Кто совершил путешествие в центральный тибет
Автор статьи, предлагая рецензию на книгу британского путешественника Колина Таброна о его поездке по Амуру, находит её бесцельной и бессмысленной Из повествования он выносит, что русские боятся и презирают китайцев, а китайцы относятся к русским примерно так же. Но так ли это?
The New York Times (США): путешествие по реке, отделяющей Россию от Китая
Колин Таброн «Река Амур: между Россией и Китаем»
Книги о путешествиях — это весьма нетривиальное удовольствие. Будоражащие воображение истории о далеких землях появились как минимум в 5 веке до нашей эры, когда Геродот описал козлоногих людей, живших далеко на севере, и каннибалов, живших еще дальше. Многие до сих пор охотно читают рассказы Ибн Баттуты и Марко Поло об их путешествиях, написанные в 13 и 14 веках, но как современный жанр литературы путевые заметки вряд ли продержались бы еще несколько столетий, если бы европейский колониализм не открыл Африку и Азию для самых разных путешественников — и путешественниц. Вспомните сэра Ричарда Фрэнсиса Бертона (Richard Francis Burton), который искал исток Нила и посетил Мекку, переодевшись в мусульманского пилигрима, или Томаса Эдварда Лоуренса, прозванного «Аравийским».
И Бертон, и Лоуренс были военными, но гражданские люди тоже внесли свой вклад в развитие этого жанра, и — осознанно или нет — они также способствовали расширению господства европейцев. Известный интеллектуал Эдвард Саид (Edward Said) утверждал, что созданный писателями-путешественниками образ отсталого «восточного» человека не только сыграло важную роль в формировании надменного и преувеличенного самовосприятия Запада, но и на самом деле способствовало сохранению империи. «Колонии создавались, а этноцентрические взгляды сохранялись не только благодаря крупным институтам, но и благодаря рассказам путешественников», — писал Саид. И это не ограничивалось Левантом. К примеру, белым читателям повести Марка Твена «Налегке» было гораздо легче не испытывать никаких угрызений совести в связи с истреблением американских индейцев, потому что Твен назвал их «самой гнусной разновидностью человечества, которую я когда-либо встречал».
Если груз подобного наследия и подтолкнул некоторых современных представителей этого жанра литературы к критическому самоанализу, то Колин Таброн (Colin Thubron), по всей видимости, не из их числа. Он англичанин решительно олдскульного типа — сын военного дипломата, получивший образование в Итоне, — и его первые пробы пера в жанре путевых заметок идеально вписываются в эту ориенталистскую канву. В своей книге «Зеркало в Дамаск» («Mirror to Damascus»), опубликованной в 1967 году, он бродил по улицам и базарам этого города, размышляя о его древней истории и совершенно не интересуясь современными реалиями независимой Сирии. Именно Таброн создал хорошо известный образ «Востока воспоминаний», о котором писал Саид, — все эти «наводящие на размышления развалины» и «забытые тайны», которые нынешние жители не могут нам предложить. В своей книге 1969 года под названием «Иерусалим» Таброн выразил общепринятые мнения, которые сегодня нам кажутся расистскими: «Древние свойства арабов сохраняются по сей день. Эти люди по-донкихотски горделивы, но при этом переменчивы, скрытны и сумасбродны. Факты и логика меркнут, кога на них накатывает волна фантазий и чувств».
Попасть в Тибет – священную землю для всех последователей буддизма и людей, ищущих духовного совершенства, – сегодня может практически любой желающий. Но так было не всегда
Приз в «Большой игре»
В конце XIX – начале ХХ века Тибет становится объектом «Большой игры». Две великие империи - Российская и Британская, ведя между собой ожесточенное соперничество за влияние над Азией, предпринимают в это время первые попытки добыть о Тибете хоть какую-то информацию, чтобы он перестал быть для всего мира белым пятном на карте. И Англия, и Россия стремились к наименее защищенной западной окраине Китая. Самым желанным куском для колонизаторов был именно Тибет, нагорье в центре Азии на высоте 4800 м, откуда начинаются пять великих азиатских рек: Инд, Брахмапутра, Меконг, Янцзы, Хуанхэ. Но важнее всего для них был статус Тибета как духовного центра всех буддистов. Тот, кто добился бы контроля над столицей Тибета, получил бы сильнейшее оружие: подчинение Лхасы можно было сравнить по значимости с контролем над Римом или Меккой. Но добиться этого было очень трудно.
В 1860– 1880-е годы английские власти стали засылать в Тибет с территории подвластной им Индии специально обученных разведчиков «пандитов». Их миссия была довольно опасна: в любой момент местные власти могли их рассекретить и казнить. О походах «пандитов» не сохранилось практически никакой информации. Зато российским исследователям Тибета удалось собрать множество интересных данных.
Поход Пржевальского
Россия сделала несколько попыток разгадать и покорить Тибет. Первым проникнуть в недоступный край попытался великий русский путешественник Николай Пржевальский (1839-1888). Николай Михайлович, который ассоциируется у нас, прежде всего, с открытой им дикой лошадью, совершил четыре путешествия по пустыням Центральной Азии. 11 из отведенных ему 50 лет жизни он провел в пути. Но Пржевальским двигало не только любопытство и жажда открытий. Все это время он находился на военной службе, дослужившись в итоге до звания Генерал-майора Генерального штаба российской армии. Целью его экспедиций, участниками которых были в основном военные, было нахождение наиболее удобных путей для переброски войск в Китай. Во время третьего путешествия по Азии (1871-1873) Пржевальский решил проникнуть для этого в Тибет. Несмотря на возражения тибетского правительства, экспедиции удалось попасть на территорию страны. Но чем ближе путешественники подходили к столице, тем сильнее накалялась обстановка. Местное население к этой попытке чужеземцев и иноверцев войти в священные места отнеслось крайне враждебно, духовенство негодовало. Поэтому, пройдя перевал Тан-Ла и находясь всего в 300 км от Лхасы, Пржевальский был вынужден повернуть назад.«Защищенный Богом»
Первым российским исследователем, которому все же удалось достигнуть сердца Тибета, стал бурятский ученый и востоковед Гомбожаб Цэбекович Цыбиков (1873-1930).
Родился Цыбиков в Забайкалье в бурятском селении Урда-Ага. Отец его считался среди односельчан очень грамотным человеком, поскольку владел старомонгольской и тибетской письменностями. Родители дали Цибикову тибетское имя – Гомбожаб – «Защищенный Богом». Отец Гомбожаба, когда мальчику исполнилось пять лет, научил его читать и писать по-монгольски, а через два года отдал в Агинскую приходскую школу. После школы Цыбиков учился в Читинской гимназии, а затем поступил в Томский университет на очень престижный медицинский факультет. Но через пару лет бросил медицину ради Восточного факультета Петербургского университета. Несмотря на то, что из-за отказа принять православие его лишили стипендии, университет он окончил блестяще – с золотой медалью и дипломом первой степени. Почти сразу после университета Цыбиков отправился в Тибет. Эту рискованную экспедицию курировали Санкт-Петербургская академия наук и Министерство иностранных дел. В Лхасу Цыбиков отправился под видом паломника, присоединившись к группе верующих – бурят и монголов, никого из них не посвящая в свои исследовательские планы. Путешествие длилось с 1899 по 1902 год. В Тибете он провел ровно 888 дней, находясь большую часть времени в Лхасе и окрестных монастырях.
Начало трудного пути
Маршрут путешествия был тщательно спланирован, а все детали продуманы, что и стало залогом успеха экспедиции. В поход Цыбикова провожали земляки. Именно в его родном селе Урда-Ага собралась группа паломников и готовился караван к путешествию в далекую Лхасу. Горели костры, гремели ступы, мелькали разноцветные куски материи. Пожилые односельчане шили для участников похода Цыбикова одежду, толкли сушеное мясо, варили саламат – муку с маслом, седлали лошадей. Сборы в Лхасу превратились в большой праздник. Молодежь пела песни и танцевала вокруг костров. На рассвете караван отправился в путь.Через много дней пути Цыбиков запишет в дневнике: «22 января навьючили верблюдов около полуночи и на рассвете уже проходили мимо города Синин-Фу, называемого монголами Сэлин. Затем повернули на реку Гуй, поднимались по ней верст семнадцать и, взявши дорогу направо, перевалили через небольшой холм. С вершины этого перевала перед нами открылся вид на монастырь Гумбум, отстоящий от Синин-Фу верстах в двадцати пяти. Не имея в монастыре знакомых, я недоумевал, где бы остановиться, но тотчас по въезде в монастырь с нами встретился один молодой бурятский лама, который посоветовал нам остановиться в доме прорицателя Лон-бо-чойчжона. Здесь мне оказали хороший прием и отвели небольшую комнату, где я прожил от 22 января до 6 февраля и от 28 февраля до самого отъезда в Тибет 25 апреля 1900 года». Сохранились воспоминания, что один тибетский прорицатель, возможно именно Лон-бо-чойчжон, предсказал Цыбикову, что он пройдет жизненный путь, полный труда, величия и почета. И смерть его будет так же почетна: из его черепа изготовят священный сосуд – габалу. Позже, после кончины профессора, многие будут вспоминать это пророчество.
«О проклятие, скрываться!»
Пока продолжалась экспедиция, Цыбикову приходилось тщательно скрывать истинную цель своего путешествия в Лхасу. Вместе со всеми он перебирал четки, совершал омовения в священных озерах, читал молитвы. Выручала его книга «Лам-рим-чем-по» («Ступени пути к блаженству»), между строк которой под видом благочестивых пометок он вписывал путевые заметки. Ученый также ни на минуту не расстается с большой молитвенной мельницей, в которую Русское географическое общество специально для него вмонтировало фотоаппарат. Через систему отверстий Цыбиков незаметно фотографирует улицы и святыни. Фотоаппарат приходилось скрывать, «чтобы не возбуждать разных толков», причем не только от тибетцев, но и от своих земляков-паломников. Действительно, риск, которому добровольно подверг себя Цыбиков, был велик. Он легко мог поплатиться жизнью за свои «колдовские» занятия – «улавливание людей в черный ящик».
«О проклятие, скрываться! – записал как-то в трудную минуту в дневнике Цыбиков. – Сегодня я просидел около одного часа за городом, для того, чтобы снять монастырь Чжан-цзая (Гьянцзе). К канаве, где я сидел, то и дело приходили за водой, а некоторые здесь мыли шерсть. К тому же по дороге туда и сюда проходили люди. Я сел за высокий берег канавы, откуда и сделал один лишь снимок».
И все же Цыбикову удалось сфотографировать Тибет, отметить точные маршрутные данные в своих дневниках, снять планы и чертежи зданий, скопировать надписи на древних памятниках, измерить температуру воздуха в Лхасе. В своем дневнике Цыбиков отражал все, что могло бы помочь в будущем другим путешественникам в Тибет. Записи свидетельствуют о том, какие трудности пришлось вынести исследователю во имя науки. Путники страдали от жажды и с трудом переносили горную болезнь «сур» - кислородное голодание, которое начиналось на высоких перевалах. Их измучили песчаные ветра, топкая грязь и комары. Чтобы восполнить недостаток пищи, приходилось часто охотиться. Слуги и «подводчики», нанятые путешественником, неоднократно бросали его с грузами. Дорога таила и другие опасности: паломники часто подвергались нападениям разбойников. Чтобы себя обезопасить, верующие предпочитали передвигаться по дорогам Тибета многочисленными группами. У некоторых с собой было оружие. Цыбикову и его соратникам пришлось провести почти три месяца в монастырях Гумбум и Лабран, поджидая удобного случая добраться до Лхасы. Наконец, присоединившись к массовому ходу паломников из Монголии, которые спешили на праздничный молебен в столицу Тибета, исследователю удалось тронуться в путь.Светский человек на «духовном КПП»
Через много дней караван, перевалив через хребет Бум-цзей (Сто тысяч вершин), прибыл в Накчу-цонра. Несмотря на свой скромный вид, по сути этот маленький невзрачный монастырь исполнял функцию своеобразного «духовного КПП» Лхасы. Здесь тщательно опрашивали паломников, выявляли среди них иноверцев и безбожников и отправляли обратно – в сущности, на растерзание грабителям.
За время длинного пути среди паломников успел зародиться слух, что Гомбожаб Цыбиков вовсе не настоящий паломник, и идет в Лхасу не на молебен, а с какой-то другой целью. «Светский человек с русскими манерами» - так отзывались о Цыбикове его спутники. Поэтому когда ученый прибыл в Накчу-цонра, ему предложили лично явиться к «его святейшеству» хамбо-ламе – на своего рода собеседование. Устрашающие плети, висевшие у дверей дома правителя Накчу-цонра, не располагали к откровенности. К счастью, вместе с Цыбиковым к хамбо-ламе отправился бурятский лама Чойнжор Аюшнев, и до плетей дело не дошло. Знающий все тонкости тибетского этикета, Чойнжор произвел на хамбо-ламу самое хорошее впечатление, и тот решил отпустить Цыбикова и его заступника с миром и даже разрешил им посетить святая святых Тибета - город Лхасу.
Лхаса, в переводе «Страна небожителей», произвела на Цыбикова сильное впечатление. Стиль его дневниковых записей, на протяжении всего путешествия довольно сдержанный, с этого момента становится ярким и образным. «Кажется, будто стены дворца далай-ламы вырастают прямо из гор», – пишет он. Путешественник осматривает город и его храмы, знакомится с бытом лхасцев и обычаями, принятыми в монастырях. В «Стране небожителей», оказывается, живет много нищих. Улицы кривы и узки, а дома простых жителей сложены из кирпича-сырца. Достигнув главной святыни Лхасы, – Храма Большого Чжу - Цыбиков внимательно изучает процесс богослужения и обряды, сопровождающие молитвы. Оказывается, молитвы Большому Чжу должны обязательно подкрепляться подношением монет, масла или слитков золота. Неимущие и те, кто осуждает такое корыстолюбие святых, молятся «врастяжку»: ползут к статуям Чжу, издали отбивая поклоны. Таких поклонов, если в кармане пусто, надо совершить сто тысяч.
Очень увлекательно в путевом дневнике Цыбикова описан визит к Далай-ламе в его резиденцию Поталу. «4 февраля 1901 года я был на поклонении у далай-ламы как «обыкновенный богомолец». Лицезрение «его святейшества» стоит недешево: в казну Поталы надо внести восемь ланов серебра. Золотые ступы с прахом далай-лам, многовековой запах воскурений и лампадного масла в лабиринтах Поталы. Долгое и нудное ожидание в приемной. Наконец открывается тяжелая кованая дверь, ведущая в полусумрачный зал. Прямо против двери поставлен высокий трон, обращенный к двери, на котором по-восточному восседал далай-лама, завернувшись желтой мантией. По обе стороны трона стояла свита из четырех-пяти человек, среди коих на первом плане стояли два телохранителя, выбираемые из самых высоких и представительных по наружности лам. Лишь только мы вошли в дверь, началась какая-то спешная погоня, нас стоявшие здесь ламы заставили как можно скорее двигаться вперед, а если кто обращал взоры в сторону или иным образом мешкал, того немилосердно толкали».
Церемония поклонения прошла несколько скомканно. Цыбиков оказался под прицелом множества внимательных глаз. Скорее всего, далай-ламе успели доложить, что вокруг Поталы кружит «светский человек с русскими манерами», что-то чертит, записывает, смотрит на Поталу сквозь молитвенную мельницу. Но окончилось все совершенно неожиданно, как для самого Цыбикова, так и для всех присутствующих. «Паломники отбивают поклоны перед троном далай-ламы, вручают хадаки – дарственные платки. – пишет Цыбиков. – После всех подношений далай-лама принял хадак и благословил меня приложением своей правой руки к моему темени. В это время ему подали шнурок из ленты шелковой материи, он связал узел и, дунув на него, положил на мою шею. Такой шнурок с узлом называется по-монгольски цзангя, а по-тибетски сун-дуд. Этот охранительный узел, освященный дуновением после прочтения особого заклинания, считается талисманом, охраняющим от несчастий. Я отошел в сторону, моих товарищей он только благословил помянутым способом».
После посещения Поталы Цыбиков стал еще усерднее фотографировать и записывать. Соглядатаи несколько поутихли; должно быть, охранный талисман самого далай-ламы произвел на них впечатление. В монастырях ученый покупал древние буддийские книги, которых набралось несколько тюков. Чтобы уберечь старинные рукописи от дождя, ветра и других случайностей пути, исследователь зашил их в сырую воловью кожу. Для особо ценных книг он приобрел дорожные сундуки, обитые серебром и железом. Сейчас сундуки находятся на родине Цыбикова, в Агинском краеведческом музее. Там же его одежда и личные вещи. Книги, вывезенные из Тибета, стали собственностью научных библиотек, а уникальные снимки Лхасы увидел весь мир.
Портреты Тибета
Фотосъемка на рубеже XX века была достаточно долгим и трудоемким процессом. Громоздкая камера, длительное экспонирование и несовершенность объектива – все это наложило свой отпечаток на снимки Гомбожаба Цыбикова. Почти все его фотографии статичны, на редких из них можно увидеть людей. Особо ценные исключения – карточки, запечатлевшие процессию на одной из лхасских улиц во время праздника «Цог-чод», группу людей перед главными городскими воротами «Бар-чоден» и тибетских женщин в праздничных нарядах. В основном ученый фотографировал архитектуру. Ему удалось заснять зимний и летний дворцы Далай-ламы (Поталу и Норбулингку), дворец тибетских царей Гадан-Кансар, знаменитый черепичный «Бирюзовый мост» Ютог-сампа, а также виды главных тибетских монастырей – в Лхасе и в других местах Центрального Тибета. На этих снимках можно увидеть Тибет таким, каким он был в начале ХХ века, в период независимого существования государства. Особенно интересны фотографии потому, что многие постройки не сохранились до наших дней. Одни святыни и памятники старины были разрушены или перестроены во время тибетско-китайской войны 1912 года, другие - уничтожены «культурной революцией» 1960-х – 1970-х годов и в последующий период социалистической реконструкции Тибета.Уникальную фотосессию Цыбикова впервые опубликовал в 1905 году журнал National Geographic. Издание, находившееся на грани банкротства, рискнуло посвятить «картинкам» целый ряд разворотов. Сделано это было из-за нехватки текстовых материалов, однако впервые принесло журналу успех и превратило его в популярный бренд. Публикация также прославила Цыбикова и показала всему миру загадочную «Страну небожителей».
Итоги экспедиции
В мае 1903 года Цыбиков прочитал в помещении Русского географического общества лекцию «О Центральном Тибете» с демонстрацией 32 диапозитивов. Лекция и показ «видов» Тибета и Лхасы произвели в научном мире настоящую сенсацию. Но из-за обострившегося англо-русского соперничества в Азии Тибет в то время привлекал к себе пристальное внимание не только ученых, но и политиков. Прошло лишь чуть больше месяца, и вице-король Индии лорд Керзон распорядился об отправке английской торгово-дипломатической миссии в Тибет под началом Френсиса Янгхазбенда, которая потом превратилась в полномасштабную военную экспедицию.
Цыбиков раньше всех сделал то, что не получалось у многих – открыл Лхасу, за что был удостоен высшей награды Русского Географического Общества – премии имени Пржевальского и золотой медали «За блестящие результаты путешествия в Лхасу». Итогом его поездки стали фундаментальные труды по истории и культуре Тибета, а также по грамматике монгольского и тибетского языков. Главный труд Цыбикова «Буддист-паломник у святынь Тибета», удивительный сборник знаний о жизни Тибета, был издан в Петрограде в 1918 году.
Контекст
«Река Амур» Колина Таброна: унылая Россия и процветающий Китай (The Telegraph)
Уровень Амура у Хабаровска может превысить исторический максимум
Le Monde: Благовещенск — аванпост России перед лицом эпидемии
Но границы империи к тому моменту уже изменились. В 1983 году Таброн опубликовал книгу «Среди русских» («Among the Russians») — рассказ о его путешествии длиной в 16 тысяч километров, которое он совершил в одиночку на автомобиле по другую сторону от железного занавеса. Книга читается легко и непринужденно, наблюдения Таброна точны и отражают его внимательное отношение к тому, что он видит вокруг. Но Таброн не скрывает свои личные взгляды, пропитанные идеологией холодной войны, а это налагает весьма жесткие ограничения на его способность вести объективное наблюдение. Нравственное превосходство цивилизации, которой принадлежит автор, не подвергается сомнению. С какой бы нежностью он ни относился к людям, которых он встречает, он все равно остается наблюдателем, находящимся в рядах неприятеля. Вскоре Таброн уже достаточно хорошо освоил мандаринский китайский, чтобы в одиночку проехать и по Китаю. В годы после распада Советского Союза и начала перехода Китая к капитализму Таброн всецело посвятил себя Восточной и Центральной Азии, написав одну книгу о Сибири, две книги о Шелковом пути и еще одну книгу о Тибете.
Таким образом, новая книга Таброна под названием «Река Амур: между Россией и Китаем» не является чем-то совершенно новым и необычным для него. Хотя река Амур — китайцы называют ее Хэйлунцзян — длиннее Инда и в политическом смысле намного важнее Рио-Гранде, Запад до сих пор мало что о ней знает. Амур, берущий свое начало в 800 километрах к востоку от российского озера Байкал — и находящийся примерно на таком же расстоянии от более или менее крупных человеческих поселений, — впадает в Тихий океан недалеко от мрачного российского портового города Николаевск, который стал финальной остановкой Таброна. Поскольку по Амуру проходит граница между Россией и Китаем, значительная часть этой реки остается недоступной для путешественников, в чем Таброн убедился на собственном опыте. Возможно, чтобы восполнить этот пробел, Таброн начинает свой путь у самого истока реки — в болотах на севере Монголии, где берет свое начало еще одна река под названием Онон, которая, пересекая границу с Россией, превращается в Шилку, а затем и в Амур.
Даже там, где нет хорошо вооруженных пограничных постов, эти территории представляют собой весьма недружелюбную землю. В Монголии Таброн пересекает Хан-Хэнтэйский заповедник, строго охраняемые территории, представляющие собой болота, горы и степи, где находится место рождения и место захоронения легендарного Чингиз-хана. Там нет дорог, поэтому Таброну приходится ехать верхом на лошади в окружении проводников из числа местных жителей. Именно в тех местах он падает с лошади и ломает два ребра и ногу. На территории России климат оказывается суровым, а изоляция — всеобъемлющей. Крайне малочисленное население продолжает быстро уменьшаться. Между тем на китайской стороне, где Таброн проводит относительно немного времени, он находит богатую инфраструктуру и активную общественную жизнь. Там города успевают вырасти буквально за ночь, а леса быстро уступают место заводам и фермам.
Таброн нанимает проводников, едет на попутках, садится в поезда, если приходится, и разговаривает со всеми, кого встречает на своем пути. Выясняется, что русские боятся и презирают китайцев. Китайцы относятся к русским примерно так же, хотя среди них преобладает скорее презрение, нежели страх. Их общую историю вряд ли можно назвать благополучной. В 1689 году, после того как маньчжурские армии вытеснили казаков из укреплений, которые те понастроили по всему региону, царь отдал бассейн Амура и значительную часть Сибири Пекину. К середине 19 века Китай сильно пострадал от рук хищнических европейских держав, в первую очередь от Великобритании. В 1858 году Россия вновь захватила все земли к северу от Амура. Но ей вряд ли стоило это делать. Амур, по которому тяжело ходить, даже когда он не замерзает, был неподходящим путем в Тихий океан. Города, которые Таброн посещает на российской стороне, выглядят угрюмыми и практически заброшенными, а значительная часть их населения страдает алкоголизмом. Между тем на китайской стороне новые города «излучают будущее». Там скорость перемен чрезвычайно велика, а прошлое почти забыто.
Мультимедиа
Десять продуктов, повышающих шанс забеременеть (Milliyet)
Двенадцать признаков, что вы умнее, чем вам кажется (Expressen)
Продукты, которые стабилизируют уровень сахара в крови (Sözcü)
Однако именно в этом прошлом Таброн чувствует себя наиболее уверенно. Везде, где только можно, он посещает музеи, кладбища, места полузабытых массовых расправ. В монгольской стени он заглядывает в окно разрушенного монастыря, где, по слухам, обитают души убитых монахов. «Я вижу только разрушающийся молельный зал, — пишет Таброн, — и наступающую со всех сторон плесень». Книга «Река Амур» рисует в сознании образ истории, которая надвигается подобно рою, воздвигая и низвергая империи, пробуждая надежды и разрушая мечты.
Однако этот образ редко оказывается в центре внимания. Он скорее нависает над страницами книги, внушая обволакивающее ощущение утраты. Между тем интерес Таброна к современной политической динамике остается довольно смутным. Он признает факт экологической катастрофы, которую провоцирует незаконная вырубка леса и браконьерство (один из его проводников — браконьер), но он изображает эти явления как исключительно местные проблемы, закрывая глаза на глобальный кругооборот капитала, который делает их прибыльными занятиями. Таброн не готов проводить какого-либо рода связи между миром, по которому он едет верхом на лошади, и миром, в котором живем мы, — как будто места, которые он исследует, находятся на другой планете.
Еще более необъяснимым кажется то, что Таброн игнорирует один фактор, меняющий территории, по которым он едет, сильнее, чем все остальные факторы. В своей книге он открыто упоминает изменение климата всего один раз, когда женщина, с которой он познакомился, рассказывает о катастрофических наводнениях на Амуре 2013 года. Такие наводнения, пишет Таброн, — «это яд и ужас этой реки. Изменение климата не ослабили их». Однако это наводнение на Амуре не было обычным явлением. В 2013 году уровень реки поднялся выше, чем в любой другой год за все время наблюдений. Рост средних температур и изменения в характере осадков делают наводнения все более частыми и мощными, — эти же факторы вызвали опустошительную засуху и миграцию сотен тысяч людей в некоторых частях Монголии, по которой Таброн тоже проехал. Но он этого не замечает, решая вместо этого написать о Чингиз-хане и жестокости коммунистического режима.
В своей книге Таброн так и не объяснил, почему он захотел проехать вдоль Амура и что он надеялся там найти. Это может показаться чем-то важным, — Таброну было почти 80 лет, когда он отправился в свое путешествие, — однако в какой-то момент начинают появляться подозрения, что им двигала скорее гордыня или просто сила привычки. Это молчание лишает рассказ Таброна смысла. Его путешествие кажется бесцельным: еще один загнивающий российский город, еще один унылый музей, еще одна цепочка воспоминаний. Ситуацию усугубляет еще и то, что мировоззрение Таброна, которое он усвоил в эпоху холодной войны, заставляет его отметать гораздо больше, нежели оно способно вобрать. Та роль, которую он мог уверенно играть много лет, — роль самонадеянного служителя общества, уверенного в своей силе, — больше не актуальна. И этот пробел остро ощущается в его повествовании.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
Как российские путешественники спасли «National Geographic» — и показали миру Тибет
В 1905 году один американский журнал балансировал на грани банкротства и решил кардинально сменить концепцию. 17 лет до этого издание публиковало статьи по географии, с акцентом на научный контент и минимумом изображений. Но теперь на науку денег не осталось — у редакторов было только 11 фотографий столицы Тибета от неизвестных путешественников. Решение опубликовать эти фото прославило издание. Новый формат, качественные изображения с минимумом текста, полюбился читателям.
Фото Лхасы спасли журнал «National Geographic» — и сформировали его стиль таким, каким мы его знаем сейчас. А авторами первых фотографий столицы Тибета стали подданные Российской империи — бурят Гомбожаб Цыбиков и калмык Овше Норзунов. Их история очень напоминает шпионский детектив.
Авантюристы на полях «Большой игры»
Даже сейчас Тибет — далеко не самый доступный регион мира. Периодически власти Китая закрывают его для въезда из-за волнений и бунтов местного населения. Но сто лет назад попасть в Тибет «простому смертному» было вообще невозможно. Причина в «Большой игре» между Великобританией и Россией — борьбе за влияние в Центральной Азии. Англичанам Тибет был необходим для налаживания торговли между Китаем и Индией, а Россия пыталась не допустить этого, заодно укрепляя свои позиции.
Словом, к началу 20 века маленькое государство оказалось под агрессивным вниманием двух огромных держав — чтобы защититься от шпионов, тибетские власти под страхом смерти запретили иностранцам въезд на свою территорию. Фотосъемка также была чревата смертью — ибо в Тибете запрещалось «даже буддистам улавливать образы людей в маленький черный ящик, чтобы затем увезти их на Запад». Но, несмотря на недоверие к иностранцам, власти Тибета периодически отдавали предпочтение одной из сторон. Так, в последние годы 19 века, когда английская оккупация казалась неизбежной, страна стала заигрывать с Россией, пытаясь обеспечить себе защиту и независимость.
Но не будем углубляться в битвы империй. Речь о том, что к концу 19 — началу 20 веков Россия была крайне заинтересована в информации о Тибете и начала активно отправлять в него экспедиции. До Лхасы пытался дойти еще Пржевальский, но примерно за 300 километров до города местные войска преградили ему дорогу. Примерно так же закончилась экспедиция ученика Пржевальского, Петра Кузьмича Козлова. Его отряд также остановили — но Козлов успел сделать несколько фотографий Восточного Тибета и Верхней Монголии.
Словом, Лхаса была закрыта для официальных экспедиций. А светский иностранец, попавший туда, серьезно рисковал жизнью. Но оставался один неочевидный путь — паломничество. Буддисты прилегающих районов, в том числе и Российской империи, с давних времен совершали ритуальные путешествия в Лхасу, и местные власти не смели останавливать их.
Цыбиков и путешествие в Тибет
Гомбожаб Цыбиков родился в традиционной бурятской семье, исповедовавшей буддизм. После Читинской гимназии поступил на медицинский факультет Томского Императорского университета, но потом бросил медицину и занялся востоковедением.
В 1895 году он поступает на Восточный факультет Санкт-Петербургского университета, который заканчивает через 4 года с золотой медалью. И сразу после выпуска ему поступает предложение, от которого невозможно отказаться — одиночная экспедиция на Тибет под видом паломника.
Фотопортрет Гомбожаба Цыбикова
Итак, Российская империя отправила молодого специалиста на опасную и долгую «практику». Путешествие длилось с 1899 по 1902 год, а в самом Тибете Цыбиков провел символичные 888 дней, причем большую часть времени он прожил в самой Лхасе и ближайших монастырях.
Да, практически два года вчерашний выпускник университета жил в тибетской столице под видом паломника и риском разоблачения. За это время Цыбиков, буквально ходивший «под гильотиной», успел сделать около 200 уникальных фотографий, множество дневниковых записей и получить аудиенцию Далай-Ламы XIII.
Субурган Бар-чоден («промежуточный портик»), главные городские ворота Лхасы. Фото Г. Цыбикова.
Сложно представить, что чувствовал молодой востоковед, случайно оказавшийся шпионом — но серьезность задания хорошо иллюстрирует следующая история. Цыбиков делал фото тайком, через прорезь в молитвенной буддистской мельнице. И примерно в 1901 году Гомбожаб, уже второй год обживавший Лхасу, встретился с другим подданным империи, Овше Норзуновым.
Тибетские женщины. Фото Г. Цыбикова.
Тот, как и Цыбиков, также ввез в Тибет фотокамеру и тайно делал снимки по поручению правительства. Но степень угрозы была настолько высока, что два выходца из России не раскрыли свои миссии даже друг перед другом (!), и только спустя годы, получив признание на родине, поняли, что делали одно дело.
Путешественников легко понять — разоблачение грозило смертью.
Вид на монастырь, где ламы обучались тибетской медицине. Фото Г. Цыбикова.
Бесконечное путешествие Овше Норзунова
О биографии Норзунова известно не так много — хорошо описана только молодость этого путешественника. Как вы уже поняли, он выполнял миссию в Тибете параллельно с Цыбиковым — но началась она раньше.
Фотопортрет Овше Норзунова
Овше Норзунов, калмык и подданный Российской империи, впервые побывал на Тибете еще в 1898 году, с важным государственным поручением — он доставлял письмо Далай-ламе о ходе переговоров его поверенного в Петербурге. Уже к 1899 году Норзунов вернулся в Россию, но не надолго.
В 1900 году Географическое Общество вручило Норзунову такую же камеру, какая была и у Цыбикова (уже активно исследовавшего Тибет), и отправило его в Лхасу второй раз. Путь лежал через Францию и Индию, но попав в Калькутту, Овше вызвал подозрения местных властей. Его сочли за русского шпиона (небезосновательно), долго не выпускали из города, а затем отправили в Россию. Все, что успел снять Норзунов в этом путешествии — окрестности индийского Дарджилинга.
Обо. Маркер поклонения духам местности, который тибетцы складывали из камней. Фото О. Норзунова.
Но вскоре Овше ждало третье путешествие — на этот раз по более «проторенному» маршруту, через Монголию и Западный Китай. Норзунов пробыл в Лхасе около месяца, за который активно фотографировал, и в марте 1901 года увиделся с Цыбиковым. Но путешественники, как уже было сказано, не раскрылись друг перед другом. Хотя наверняка им было бы что обсудить :)
Итак, первым фотографом Лхасы стал Гомбожаб Цыбиков — но первые фотографии, которые дошли до «большой земли», принадлежали Норзунову, закончившему свою экспедицию раньше. Впоследствии Норзунов стал борцом за расширение свобод буддистов. Неизвестно, чем занимался путешественник после Октябрьской революции — но в 1929 году он был выселен из Калмыкии в город Камышин, откуда сбежал. На этом его следы теряются.
Потала, вид с юга на главный вход во дворец. Фото О. Норзунова.
Вместо заключения
В конце 1903 года Русским географическим обществом был составлен альбом из 50 фотографий Цыбикова и Норзунова, и разослан зарубежным коллегам как подарок. Так фото попали в руки редакторов полуразорившегося «National Geographic» — и спасли журнал от банкротства.
Эти же фото попали к Далай-Ламе — их преподнес сам Цыбиков, снова встретившийся с лидером Тибета в 1905 году в Монголии. Кстати, аккурат в год выхода судьбоносного номера «Национальной географии». Согласно свидетельствам очевидцев, Далай-Ламе фотографии понравились :)
Эта история о двух смелых молодых людях, которые исследовали закрытый, опасный Тибет, балансировавший на острие двух империй. Обоим путешественникам на момент событий не было и тридцати, но поступки и открытия, совершенные ими, глубоко повлияли на мировую историю, культуру и науку. Впрочем, увидев в киоске свежий номер «National Geographic», вы сами убедитесь в этом.
Кто первым сфотографировал Тибет? Жизнь и путешествие Гомбожаба Цыбикова
Это сейчас мы смотрим на Китай кто со страхом, а кто с удивлением. Но в любом случае — с уважением. Миллиард человек, объединенных в одно государство, уважать себя заставляют. Однако в середине XIX века «цивилизованные» европейские страны были готовы разорвать ослабевшую к тому времени Китайскую империю на зоны влияния, чтобы потом «цивилизовать» их.
К наименее защищенной и наименее заселенной, западной, окраине Китая подбирались одновременно Великобритания и Россия. Самым лакомым куском для колонизаторов был Тибет.
Тибет — это нагорье, находящееся в центре Азии на высоте 4800 м. Здесь начинаются пять великих азиатских рек: Инд, Брахмапутра, Меконг, Янцзы, Хуанхэ. Еще важнее, что Тибет — духовный центр для многих миллионов последователей буддизма. С этой точки зрения, установление контроля над столицей Тибета Лхасой имело бы такое же значение, как контроль над Римом или, скажем, над Меккой. Завоевание такого контроля было столь же желательно, сколь и затруднительно.
Имя великого русского путешественника Н.М. Пржевальского (1839−1888) чаще всего ассоциируется с открытой им дикой лошадью. Между тем это открытие — небольшой и не самый главный эпизод четырех его путешествий по пустыням Центральной Азии. Николай Михайлович провел в этих путешествиях 11 из отведенных ему 50 лет жизни не из праздного любопытства.
Следует помнить, что все это время он находился на военной службе и был офицером Генерального штаба российской армии. А экспедиции его, составленные в основном тоже из военных, были заняты поиском наиболее удобных путей для переброски войск в Китай. И конечно, Пржевальский пытался отыскать пути в Тибет.
Уже в ходе первого своего путешествия (1871−1873 гг.) он пытался проникнуть на Тибетское нагорье мимо озера Куку-Нор. Во время третьей своей экспедиции (1879−1881 гг.) Пржевальский не дошел до столицы Тибета Лхасы всего 250 верст (около 300 км). Дорогу ему преградили тибетские войска. Тибетское духовенство и местное население враждебно отнеслось к попыткам чужеземцев и иноверцев войти в священные места.
Не более благосклонными были тибетцы и к английским исследователям и разведчикам, пытавшимся подняться к Лхасе со стороны Индии. Для иноверцев Тибет был закрыт! Первые доклады о жизни этой горной страны сделали подданные британской короны, индийские ученые-буддисты, совершившие паломничество в Лхасу.
Первым российским исследователем, поднявшимся в Тибет, был тоже буддист, бурятский ученый и востоковед Гомбожаб Цэбекович Цыбиков (1873−1930 гг.).
Имя Гомбожаб по-тибетски означает «защищенный Богом», а фамилия Цыбиков происходит от другого тибетского слова, Цэбэг — «бессмертный». Родился Цыбиков в Забайкалье в бурятской семье, традиционно придерживающейся буддизма. Учился он сперва в Агинской приходской школе, а затем в Читинской гимназии.
В гимназии он проявил большие способности и был выпущен с серебряной медалью. Золотую медаль гимназист не получил только по причине своего «инородческого» происхождения.
По окончании гимназии Цыбиков учится на медицинском факультете Томского университета. Но потом бросает медицину и в 1895 г. поступает на Восточный факультет Петербургского университета. В ходе учебы Цыбиков отказывается принять православие и, как следствие, лишается стипендии. Однако он продолжает учебу и в 1899 оканчивает университет с золотой медалью и дипломом первой степени.
Едва ли не сразу по окончании университета Цыбиков совершает путешествие в Тибет. Экспедицию курировали Санкт-Петербургская академия наук и Министерство иностранных дел. Подобно английским исследователям, Цыбиков направился в Лхасу в составе группы паломников — бурят и монголов. В своем багаже он тщательно прятал дневники. В молитвенном барабане был спрятан фотоаппарат.
Такая конспирация совсем не была излишней. Если бы кто-то обнаружил, что Цыбиков ведет дневник и — тем паче — фотографирует, он поплатился бы за это жизнью.
Путешествие в Тибет длилось с 1899 по 1902 год. Собственно в Тибете исследователь провел 888 дней. Большую часть из этого срока — с 1900 по 1901 гг. — Цыбиков находился в столице Тибета Лхасе и окрестных монастырях. Здесь он посетил важнейшие монастырские центры и удостоился аудиенции Далай-ламы. Главным результатом экспедиции была книга «Буддист-паломник у святынь Тибета», а также около 200 уникальных фотографий. Благодаря Цыбикову европейцы впервые увидели Тибет.
Американцы же должны быть благодарны Цыбикову еще и за то, что по сей день существует знаменитый журнал «National Geographics». В 1905 году здесь были впервые напечатаны тибетские фотографии Г. Цыбикова. Эта публикация не только спасла издание от банкротства, но с нее началась всемирная слава журнала.
Покорение Тибета
Кто совершил путешествие в центральный тибет
Разведчик под прикрытием ученого: зачем русские повадились в Тибет
Свой военный чин он не скрывал, но считался только путешественником. О его настоящих целях знали немногие. 29 ноября 1870 года Николай Пржевальский отправился в первую экспедицию по Центральной Азии.
Свой военный чин он не скрывал, но считался только путешественником. О его настоящих целях знали немногие. 29 ноября 1870 года Николай Пржевальский отправился в первую экспедицию по Центральной Азии. Таких экспедиций было пять. Самым экзотическим стал результат третьей. Пржевальский отловил и привез в Петербург неизвестные виды диких животных: не только лошадь "имени себя", но и особого тибетского медведя. Однако главным уловом считалась стратегически важная информация: составление карт региона, о котором Европа имела смутное представление. Как пройти в Шамбалу?Экспедиции собирали из вооруженных отрядов по 12-15 человек. Выезжали на 2-3 года. Под оперативным прикрытием путешественников проходили тысячи километров. Тщательно исследовали местность, особенно на границе с Китаем. В деталях изучали хребты Тибетского нагорья, водораздел рек Янцзы и Хуанхэ. Рисковали жизнью – и в стычках с местными кочевниками, и на 60-градусной жаре в пустыне Гоби без капли воды. Первыми из европейцев побывали на загадочном озере Лобнор, которое то исчезает, то снова появляется, но уже в другом месте. Говорят, генерал Пржевальский мечтал найти мифическую Шамбалу. Не нашел. Но и без того его экспедиции проделали гигантскую научную работу и добились важных политических целей для России. "Большая игра"Николай Пржевальский выполнял и задания Русского географического общества, и поручения Генштаба. РГО, как правило, тоже возглавляли военные, которых сейчас бы отнесли к разведке. Рассказывает заместитель главного редактора журнала "Историк" Арсений Замостьянов:Активизации английской экспансии в регионе не произошло. И это был выигранный ход в "большой игре", как называли тогда геополитическое противостояние России и Великобритании. Боялись ли англичане русского наступления или нет, неизвестно. Но знали наверняка: русские обладают уникальными разведческими данными о никем не исследованных местах. Этого было достаточно, чтобы оставить все как есть. Спасибо Пржевальскому.Автор Ольга Бугрова, Радио SputnikКоротко и по делу. Только отборные цитаты в нашем Телеграм-канале.
Читайте также: