Кто привез фотографии лхасы
Семнадцать лет он провел в экспедициях по Центральной Азии. Отыскал в песках Гоби легендарный затерянный город Хара-Хото, совершив одну из самых масштабных находок в истории археологии, решал политические задачи с далай-ламой… Кажется, удача благоволила ему всегда и везде…
Текст: Алексей Макеев, фото предоставлено автором
В автобиографии, написанной в 1927 году, Петр Кузьмич Козлов, которому стукнуло уже 64 года, вспоминал, что с отроческих лет им владела мечта «о свободной страннической жизни». Видимо, этому способствовало занятие отца – перегон скота, в котором с детства участвовал и Петр. Отец «любил в своем деле эту постоянную смену мест, – писал Петр Козлов, – и жизнь на вольном воздухе. По-своему, наивно и просто, он рассказывал свои впечатления в кругу нашей скромной семьи, где всегда видел сочувствие и отклик моей матери».
Петр Козлов после возвращения из своей первой экспедиции, 1883–1885 годов Петр Козлов после возвращения из своей первой экспедиции, 1883–1885 годовПетр родился в небольшом уездном городе Духовщина Смоленской губернии 15 октября 1863 года. В 12 лет мальчик поступил в Духовищенское городское училище. В те же годы состоялся его «археологический дебют»: с приятелем он раскопал курган и принес найденные артефакты в школу. За что тут же получил суровый выговор.
МЕЧТЫ О ТИБЕТЕ
В 1878 году юный Петр Козлов устроился на работу на винокуренный завод в поселке Слобода, что в 60 километрах от Духовщины. В свободное время готовился к поступлению в Виленский учительский институт, с увлечением читал книги о путешествиях Николая Пржевальского. И что бы вы думали? Вдруг сам Пржевальский приезжает в Слободу и решает купить по соседству имение! Совпадение? А вот вам еще одно. Как-то вечером Козлов гулял по саду, предаваясь мечтам о странствиях в Азии, да так увлекся, что не заметил обратившего на него внимание… Пржевальского! «О чем вы сейчас так глубоко задумались?» – спросил его Николай Михайлович. «О том, что в далеком Тибете эти звезды должны казаться еще гораздо ярче, чем здесь. » – ответил Петр Козлов. Пржевальский пригласил родственную душу к себе в гости – побеседовать.
Участники 4-й Центральноазиатской экспедиции. На переднем плане сидят: П.К. Козлов, Н.М. Пржевальский и В.И. Роборовский Участники 4-й Центральноазиатской экспедиции. На переднем плане сидят: П.К. Козлов, Н.М. Пржевальский и В.И. РоборовскийЭкспедиция 1883–1885 годов проходила в самых суровых условиях северного Тибета. Она основательно закалила молодого путешественника. Там же состоялось боевое крещение Петра Козлова: он героически отбил атаку кочевников, многократно превосходивших по численности боевой отряд экспедиции. За что впоследствии получил Георгиевский крест. И как тут не вспомнить о природной фортуне Козлова? Ведь по его собственному признанию, в то время он «совершенно не умел стрелять»! Удача, как писал Вергилий, благоволит храбрым.
ПРЕЕМНИК ПРЖЕВАЛЬСКОГО
После экспедиции Петр Кузьмич переехал в Петербург, где окончил пехотное юнкерское училище. Смерть Пржевальского в 1888 году на озере Иссык-Куль стала для Козлова потрясением. И заставила задуматься о преемственности: «Я сразу понял, что отныне остаюсь один и должен свято хранить заветы своего учителя».
Далай-лама XIII Тхуптэ´н Гьяцо´, выдающийся реформатор, правивший Тибетом в 1895— 1933 годах Далай-лама XIII Тхуптэ´н Гьяцо´, выдающийся реформатор, правивший Тибетом в 1895— 1933 годахПозже Козлов принял участие еще в двух центральноазиатских экспедициях, в перерывах между которыми занимался изучением естественных наук, этнографии и астрономии. А в 1891 году он женился на Надежде Степановне Камыниной.
В 1899 году Русское географическое общество (РГО) назначило Петра Козлова руководителем Монголо-Камской экспедиции. Область Кам на востоке Тибета была почти не изучена. Петр Кузьмич стремился идти и далее – к заветной мечте многих путешественников, запретной для иностранцев столице Тибета Лхасе. Однако путь исследователям вглубь страны преградил вооруженный отряд тибетцев.
Участники Монголо-Сычуаньской экспедиции. П.К. Козлов в первом ряду второй справа Участники Монголо-Сычуаньской экспедиции. П.К. Козлов в первом ряду второй справаТем не менее экспедиция оказалась успешной: были нанесены на карту горные хребты, собрано множество географических, этнографических, исторических сведений, сделано около 200 фотоснимков; привезено 1200 экземпляров горных пород, свыше 30 тысяч экземпляров растений, зоологическая коллекция состояла из 300 шкур млекопитающих, 10 скелетов, 1500 образцов птиц, 500 экземпляров рыб и пресмыкающихся, 30 тысяч насекомых. В 1902 году по итогам экспедиции Петр Козлов получил высшую награду РГО – Константиновскую золотую медаль.
ПРИЗРАК ПУСТЫНИ
Русские исследования Центральной Азии в XIX–XX веках проходили на фоне политического соперничества с Британской империей в регионе, они были частью этой борьбы, получившей многозначительное название «Большая игра».
В 1904 году англичане совершили вооруженное вторжение в Тибет и вошли в Лхасу. Верховный правитель Тибета далай-лама XIII Тхуптэ́н Гьяцо́ бежал в столицу Монголии Ургу – современный Улан-Батор. В 1905 году Петр Козлов был направлен в Ургу, где успешно провел переговоры с далай-ламой и подружился с ним. Козлов договорился сопроводить правителя Тибета в Лхасу под «русским конвоем», но в последний момент в Петербурге отказались от такого смелого предприятия.
О городе-призраке в песках Эдзин-Гола русские путешественники давно были наслышаны от местных кочевников. Правда, те старательно скрывали его местонахождение от чужестранцев. Затерянный город лежал на пути экспедиций Григория Потанина в 1886 году и Владимира Обручева в 1893 году, но проводники провели исследователей в обход развалин. Козлов загорелся идеей посещения Хара-Хото, тем более что для этого нужно было совсем немного отклониться от маршрута экспедиции.
Привезенные из Хара-Хото рукописи на тангутском, китайском, уйгурском языках Привезенные из Хара-Хото рукописи на тангутском, китайском, уйгурском языках«СТОИЛО ТОЛЬКО КОПНУТЬ…»
В конце декабря 1907 года экспедиция стартовала из приграничной Кяхты. Далее через Ургу на юг – в бескрайние просторы Гоби. Перепады погоды были трудны: на Новый, 1908 год стоял мороз минус 47 градусов, а, когда в начале марта Козлов подходил к Хара-Хото, днем солнце раскаляло воздух до плюс 43 градусов.
Мертвый город в пустыне представлял собой грандиозное зрелище. Крепостные стены обрисовывали ориентированный по сторонам света прямоугольник 440 на 360 метров. Всюду возвышались субурганы, или на санскрите «ступы» – буддийские культовые сооружения. Городские постройки были засыпаны песком. «Стоило копнуть любой закругленный холмик дома, – писал в своем дневнике Козлов, – как за сухой землей вскоре обнаруживались солома, циновки, устои дерева и проч. <…> мы не могли уравновеситься – брались за одно, за другое, за третье; жадно схватывали то один найденный предмет, то другой. <…> К вечеру наша палатка уже представляла маленький музей, малое собрание предметов Хара-Хото…».
Конечно, по современным меркам «раскопками» это назвать сложно. Козлов писал: «Мы копали, рыли, ломали, рушили… Не забуду той счастливой минуты, когда я взошел с кайлом на вершину развалины №1 и после нескольких ударов увидел рукописи, бурхана (иконопись) и прочее».
Местные кочевники сами почти не раскапывали Хара-Хото из-за боязни злых духов. Только самые храбрые отваживались искать здесь удачу. Козлову рассказывали, как одна женщина нашла в мертвом городе драгоценное ожерелье, за которое проходивший караван отдал все, что у них было.
Раскопки длились четыре дня. Самые интересные находки – рукописи, писанные, как полагал Козлов, китайскими иероглифами; буддийская иконография, бумажные ассигнации – были направлены вместе с донесением в РГО, а исследователи продолжили идти своим маршрутом.
Паломники у ворот монастыря Гумбум. Фото П.К. Козлова. 1909 год Паломники у ворот монастыря Гумбум. Фото П.К. Козлова. 1909 годВ ТИБЕТ К ДАЛАЙ-ЛАМЕ
В Динъюаньине (ныне Баян-Хото, КНР) экспедиция остановилась в доме Цогто Бадмажапова, где смогла упорядочить найденное в Хара-Хото и хорошо отдохнуть. Бадмажапов по духу был любознательный путешественник и снабжал Козлова всевозможной информацией. Его дом в Урге много лет принимал русских путешественников и монголоведов. Символично, что в этом доме сейчас располагается Музей истории и реконструкции Улан-Батора.
Экспедиция дошла до северных окраин Тибетского нагорья, посетила озеро Кукунор, оазис Гуйдуй, а в монастыре Гумбум Козлов снова встретился с далай-ламой. Чтобы не провоцировать англичан, он говорил с правителем Тибета не как уполномоченный Российской империи, а как представитель РГО. Далай-лама интересовался найденными в Хара-Хото древностями и пригласил Козлова посетить Лхасу, надеясь на «дружеские отношения» с Россией и продолжение исследований его страны русскими учеными. Козлов задержался в монастыре на две недели. Официально – чтобы учить фотографии юношу по имени Намган. Учил, видимо, не только фотографии. Через четыре года Намган станет военным министром независимого Тибета.
Намган, будущий военный министр Тибета Намган, будущий военный министр ТибетаВ оазис Гуйдуй Бадмажапов привез Козлову корреспонденцию из Петербурга. Из РГО сообщали, что присланные Козловым рукописи «на неведомом языке», денежные ассигнации – древнейшие бумажные деньги монгольской династии Юань – редчайшие экземпляры. Хара-Хото специалисты считали столицей тангутского царства Си Ся, о котором было известно лишь то, что оно существовало в XI–XIII веках. Совет РГО предложил свернуть дальнейший план экспедиции и возвращаться в Хара-Хото. «Не жалейте ни времени, ни средств на дальнейшие раскопки», – призывали Козлова в письме.
На обратном пути на экспедицию напали тангуты. Некий тангутский князь поначалу гостеприимно принял Козлова, угощал тибетским чаем с солью и маслом яка, печеньями, жаренными на бараньем жире. Однако после решил перебить русских, чтобы завладеть их оружием. Глубокой ночью на лагерь исследователей напали двое всадников. Часовой был начеку, выстрелами отогнал нападавших и поднял боевую тревогу. Едва участники экспедиции успели занять оборону, как на лагерь обрушилось около сотни кочевников. Завязалась перестрелка. Нападавшие развернули коней и унеслись прочь. «Не стой мы в полной боевой готовности навстречу этому грозному урагану, – вспоминал Петр Козлов, – ничто не спасло бы нас от стремительности разбойников – их пик и сабель… Но Бог судил иначе. И как мне не верить в мою путеводную счастливую звездочку!»
Несмотря на миролюбивость буддизма, в те времена в Тибете царили жестокие порядки. Иностранцам, проникавшим в Лхасу, отрубали головы, на окраинах Тибета путешественники подвергались нападениям. В 1901 году на экспедицию Козлова устроил засаду сам лама монастыря Мэнчжи-гомба.
"Дорогой субурган" до раскопок и после. Крупную скульптуру пришлось оставить на месте "Дорогой субурган" до раскопок и после. Крупную скульптуру пришлось оставить на месте«ДОРОГОЙ СУБУРГАН»
Экспедиция вернулась в Хара-Хото 23 мая 1909 года. Работа летом в пустыне давалась тяжело. «Мы просыпались с зарей и в сравнительной прохладе вели свои работы, – вспоминал Козлов, – днем отдыхали, а то и пуще – томились от изнурительного жара, так как в тени воздух нагревался до 37°С с лишком, а земная поверхность накалялась солнцем свыше 60°С… Нет ни ручейка, ни колодца, который мог бы хоть чуть-чуть освежить». Чего-то принципиально нового не попадалось, энтузиазм в адском зное испарялся. Тогда Козлов предложил обследовать субурганы за пределами города. И снова удача!
Вообще-то субурганы либо совсем не имеют внутреннего помещения, либо оно ограниченное и пустое; иногда в них погребают выдающихся лам. Субурган же, приглянувшийся Козлову, оказался… тайником. Он был буквально набит рукописями и книгами – всего более 6 тысяч экземпляров, буддийской иконографией и скульптурой – все в превосходной сохранности.
В своем дневнике Козлов записал: «Счастье вручило мне дорогой субурган!»
Находок было такое количество, что караван просто не мог все увезти. Петр Кузьмич решил оставить часть найденного на месте, полагая снарядить еще одну экспедицию в Хара-Хото.
Современные Козлову тангуты — кочевники, забывшие язык предков, ассимилированные монголами и китайцами Современные Козлову тангуты — кочевники, забывшие язык предков, ассимилированные монголами и китайцамиСЛАВА И «НЕТАКТИЧНОСТЬ»
Еще до того, как путешественники вернулись на родину, российские и зарубежные издания прославили Петра Козлова и его открытие. В Петербурге РГО устроило в честь Козлова торжественный прием, а в начале 1910 года организовало выставку находок из Хара-Хото, длившуюся три месяца и имевшую огромный успех. Уже тогда было ясно, что Петр Козлов совершил одно из крупнейших открытий мировой археологии, а по количеству найденных рукописей и живописи находке не было равных.
Козлов получил чин полковника Генерального штаба, был избран почетным членом РГО, награжден золотыми медалями Лондонского и Итальянского географических обществ, отмечен Французской академией наук и другими европейскими научными институтами и организациями.
Мечеть за стенами крепости в Хара-Хото, где были найдены рукописи на персидском языке Мечеть за стенами крепости в Хара-Хото, где были найдены рукописи на персидском языкеПо протекции Козлова, Бадмажапов получил орден Святой Анны, РГО наградило его серебряной медалью, Генштаб произвел казака в офицеры. На том скандал был замят. Объясняя, почему открытие Бадмажапова не предали огласке, Козлов приводит веские основания. Но отчего в своих последующих воспоминаниях об экспедиции Петр Кузьмич нигде не упоминает, что он шел к мертвому городу по сведениям своего друга-бурята? По этой причине до недавнего времени о первооткрывателе Хара-Хото не было известно ничего. И только в 1980-е годы был найден дневник Бадмажапова и изучена его переписка с Козловым.
«ЖЕМЧУЖИНА В РУКЕ»
Большая часть находок, сделанных в Хара-Хото, сейчас хранится в Государственном Эрмитаже. Их исследование и дешифровка тангутского языка растянулись на многие годы. Сам Козлов не дожил до тех дней, когда появилась ясная картина жизни погибшего города.
Петр Кузьмич Козлов возле монгольской юрты в Урге. 1923 год Петр Кузьмич Козлов возле монгольской юрты в Урге. 1923 годХара-Хото был не столицей тангутов, а важным форпостом в центре оазиса на берегу реки Эдзин-Гол. Город называли «Эдзина» – под этим же именем он фигурирует у Марко Поло в «Книге чудес света». Армия Чингисхана взяла город штурмом весной 1226 года. А затем завоевала и все царство Си Ся. Перед вторжением монголов жители Эдзины спасли свою культуру от забвения, наполнив «дорогой субурган» всем самым ценным в их жизни. Создатели тайника позаботились и о собственном «Розеттском камне»: среди находок оказался тангутско-китайский словарь «Чжан чжун чжу», что означает «Жемчужина в руке». Также здесь был спрятан свод законов Си Ся, благодаря чему право этого давно забытого царства сейчас известно лучше, нежели, к примеру, законы средневековой Индии. Печатные книги и наборные шрифты в субургане поведали о том, что у тангутов было развито книгопечатание задолго до того, как оно появилось в Европе.
Призраком пустыни Хара-Хото стал спустя 150 лет после завоевания Чингисханом. Во второй половине XIV века монголы сделали крепость своим плацдармом в войне с китайской династией Мин – отсюда и найденные Козловым пачки ассигнаций павшей монгольской династии, над которыми ученые ломали головы. Китайская армия осадила Хара-Хото в 1372 году. Перед взятием крепости осаждавшие построили на Эдзин-Голе дамбу, так что река ушла на 20 километров от города. Ушла навсегда…
ПОВЕЗЕТ МНЕ В СМЕРТИ – ПОВЕЗЕТ В ЛЮБВИ
Петр и Елизавета Козловы в заповеднике Аскания-Нова. Около 1913 года Петр и Елизавета Козловы в заповеднике Аскания-Нова. Около 1913 годаВ 1914 году Петр Кузьмич готовился к путешествию в Монголию и Тибет, но началась Первая мировая война. В Монголию путешественник все-таки поехал, правда, с другой целью – организовать закупки скота для нужд армии. Помогал ему в этом опять же Цогто Бадмажапов. Успешно выполнив задание, Козлов получил звание генерал-майора.
Во время Гражданской войны ученый воевал за… природу. В 1917–1918 годах Козлов самоотверженно защищал заповедник Аскания-Нова в херсонских степях. Когда-то он занимался отправкой в заповедник из Монголии лошадей Пржевальского. И то, что этих уникальных животных не истребили в жерле войны – заслуга Козлова. В роли комиссара по охране заповедника он организовал вооруженную охрану и целый год держал оборону, лично рискуя жизнью. Весной 1919 года Козлов добился от Ленина особого декрета «о сбережении» Аскании-Нова.
Казалось, о новом путешествии не стоило и думать. В 1918–1919 годах петроградская ЧК конфисковала все, что готовилось для экспедиции 1914 года, включая ценные подарки для далай-ламы и его приближенных. А также личные подарки ученого от разных организаций – не помогла и охранная грамота Наркомпроса. Затем ученого попытались выселить из его квартиры. Заступился Николай Горбунов – личный секретарь Ленина и близкий друг Козловых.
И все же, преодолев все препятствия, в 1923 году Козлов добился одобрения новой Тибетской экспедиции, в ходе которой он планировал осуществить свою давнюю мечту – побывать в Лхасе. Участником исследований стала и его супруга Елизавета Владимировна, выучившаяся к тому времени на орнитолога. Правительство выделило на экспедицию более 100 тысяч рублей золотом. Однако путешествие никак не могло начаться: на его участников писались доносы, состав экспедиции переформировывался, вводились политкомиссары и сотрудники ГПУ. В Урге Козлова задержали на полтора года, формальным поводом было отсутствие разрешения на въезд в Китай. На самом деле в Москве уже было принято решение о сворачивании экспедиции. Козлов сопротивлялся. Главное, что помогло ему переломить ситуацию, – новое открытие. На этот раз с помощью своих друзей-бурятов он узнал об интересных могильниках неподалеку от Урги. И принялся за раскопки. Захоронения принадлежали гуннам III–I веков до н.э. Из погребальных камер извлекли уникальные украшения, ковры с изображением мифических животных, искусно вышитые ткани, человеческие косы в шелковых футлярах… Эти находки до сих пор являются одной из самых ярких центральноазиатских коллекций в собрании Эрмитажа. В начале 1925 года Козлов ездил в Москву с докладом о раскопках и получил разрешение на продолжение экспедиции. Были получены и китайские паспорта. Только до Тибета исследователям добраться было не суждено…
В ходе «стояния в Урге» исследователей поддерживал Цогто Бадмажапов, снабжая экспедицию продовольствием. В то время он был советником при правительстве Монгольской Народной Республики и занимал ряд высоких должностей в монгольских госучреждениях. А в 1930 году его арестовали как «японского шпиона». Шесть лет он провел в тюрьмах и ссылках, а в 1937 году был расстрелян. Незадолго до смерти Бадмажапова освободили, и он приехал в Ленинград, надеясь на помощь друзей. Петра Козлова к тому времени уже не было в живых. Он умер 26 сентября 1935 года от сердечного приступа и был похоронен с почестями на участке Смоленского кладбища для выдающихся советских ученых. Конечно, доживи Петр Кузьмич до Большого террора, еще неизвестно, как закончилась бы жизнь царского генерала. Что ни говори – и в смерти Козлову повезло.
История первых фотографий Лхасы
Тибет конца XIX века был одним из исключительно закрытых, загадочных и невозможных для фотографии мест в мире. Поэтому так поучительна история получения фотографий Тибета и Лхасы, которые впервые сделали российские путешественники бурят Гомбожаб Цыбиков и калмык Овше Норзунов.
Гомбожаб Цыбиков и Овше Норзунов – Первые фотографы Лхасы
Весной 1898 года Санкт-Петербург посетил посланец XIII Далай-ламы, бурят по происхождению и российский подданный Агван Доржиев. Целью его приезда было политическое зондирование – выяснить, могла ли Россия выступить в роли державы-покровителя Тибета, чтобы не допустить захвата последнего Великобританией с территории Британской Индии, который в то время казался неизбежным.
Приезд Доржиева в Санкт-Петербург дал толчок русским экспедициям, нацеленным непосредственно на достижение Центрального Тибета и Лхасы. В 1898 году к снаряжению такой экспедиции приступил один из спутников и учеников Пржевальского П.К. Козлов. Географическим обществом с помощью Доржиева были заготовлены подарки для Далай-ламы и членов его правительства, поскольку существовала уверенность, что Козлов со своим отрядом непременно пройдет в Лхасу. Козлову, однако, не удалось пройти в Лхасу – его экспедиция была остановлена тибетцами возле границы Далай-ламских владений в Восточном Тибете в октябре 1900 года. Несмотря на неудачу, Козлов смог сделать несколько десятков снимков по пути движения своего отряда, которые доставил в Санкт-Петербург. Это были в основном виды Верхней Монголии, Цайдама и Кхама (Восточного Тибета).
Тем временем, в ноябре 1899 года, в Лхасу из Урги (совр. Улан-Батор) отправился начинающий исследователь-востоковед, только что окончивший Санкт-Петербургский университет Гомбожаб Цыбиков (1873 – 1930). Будучи бурятом по происхождению, Цыбиков решил совершить своё путешествие в одежде ламы-паломника, примкнув к большому монгольскому каравану, что давало надежду на осуществление его смелого замысла. Руководство РГО воспользовалось этой уникальной возможностью, снабдив путешественника ручным фотоаппаратом «Self-Worker» парижской фирмы Пипон (Pipon) с объективами-анастигматами Герца и значительным количеством английских пластинок «Эмпресс» (Empress) фабрики «Ильфорд» (Ilford) размером 6 x 9 см. Цыбиков достиг Лхасы в начале августа 1900 года и уже осенью того же года начал снимать виды «запретной» столицы Тибета.
К этому времени в Лхасе уже удалось побывать под видом буддиста-паломника еще одному российскому путешественнику – калмыку Овше Норзунову (1874 – ?). Выполняя поручение А. Доржиева – доставить Далай-ламе письмо о ходе его переговоров в Санкт-Петербурге и подарки – Норзунов совершил поездку в Тибет, опять-таки через Ургу, в 1898 – 99 годах. По его возвращении в Санкт-Петербург в сентябре 1899 года, Доржиев решил вновь использовать калмыка в качестве связного с Лхасой. В то же время Норзуновым определенно заинтересовалось и Географическое Общество, которому он передал записки о своём путешествии. В начале 1900 года Норзунов получил от Общества такую же камеру, что и Цыбиков, и набор пластинок, только не английских, а французских – знаменитой фирмы братьев Люмьер. Но на этот раз путь Норзунова в Тибет лежал не через Монголию, а через Европу (Францию), где ранее побывавший Доржиев заказал парижским мастерам-литейщикам изготовить несколько сот металлических чашек для лхасских монастырей. Норзунов должен был доставить эти чашки в Лхасу и встретиться там с Доржиевым, который также собирался в Тибет. Норзунов прибыл из Марселя в Калькутту на французском пароходе «Дюплекс» 6 марта 1900 года (в то время как Цыбиков уже находился в Лхасе). Почти сразу же он попал под подозрение калькуттской полиции как русский шпион. После многомесячного разбирательства, учиненного англо-индийскими властями, – в течение всего этого времени Норзунов проживал в монастыре Гхум под Даржилингом и был обязан регулярно появляться в местном полицейском участке – калмык был выслан из Индии в Россию осенью того же года. Все, что ему удалось за время путешествия, это сфотографировать живописные окрестности Даржилинга.
В самом конце 1900 года Норзунов в третий раз отправился в Тибет – на этот раз вместе с Доржиевым и шестью другими спутниками. Путешествие до Лхасы они совершили более безопасным маршрутом – по караванной «Северной дороге», через Монголию и Западный Китай. В Лхасу Норзунов прибыл 28 февраля 1901 года и находился там около месяца. Именно в этот короткий период он и сделал свои знаменитые снимки Лхасы. Обратно в Россию он добирался вместе с Доржиевым в составе его «чрезвычайного тибетского посольства» к русскому двору – для подписания русско-тибетского договора.
Своё пребывание в Лхасе и обратный путь, проходивший через Непал, Индию и Цейлон, Норзунов подробно описал в очерке, опубликованном позднее Дж. Деникером. В нем путешественник отмечал, что фотографирование в Лхасе было сопряжено с большими трудностями и риском: ему постоянно приходилось прятаться и скрывать от окружающих свою камеру, поскольку в Тибете «было запрещено, даже буддистам, улавливать образы людей в маленький черный ящик, чтобы затем увезти их на Запад». Особые меры предосторожности Норзунову пришлось проявить при переходе непало-индийской границы: «я поместил фотографические пластинки в маленький ящик, который я обшил снаружи материей и закрепил с помощью веревки на поясе под одеждой. Остальные фотографии я спрятал в сосуде с поджаренной тибетской мукой. Что касается моего русского паспорта, то я положил его под стельку в один из башмаков». Таким способом Норзунову удалось обмануть чрезвычайную бдительность английских таможенных чиновников.
Со своей стороны, Цыбиков в путевом дневнике рассказывает, что ему также приходилось скрывать фотоаппарат, «чтобы не возбуждать разных толков» – он прятал его не только от тибетцев, но и от своих земляков бурят и от монголов, проживавших в Лхасе, и даже от самого Норзунова, с которым встречался несколько раз. Действительно, риск, которому добровольно подвергли себя Цыбиков и Норзунов, был велик, ибо оба они могли легко поплатиться жизнью за свои «колдовские» занятия – «улавливание людей в черный ящик». «О проклятие, скрываться! – в минуту отчаяния записал в дневнике Цыбиков. – Сегодня я просидел около одного часа за городом, для того, чтобы снять монастырь Чжан-цзая. К канаве, где я сидел, то и дело приходили за водой, а некоторые здесь мыли шерсть и др. К тому же по дороге туда и сюда проходили люди. Я сел за высокий берег канавы, откуда и сделал один лишь снимок».
Публикация фотографий О. Норзунова и Г. Цыбикова
в России и на Западе
В отличие от О. Норзунова, Г. Цыбиков пробыл в Лхасе и Тибете вообще более года (с августа 1900 по сентябрь 1901 года) и потому сделал гораздо больше снимков (предположительно, не менее ста). Однако первыми в Санкт-Петербург поступили именно фотографии (вернее, стеклянные негативы) Норзунова. Произошло это, вероятно, в июне – июле 1901 года, во время посещения Санкт-Петербурга тибетским посольством А. Доржиева. В том же году одна из его фотографий с видом Далай-ламского дворца Поталы на горе Марбори была опубликована Дж. Деникером в октябрьском номере парижского журнала «География» (J. Deniker. La premiere photographie de Lhassa // La Geographie, vol. IV (4), October 1901, p. 242).Два месяца спустя (в декабре 1901 года) на страницах лондонского «Географического журнала» появился аналогичный снимок Поталы – сделан он был задолго до Норзунова «членом непальской дружественной миссии», направлявшейся к Пекинскому двору, как об этом свидетельствовала подпись под ним (Th. Holdich, Lhasa // The Geographical Journal, vol. XVIII, December 1901, p. 602). По-этому, говоря о Цыбикове и Норзунове как о первых фотографах Лхасы, мы должны сделать оговорку, упомянув эту фотографию из английских источников, что, впрочем, ни чуть не умаляет их заслуг. После публикации Дж. Деникера, о фотографиях Норзунова не было слышно почти два года.
В том же 1903 году известия ИРГО опубликовали лекцию Цыбикова, а вместе с ней списки лучших фотографий Норзунова и Цыбикова с их подробными объяснениями. К спискам в качестве иллюстраций были приложены 9 фотографий Норзунова с видами Лхасы, монастырей Галдан и Ташилхумпо (резиденция Панчен-ламы). (Эти списки вместе с фотографиями были затем отпечатаны в виде отдельного оттиска: «Лхаса и главнейшие монастыри Тибета в фотографиях», СПб., 1903). Тогда же на своём заседании Совет РГО принял решение об издании путевых записок Цыбикова в виде отдельной книги, иллюстрированной фотографиями самого автора. Редактирование этого труда было поручено А.В. Григорьеву (секретарь РГО) и С.Ф. Ольденбургу. Подготовка рукописи к печати, однако, растянулась на долгие годы. Книга Г. Цыбикова под названием «Буддист-паломник у святынь Тибета» увидела свет лишь в 1919 году. Оформлена она была действительно прекрасно – достаточно сказать, что число иллюстраций в ней (фотографии, рисунки, включая изображения буддийских божеств, планы Лхасы и т.д.) составило более 250 единиц.
Источником большинства новых фотографий, опубликованных в этих западных журналах, насколько можно судить, был изданный РГО в конце 1903 года альбом, включавший в себя 50 фотографий Норзунова и Цыбикова. Альбом представлял собой картонную коробку с вложенными в неё фотографиями, каждая из которых (размером 18 x 24 см.) была наклеена на картонный лист, имевший порядковый номер. К альбому прилагался список фотографий: «Виды Центрального Тибета», с их названиями и подробными объяснениями (на 4-х стр. большого формата). Издание это предназначалось главным образом в качестве подарка РГО старейшим и наиболее уважаемым географическим обществам Старого и Нового света, и именно из такого альбома, подаренного Национальному географическому обществу США в Вашингтоне, очевидно, и был воспроизведен ряд новых фотографий американскими журналами. Известно также, что летом 1905 года во время пребывания XIII Далай-ламы в Урге, Цыбиков лично поднес первосвященнику альбом РГО, чем доставил ему большое удовольствие.
Стеклянные негативы, с которых были сделаны фотографии, хранятся в настоящее время в архиве Русского Географического Общества в Санкт-Петербурге. Там же можно увидеть и упомянутый выше альбом.
В заключение необходимо сказать несколько слов о самих фотографиях. Нельзя не обратить внимания на почти полное отсутствие на них людей, что делает их несколько статичными и безжизненными, но мы должны помнить о тех особых условиях, в которых были сделаны эти снимки. Немногие исключения – это процессия на одной из лхасских улиц во время праздника «Цог-чод» (Малого Монлама), группа людей перед главными городскими воротами «Бар-чоден» и тибетские женщины в праздничных нарядах (все эти фотографии были сняты Цыбиковым). На снимках обоих фотографов в основном присутствуют наиболее известные памятники архитектуры – зимний и летний дворцы Далай-ламы (Потала и Норбулингка), дворец тибетских царей Гадан-Кансар, знаменитый черепичный «Бирюзовый мост» Ютог-сампа и т. д., а также виды главных тибетских монастырей – в Лхасе и в других местах Центрального Тибета. Эти фотографии представляют сегодня большой исторический интерес, запечатлев Лхасу и Тибет, такими, какими их видели буддийские паломники в начале ХХ века, в период фактически независимого существования тибетского государства. Для нас они особенно ценны по той причине, что многие постройки не сохранились до наших дней, будучи разрушенными или перестроенными во время тибетско-китайской войны (в 1912 году), в годы «культурной революции» в КНР (1960-е – 1970-е годы) и в последующий период социалистической реконструкции Тибета.
Автор текста: А.И. Андреев
Заведующий Музеем-квартирой П.К. Козлова
Ст. научный сотрудник Санкт-Петербургского филиала Института истории естествознания и техники Российской академии наук
Материал понравился:
Нравится: 1 5 апреля 2019 года | |В начале ХХ века "мирные тибетцы" убивали путешественников, которые осмеливались проникнуть в Лхасу. Однако двум русским исследователям удалось привезти из столицы Тибета полноценные фоторепортажи
Автор: Еремей Никольский
Вид на город и крепость Гьян-Цзе (фото Г. Цыбикова)
В марте 1901 года в Лхасе встретились два уроженца Российской империи с одинаковой секретной миссией — Гомбожаб Цыбиков и Овше Норзунов. Столица Тибета, резиденция далай-ламы, его правителя и духовного лидера буддистов, была в те времена неприступной не только из-за высоких гор. Еще в первой половине XIX века тибетские власти, оберегая святыни от чужаков, под страхом смертной казни запретили въезд иноверцам, особенно европейцам. На подступах к Лхасе заворачивали научно-исследовательские экспедиции, постоянно искали шпионов, пытавшихся проникнуть в город тайком, и их пособников. Английскому агенту, индийцу Сарату Чандре Дасу, удалось посетить столицу и выбраться из Тибета живым до того, как об этом узнали местные власти, но за помощь ему в 1887 году был казнен Сенгчен- лама, третье лицо в государстве. Сановника публично избили палками, зашили в шкуру яка и утопили в реке. Казнили и его слуг, а ближайшую родню бросили в тюрьму пожизненно.
Субурган Бар-чоден (в переводе «промежуточный портик»), главные городские ворота Лхасы (фото Г. Цыбикова)
Выпускник Петербургского университета бурят Гомбожаб Цыбиков, переодетый буддийским монахом-паломником, прибыл в Лхасу в августе 1900 года с монгольским караваном. В его багаже лежали спрятанные термометр Реомюра и фотоаппарат, которыми снабдило исследователя Императорское русское географическое общество. Удивительно: больше века назад уже изобрели портативные камеры, которыми можно было фотографировать с руки. Такой аппарат легко прятался под одеждой. Всего за 25 лет до экспедиции Цыбикова Николай Пржевальский отказался брать в поход фототехнику, поскольку тогда она вместе с реактивами и запасом стеклянных пластин для негативов весила почти 300 кг.
Вид на холм Чжагбори и Манба-дацан — монастырь, где ламы обучались тибетской медицине (фото Г. Цыбикова)
Нанятый Цыбиковым слуга-бурят струсил на полпути и уехал. По словам востоковеда, ежеминутно «опасаясь, чтобы чем-нибудь не выделиться из среды своих товарищей-монголов и не дать повода даже малейшему подозрению в нем человека, причастного к европейцам», до самой столицы он не решался снимать, а лишь украдкой делал записи в блокноте. Цыбиков скрывал истинную цель приезда даже от соотечественников, с которыми виделся в Лхасе, — паломников-бурят и калмыка Овше Норзунова, прибывшего в свите советника далай-ламы, тибетского посла в Европу Агвана Доржиева.
Тибетские женщины (фото Г. Цыбикова)
Между тем у Норзунова, этнолога под видом помощника вельможи, был такой же, как у Цыбикова, фотоаппарат, тоже предоставленный ИРГО. Находиться с камерой в Тибете было тем более опасно, что, по словам Норзунова, местные жители считали вредоносным западным колдовством улавливание «образов людей в маленький черный ящик». Когда в свое время Агван Доржиев привез ко двору далай-ламы фотоаппарат, разразился скандал, и вельможу заставили публично уничтожить нечестивую вещь.
Обо — маркер поклонения духам местности, который тибетцы складывали из камней (фото О. Норзунова)
Цыбиков рассказывал об одном из немногих удачных моментов для съемок так: группа богомольцев, с которой он обходил святыни, остановилась возле субургана, культовой постройки в честь знаменитого ламы. Того, по преданию, одолел дух апоплексического удара, и паломники верили, что человек, обошедший вокруг сооружения 108 раз, станет неуязвим для данного недуга. «Во время нашего посещения было много круговращающихся, к числу которых примкнули и мои два спутника. Я же, скрываясь от своих спутников и посторонних, сделал снимок субургана».
Потала, вид с юга на главный вход во дворец (фото О. Норзунова)
Оба россиянина вернулись из путешествий невредимыми и привезли сокровище — уникальные фотографии столицы и окрестностей. Звание первого в истории фотографа Лхасы у Норзунова и Цыбикова «отобрал» некий «член непальской дружественной миссии», чей снимок дворца далай-ламы, сделанный за несколько лет до их экспедиций, напечатал в 1901 году лондонский The Geographical Journal. Однако Норзунов и Цыбиков показали Европе лхасский дворец со всех сторон, пейзажи города и окрестностей, монастыри, даже жителей. Это была сенсация. ИРГО выпустило в конце 1903 года альбом с их снимками, а в 1905-м в Урге (современный Улан-Батор. — Прим. «Вокруг света») Цыбиков вручил его далай-ламе XIII. К тому времени смелые фотографы могли не бояться кары за дерзость: летом 1904 года с неприкосновенностью Лхасы покончил вторгшийся туда британский военный отряд.
Альбом Далай-ламе понравился.
Цыбиков рассказывал о реке Кичу, на которой стоит Лхаса: «В литературе носит чаще название Чжи-Чу. — «счастливая река», но в разговоре чаще называют ее Уй-Чу — «срединная, центральная река» (фото О. Норзунова)
История с фотографией. Революционный формат.
Легенда и жизнь. Строительство рая.
Далай-лама считается земным воплощением бодхисатвы Авалокитешвары, поэтому его дворец назван Потала в честь горы Поталака, мифического рая для бодхисатв. По мнению Гомбожаба Цыбикова, Потала была самым значительным зданием во всем Тибете. Величественный дворец на холме, возвышающийся над Лхасой, в длину достигает 360 метров, в нем больше тысячи комнат. Главное здание построили в XVII веке при далай-ламе V по прозвищу Великий Пятый, со времен которого буддийские первосвященники стали полновластными лидерами Тибета. По преданию, дворец возводили 30 лет, рабочие изнемогали от непосильного труда, и тогда далай-лама сложил для них песню, чтобы, видимо, строить и жить помогала. Песню, по словам Цыбикова, чернорабочие пели и в его время.
Великий Пятый умер до окончания работ, «почему правитель дел и приближенный сотрудник его Санчжяй-чжямцо скрывал от народа смерть своего патрона в течение 16 лет, будто бы только с тою целью, чтобы тибетцы, потеряв влиятельнейшего своего главу, не бросили бы постройки, которая требовала больших затрат и труда». На самом деле советник выжидал, когда вырастет и сможет проводить активную политику далай-лама VI: по тибетской традиции сан перешел следующему воплощению усопшего — новорожденному младенцу.
Фото: Архив Русского географического общества
Продолжение как всегда следует.
👁 Отель как всегда бронируем на букинге? На свете не только Букинг существует (🙈 за конский процент с отелей - платим мы!) я давно практикую Румгуру, реально выгодней 💰💰 Букинга.
👁 Знаешь Трипстер ? 🐒 это эволюция городских экскурсий. Вип-гид - горожанин, покажет самые необычные места и расскажет городские легенды, пробовал, это огонь 🚀! Цены от 600 р. - точно порадуют 🤑
👁 Луший поисковик Рунета - Яндекс ❤ начал продавать авиа авиа-билеты! 🤷
Об экспедиции в Лхасу (Тибет) 1925 года.
Осенью 1923 года по предложению Дзержинского Блюмкин вернулся сотрудником Иностранного отдела ОГПУ (cm.). Одновременно введён в Коминтерн для конспиративной работы. По заданию председателя Коминтерна Г. Зиновьева в связи с назреванием революции в Германии был командирован туда для инструктирования и снабжения оружием немецких революционеров.
В 1926 году Блюмкин направлен представителем ОГПУ и Главным инструктором по государственной безопасности Монгольской республики. Выполнял спецзадания в Китае, Тибете и Индии. В 1927 отозван в Москву в связи с трениями с монгольским руководством и дезертирством начальника Восточного сектора ИНО Георгия Агабекова. Бежав на Запад Агабеков рассекретил сведения о деятельности Блюмкина в Монголии.
Первоначально Блюмкин выступал под легендой монгольского ламы, а по прибытии в Леху (столица кн. Ладакх) был разоблачен. От ареста и депортации его спас мандат, выданной ему за подписью тов. Дзержинского с обращением к Далай ламе, встречи с которым он ожидал в течение трех месяцев.
Из доклада Блюмкина следует, что в январе 1926 года во дворце в Лхасе его принял Далай лама 13-й, который воспринял послание тов. Дзержинского как добрый знак, а далее, по приглашению правительства Тибета он, Блюмкин становится важным гостем. Тибетские монахи рассказали ему некоторые тайны, хранящиеся в глубоком подземелье под дворцом Потала.
Для совершения экспедиции Блюмкину были выделены 100 тысяч золотых рублей царской монетой. Однако, его маршрут был не продуман, использована легенда прикрытия, не соответствующая целям экспедиции, ставшая угрозой ее срыва из-за ареста и возможной депортации.
Указанная информация о Тибете, известная нам, стала достоянием германских и японских военных властей в результате нескольких зарубежных поездок Блюмкина за кордон весной и летом 1929 года, после которых Блюмкин пытался осуществить бегство из СССР со своей сожительницей.
Информация, которую сообщил в своем рапорте тов. Савельев, возвратившийся из Германии, целиком и полностью совпадает с той, что сообщал Блюмкин по возвращении из Тибета.
При планировании новой экспедиции считаю целесообразным предложить предать ей официальный статус, а тов. Савельева снабдить соответствующими верительными грамотами и делегировать ему достаточные полномочия, чтобы он мог от лица советского правительства обсуждать любые вопросы с властями Тибета, в том числе и вопросы военно-экономического характера.
В качестве маршрута предлагал бы избрать путь: самолетом от Москвы-Ташкент-Сталинабад. От Сталинабада машинами до государственной границы СССР в р-не пер. Каши (Китай), что составляет протяженность трассы примерно 760 км., а далее автомобильными и проселочными дорогами, которыми соединены населенные пункты вдоль Гималаев до Лхаса, с информированием властей Великобритании, Китая о продвижении государственно-исследовательской партии в Тибет.
При этом необходимо Ваше указание о выделении следующего транспорта: 3-х грзовых а/м ГАЗ-АА, 3-х а/м Пикап ГАЗ-4 и 3-х сан.автобусов.
По численности экспедиции полагал бы остановиться на следующем составе:
Лхаса
в контакты С нами с 13 июл 2011О первых российских посетителях Лхасы
Первые фотографии Лхасы
Тибет и сейчас остается землей, куда не так-то просто попасть, но были времена, когда Страна Снегов была вообще запретной землей для иностранцев – и лишь немногим удавалось проникнуть в Лхасу и увидеть ее своими глазами.
В условиях, когда нарушение запрета могло караться смертью, отважные исследователи все равно стремились к новым открытиям. Среди них были и представители Российской Империи. Кстати, именно им принадлежат первые опубликованные фотографии Лхасы.
Востоковед Гомбожаб Цыбиков, бурят по происхождению, отправился в Лхасу в 1899 году под видом монгольского паломника и прожил здесь три года, ведя тайные записи и производя фотосъемку: аппаратуру он прятал внутри молитвенного барабана.
Одновременно с ним в Лхасу приехал калмык Овше Норзунов, ставший автором первых опубликованных фотографий Лхасы. Овше приехал в Лхасу посланником. Всего он совершил несколько поездок в Лхасу, будучи помощником Агвана Доржиева. Фотографии Овше и Гомбожаба стали первыми фотоснимками Лхасы, которые увидели свет.
С этими фотографиями связана еще одна любопытная история: в 1905 году они были опубликованы в журнале «National Geographic», и благодаря им он приобрел тот вид, что имеет сейчас. Изначально созданный в 1888 году журнал был больше научным, с малым количеством иллюстраций. К 1905 году издание почти разорилось и было на грани банкротства.
Овше Норзунов и Гомбожав Цыбиков безвозмездно передали журналу свои фотографии Тибета и издатели решили рискнуть – посвятить картинкам большую часть разворотов. После огромного успеха этой публикации «National Geographic» приобрел свой фирменный стиль, присущий ему и сейчас: много визуального материала и научно-популярные заметки.
Читайте также: