миссии Югославии в СССР. Вопрос о том, признавало ли этот факт югославское королевское правительство, теперь не имел значения: Советский Союз уже признал правительство Тито де-факто.
Первая встреча Иосифа Сталина с Тито состоялось в сентябре 1944 года и носила тайный характер. Тито говорил о своём намерении прирезать к Югославии часть Италии и Австрии. Сталин дал ему понять, что это может спровоцировать военное столкновение с англичанами и американцами. Такие же "хотелки" были у Тито и по поводу Албании и тут Сталин приходит на помощь албанцам. Дал Тито бесплатный совет: "Не делать этого!" Они встречались и после войны. Иосифу Броз Тито было тесно в рамках национальных границ. У товарища Тито были большие амбиции. Сталин предлагал ему одно, а он делал всё по своему. Иосиф Броз Тито стал постепенно не "послушным" для Сталина . Единственный руководитель страны из будущего социалистического лагеря с которым Сталину не удалось найти общий язык.
Советская печать в мае 1944 года опубликовала на видном месте заявление Тито корреспонденту Ассошиэйтед Пресс. Тито разъяснил в нём, что под властью Национального комитета освобождения находится 130 тыс. кв. км. освобождённой территории с населением свыше 5 млн. человек; он просил признать Национальный комитет освобождения Югославии в качестве правительства этой страны. Военные успехи Тито были связаны с тем, что ему активно помогали англичане. Они по морю (подводные лодки) и по воздуху доставляли вооружение и боеприпасы партизанам Тито. На помощь Тито прибыли и английские диверсанты.
Двадцатого октября советские войска под командованием генерала Толбухина вместе с частями Народно-освободительной армии Югославии при всенародном ликовании вступили в Белград.
Читайте также: