Когда берлин поляки брали
И я с моими тремя товарищами - офицерами, у меня в лесном доме, около большого барского имения остался ждать прихода немцев.
В ту же ночь начались крестьянские волнения. Окрестные помещики бежали. Крестьяне - из них многие в польской форме - вооруженные винтовками, выставили караулы. Утром образовалось что-то вроде революционного комитета. Но никаких грабежей не было. Не было их и вообще в нашем районе. Боялись ли большевики близко стоящих немцев и не посылали своих агитаторов или восторжествовало здоровое чувство у крестьян, но все "эксцессы" ограничились арестом нескольких полицейских и войта (волостной старшина), причем войта вскоре отпустили на поруки, а над полицейскими сжалились и дали им вскоре бежать. Ходили самые противоречивые слухи: одни "видели" в двух километрах немецкие танки, другие - советские войска. Над нами же продолжали на поразительно низкой высоте кружиться германские самолеты. Где-то стрекотали пулеметы.
После обеда прокрались к моему дому два польских офицера, переодетые в крестьянское платье, один из них легко раненый. Я сейчас же накормил их и уложил спать в своей комнате. Польский капитан и поручик, оба артиллеристы, рассказывали о том, как неожиданно быстро подоспели германские моторизованные части, как их отряд оказался отрезанным от всего мира, как растерялось высшее командование. Я поразился силе той ненависти, которую эти два несчастных офицера проявили к своему правительству и главному командованию. В конце разговора офицер зарыдал и с ним началась истерика. Чтобы их не волновать, я ничего им не сказал о большевиках. Да и сам я был уверен в том, что немцы будут через несколько часов. Силы же моих двух гостей были в конец подорваны, они не ели и не спали двое суток. И куда они могли идти.
Надо вам сказать, что мой дом находился на лесном шоссе, имевшем важное значение в этом крае, не на самом шоссе, а вблизи его и к нему шла уже проселочная дорога.
Когда отряд дошел до того места, где от шоссе отходит наша тропинка, пеший человек отделился и побежал по напралению к нам: я сразу же узнал в нем одного из знакомых крестьян, который полчаса тому назад был у нас. Отряд стал медленно заворачивать к нам.
На лице крестьянина было написано счастье. Задыхаясь, он шепнул нам: "Наши, наши! Сразу сказали, что пришли освобождать и установят нашу власть. Я им сказал, что лесничий - наш, хороший человек, русский. Что офицер, не сказывал". Через несколько мгновений отряд остановился: "Слезай!" И молодой офицер с тремя квадратами соскочил у самого крыльца.
- "Здравствуйте, гражданин лесничий. Я - старший лейтенант Н. Рабоче-Крестьянской армии. Мне надо с моим отрядом осмотреть лес. Скоро пройдут наши танки. Мы захватили Волковысск с другой стороны и сами не ожидали, что так быстро, а сейчас приходится подтягиваться и очищать леса от бандитов".
- "Здравствуйте, старший лейтенант. Моя фамилия - Х. и со мной несколько моих товарищей, которые остановились у меня по дороге из-за творящейся неурядицы. Не зайдете ли выпить пива и квасу, которого у меня хватит для всех ваших всадников".
- "Если Вы с нами выпьете, то пожалуй не откажемся. Только мы уж не будем Вас долго задерживать и беспокоить, да и много нас" Мои два приятеля сбегали в погреб за квасом, которого у меня имелось большое количество, а я все-таки настоял, чтобы лейтенант и два его старших (один - с одним квадратом, другой - ст. унтер-офицер - три треугольника) зашли в дом.
Когда первая бутылка квасу была осушена и ст. лейтенант тщательно распросил меня об окрестности, отмечая что-то в своей походной книжке, я открыл вторую бутылку. - "Выпьем теперь за Россию!" - сказал я. Все встали. "За Россию и советскую власть", - поправил лейтенант.
"Советскую власть здесь никто еще не знает, - сказал я, - но земли это русские и благоденствовали при старой России. Когда-нибудь все, что сейчас происходит, забудется и останется вечная Россия".
"Так и мы думаем, товарищ. Но только советская власть, а не цари, возвращают эти земли русскому народу".
"Нас встречают всюду с радостью, - добавил другой командир, - и мы знаем, что оправдаем эти надежды. Советская власть несет на своих знаменах радость и избавление".
- Ну а как же с немцами?
- А у нас договор с ними, они воюют с поляками и русских областей не трогают.
- Но ведь они в Белостоке.
- Это на время. Они все эти края очистят. До Варшавы.
- Мы занимаем все до Варшавы, но из польских земель потом будет создана народная Польша. Но, товарищ, нам некогда, спасибо за гостеприимство и спокойно ждите советскую власть.
Мы проводили их. Я бросил взгляд на красноармейцев. Те же русские лица, хорошая выправка, одеты совсем по-летнему, хотя уже прохладно, но держатся хорошо. Хором благодарят за пиво и квас. Офицеры отчетливо любезны, козыряют на прощание. Офицер произвел на меня впечатление совершенно воспитанного человека. Короткая команда и отряд двинулся в путь. Скоро он скрылся.
Польские гости мои были совершенно подавлены. В ту же ночь они пешком ушли по направлению к Вильне, в котором, по слухам, оставался польский гарнизон. Сдаваться немцам они не хотели, предпочитая остаться в красной полосе в случае неудачи их попытки и предполагали, что в случае наступления (во что они твердо верили) союзников, сопротивление можно организовать гораздо легче здесь. Несмотря на мои отговоры, они не сомневались, что союзный флот проник в Балтийское море и. высадит десант почему-то в Латвии и Литве и оттуда начнет действия против немцев. Не обвиняйте меня в том, что пишу о том, что сейчас кажется смешным [в декабре 1939 г. - В.Д.], но хочу этим показать, как несчастные поляки заблуждались и как мало были подготовлены к событиям.
На рассвете прошел отряд советских танков, производивших внушительное впечатление. Всю ночь мы не спали, сжигая все, что можно и нужно было сжечь, и готовясь к самому худшему.
На следующий день пришли вести. Красная армия ведет себя вполе миролюбиво по отношению к местным жителям. Никаких бесчинств, всюду порядок, даже отношение к пленным полякам вполне приличное. Но власть в городах передается в руки самых худших элементов: политические преступники, неблагонадежные при польской власти, озлобленные молодые еврейчики - подмастерья. В городах начались издевательства над интеллигенцией. Из Новогрудка пришли уже достоверные вести о том, что вслед за прошедшими через город частями красной армии прибыли политические комиссары, начавшие выловление всех "подозрительных". Все это вместе взятое заставило нас принять решение немедленно покинуть наше насиженное место. Под Белостоком нас задержала красноармейская застава, которая не пропустила нас к немцам и заявила, что без проходного свидетельства, выданного советским комендантом, никого не пропускают. Было бы долго рассказывать эпопею наших блужданий в течение нескольких дней, стремление пробраться к немцам, полную неудачу этой попытки. Приходилось сталкиваться с красноармейскими отрядами: исполнительные дисциплинированные русские парни, любезные всегда командиры, но полный отказ нас пропустить. Оказались мы в Белостоке уже после окончательного занятия города красными и после отхода германских войск, что для нас было совершенно неожиданно.
Белосток сравнительно мало пострадал от войны. В городе было оживление, магазины все были открыты. Красные командиры и красноармейцы толпами ходили по улицам, рассматривали витрины, закупали всевозможные вещи. В городе всю власть захватили молодые люди из еврейских приказчиков, была полная неразбериха. Польскую полицию заменила рабочая гвардия, состоявшая исключительно из еврейской молодежи. Не проходило и дня, чтобы не проводили толпами по городу польских офицеров, полицейских и чиновников. Никаких внешних бесчинств я не наблюдал и во имя объективности еще раз должен подчеркнуть, что красноармейские части вели себя дисциплинированно и, видимо, расположили в свою пользу население. Белосток находился, правда, в особенно удачном положении. Немцы, занявшие город раньше, разрешили всем желающим уехать в германскую часть Польши. Конечно, этому разрешению последовали все бывшие офицеры, польская интеллигенция, священники, окрестные помещики. Никаких "нежелательных" с точки зрения большевиков элементов не оставалосью Большевики широко развернули рекламу. Весь город был оклеен пропагандными плакатами, портретами СТАЛИНА, всевозможными посулами. Были организованы митинги (на которых, кстати, происходил конфуз с некоторыми казенными ораторами, говорившими на искусственном белорусском языке: их решительно никто не понимал). Устраивались бесплатные зрелища в кинематографах: фильмы "ЧАПАЕВ", "Мы из Кронштадта", на улицах были установлены громкоговорители, которыми передавались речи и радиохроника из Москвы и Минска.
Несомненный подъем был в деревнях: посулы большевиков, раздел земли, многие первоначальные популярные меры содействовали привлечению сердец крестьян к большевикам. Частная торговля во имя пропагандной цели пока не запрещалась. Велась широкая подготовка к выборам в учредительное собрание Западной Белоруссии.
В деревнях и лесах без остановки происходили облавы с целью вылавливания польских военных. Как с ними поступали, в случае сопротивления, можно себе представить, но если польские офицеры и солдаты сдавались добровольно отрядам красной армии, их отправляли в концентрационные лагеря вглубь России.
Насколько я мог заключить, красная армия несомненно переживала патриотический подъем, скрываемый за казенными словами пропаганды. С другой стороны, несомненно, жизнь в городах, частная торговля, внешний облик жителей, их одежда, производили на красноармейцев большое впечатление и, надо думать, что, сравнивая все наблюдаемое здесь, с советским бытом, они выводили какие-то заключения, невыгодные для Советского союза. Но еще раз подчеркиваю, что меня поразила дисциплина и выдержанность красноармейцев, лишавшие всякой возможности войти с ними в откровенные беседы.
Мое мнение, что красная армия несомненно подтянулась, является послушным орудием в руках своего командования и стала прежней "молчальницей". Все же слухи, приходившие из других мест, говорили за то, что гражданские большевицкие власти являются главными и безжалостными насадителями коммунизма. И после первых недель "медового месяца" население уже начинает чувствовать весь абсурд и гибельность советского режима.
Не могу сейчас описывать, как мне с моим товарищем удалось выбраться из "осчастливленной" советами восточной Польши. Но когда между границей и мной оказались иностранные солдаты и я оказался в "некоем царстве" и началась для меня новая эмиграция, два чувства боролись у меня: радость избавления от "модернизированного", но старого и заклятого врага и другое - резкая боль от того, что вновь приходится бежать в неизвестность от своих же русских людей, среди которых есть тысячи и тысячи совершенно неповинных в том, что их отцы допустили разгром своей Родины, дорогим именем которой бесчестно и подло спекулирует Третий Интернационал.
Когда Берлин поляки брали
Сказки сентябрьской кампании заставили миллионы поляков поверить в прорыв Западного фронта, в бомбардировку Берлина и других немецких городов, в успехи польской кавалерии, в совершенно другую войну. Она заставила поляков сражаться с верой в победу, в то время как война неизбежно вела к поражению.
Таким образом, люди знали ровно столько, сколько могли прочитать в прессе или услышать по радио. Картина войны, исходящая из этих источников, является полностью забытым и, возможно, чрезвычайно важным образом сентября 1939-го. Понятно, что важно было моральное состояние воюющего народа. Но одновременно страшно подумать, что было бы, если бы они знали, что всё потеряно, с самого начала.
2 сентября
Уже в первый день войны в официальном коммюнике Верховного командования, опубликованном в прессе, сообщалось, что Польша потеряла всего два самолета. В то же время сообщалось, что воздушное пространство Германии контролируют ВВС Англии. Краковская газета «Темпо Дня» 2 сентября сообщала:
В ответ на вероломную атаку немецкой авиации на города Польши польские летчики бомбили Берлин и Гданьск.Из коммюнике Верховного командования от 2 сентября, в котором сообщалось, что поляки потеряли всего 12 самолетов за два дня, можно было сделать вывод, что польские потери в походе на Берлин были относительно небольшими. Победа Польши в воздухе над Данцигом была тем более ценной, потому что, как сообщала в тот день пресса, «гауляйтер Форстер объявил о присоединении Гданьска к Рейху».
6 сентября
«Экспресс Поранны» от 6 сентября, подтвердив эту очень благоприятную для Польши новость, дополнил её информацией о налете польских бомбардировщиков на Берлин. По понятным причинам никаких подробностей не сообщалось, но Польскому радио удалось установить, что «все наши самолеты в количестве 30 вернулись на авиабазы целыми и невредимыми».
Если кто-то маловерный сомневался в развитии событий, которые были бы успешными для Польши, то он должен был поверить Стефану Стажинскому, героическому гражданскому уполномоченному обороны Варшавы, который 9 сентября 1939 года в одном из исторических обращений к общественности говорил:
Германия, желая защитить себя на западе, должна вывести свои войска с нашего фронта, чтобы перебросить их на англо-французский фронт. Они уже перебросили шесть дивизий, многие бомбардировочные эскадрильи и бронетанковые части на Западный фронт.Неделю спустя выяснилось, что ни одного солдата на англо-французский фронт никто не перебросил и никакого фронта, кроме трагического польского фронта, нет. Когда же советские части перешли границы Польши, никто даже не пытался создать фронт на востоке, а правительство просто уехало за границу.
Итак, рассчитывая на торжественные заверения англичан и французов, застряв в невежестве и заблуждении, что армия маршала Смиглого-Рыдза является полностью современной армией – что повторялось как мантра перед войной – поляки жили иллюзией. Когда под грохот бомб, падающих на польские города, они покупали газеты в киосках, они читали не только о все еще защищающемся Вестерплятте, но и о том, что союзники боролись «за нашу и вашу свободу», как и положено союзникам, и о том, что Италия Муссолини отказала Гитлеру. И даже о том, что опальный диктатор, словно новый Наполеон Бонапарт, якобы укрылся на острове Эльба. То есть война уже тогда была выиграна?
Сейчас сложно оценить, принесла ли эта пропаганда своим руководителям ожидаемую пользу? Были ли подразделения, которые, веря в успехи на других фронтах, сражались с большим рвением и решимостью? А гражданское население разве от этого становилось более дисциплинированным?
С другой стороны, можно, без всякого сомнения, предположить, что во многих случаях лживая пропаганда приносила только убытки и неприятности.
К 3 сентября приграничное сражение было проиграно и немецкие танковые группы двинулись на Варшаву. Идея «молниеносной войны» справляла свой триумф именно в Польше. Немцы, замыкая разбитые части в так называемые «котлы», опередили польские попытки создать 4–5 сентября новый оборонительный рубеж на линии рек Варты и Видавки и 6 сентября под Томашoвом Мазовецким разгромили единственную польскую резервную армию.
В тот день несколько высокопоставленных офицеров вместе с генералом Казимиром Соснковским и полковником Тадеушем Томашевским, утверждая, что «завтра загремят пушки посреди города», потребовали сказать полякам правду. Имелись опасения, что в Варшаве, «живущей за гранью реальности», может возникнуть паника и неконтролируемое поведение. Назначение информировать Польшу об истинном ходе боевых действий было отдано полковнику Роману Умястовскому.
Умястовский был опытным линейным командиром, одним из немногих высших польских офицеров с дипломом окончания высшей военной школы. До войны он был командиром 37-го пехотного полка в Кутно, человеком большого ума и значительного литературного творчества, меценатом культуры и, что немаловажно, человеком предельной честности. Возможно, именно этим он был обязан своему неожиданному и нежелательному назначению руководить отделом пропаганды при штабе главкома. Его голос в эфире Польского радио в первые дни сентября напомнил:
Солдаты, стреляйте медленно, каждый выстрел должен быть точным. Стреляйте без спешки.Первым делом Умястовский встретился с маршалом Эдвардом Смиглым-Рыдзом и сообщил ему о стихийной, беспорядочной эвакуации людей из районов боевых действий. По его оценке в Варшаву нахлынуло от 150 до 200 тысяч человек, готовых воевать, осаждающих военные учреждения.
Главнокомандующий знал об этом и ответил: теперь они должны перейти Вислу, а то и дальше на восток. Надо сказать им – винтовок нет, но вы держитесь.И случилось то, что должно было случиться при таких обстоятельствах. После недели промывания мозгов лживой пропагандой обманутые люди запаниковали. В ту ночь Варшаву покинуло от 200 до 300 тысяч человек. Они ринулись неорганизованно и бесцельно на восток, в неизвестность, под бомбы люфтваффе и под гусеницы немецких танков. Начинался сентябрьский апокалипсис Варшавы.
Историки несправедливо обвинили в этом трагическом эпизоде полковника Умястовского. На самом деле, прежде всего, виноват лживый миф о силе, сплоченности и готовности, упорно поддерживаемый сентябрьскими измышлениями даже тогда, когда правительство и высшие государственные органы бежали из Варшавы по направлению к румынской границе.
10 сентября
В воскресенье 10 сентября, в уже осажденной Варшаве, «Курьер Варшавский» в черной рамке в первой колонке опубликовал некролог защитникам Вестерплатте:
Памяти героев Вестерплатте. В восьмой день польско-немецкой войны, 8 сентября этого года, в 11 часов 40 минут[/i] утра, после невероятно героической битвы, последние солдаты гарнизона Вестерплатте погибли на боевых позициях, защищая польскую Балтику.Это была очередная сентябрьская сказка.
И даже не потому, что неверно указана дата капитуляции – 7 сентября. Смысл этой лжи в том, что смерть более 200 защитников (на самом деле только 15 солдат) Вестерплатте должна была вызвать ярость продолжающих сражающихся поляков и желание нанести ответный удар. Константы Ильдефонс Галчинский, поверив, как и вся Польша, в эту сказку, написал трогательное стихотворение:
Когда заполыхали дни,
Огнем войны объяты,
Шеренгами на небо шли
Солдаты Вестерплатте.
Лишь спустя многие годы выяснилось, что легендарная история защиты Вестерплатте нуждается в существенной корректировке.
По последним данным историков, на второй день обороны командующий польским форпостом майор Генрих Сухарский решил капитулировать. Сложно сказать почему. Историки, как и офицеры Вестерплатте, подозревали нервный срыв. Майор Сухарский распорядился сжечь секретные документы и шифровальные книги, а затем намеревался сдать Вестерплатте. Его приказам воспротивились офицеры. Коменданта связали и изолировали от солдат в подвале. Командование перешло к его заместителю по линейным делам, капитану Франчишку Домбровскому. Эта нашумевшая и, как выяснилось, тоже скандальная история занимает чрезвычайно важное место в контексте сентябрьской лжи.
Возможно, дело в том, что Сухарский осознал бессмысленность защиты более 24 часов польского клочка земли посреди немецкой стихии. Он не мог рассчитывать ни на какую помощь, не мог знать, что после первого штурма немцы решат атаковать только через неделю (известные из литературы ежедневные кровавые сражения это еще одна сентябрьская сказка).
И все же он столкнулся с бунтом своего подразделения. Почему?
Что ж, возможно, что, услышав по радио 2 сентября, что поляки бомбили Берлин, а английский десант высадился недалеко от Гдыни, гарнизон Вестерплатте решил продолжить бой. Даже вопреки приказу командира. Ибо кто капитулирует перед очевидной неминуемой победой?
Когда они капитулировали 7 сентября, в ожидании решающего штурма немцев на Вестерплатте, они уже знали, что их обманули. Английской высадки не было. В Германии не было прорыва линии Зигфрида, не было восстания против Гитлера.
Но в остальной Польше всё оставалось без изменений.
12 сентября
Из газеты «Хвыля», например, можно было узнать, что на Западном фронте «немцы в панике бегут». Сообщалось, что французы прорвали линию Зигфрида и постоянно продвигаются вперед; противник отчаянно пытался сопротивляться. Правда, 7 сентября французы начали свое наступление на западе в ограниченном масштабе, но ворвались на территорию противника всего на 20 километров, а затем, стоя перед главной линией укреплений, остановили атаку. И 12 сентября союзники на конференции в Аббевиле решили, что дальнейших атак не будет.
Зато польская пресса на страницах своих газет смело компенсировала бездействие союзников на суше, море и в воздухе, объявляя всем и всякому, что честь – высшая ценность не только для поляков. Не только французы били немцев, но и могущественный британский флот добился первых успехов. Более того, 30 польских бомбардировщиков поднялись в небо над столицей Германии. Якобы готовились к войне в Южной Америке. Даже на Ближнем Востоке – они это совершенно точно знали – должны были взяться за оружие, а 100-тысячная еврейская армия в Палестине стоит рядом с Англией, чтобы бороться с нацистским варварством.
Чем хуже шли дела на полях сражений, тем лучше они шли на страницах газет.
«Экспресс Поранны» вещал, что польская кавалерия вошла в Восточную Пруссию, а британские летчики уничтожили немецкие военно-морские базы. «Немцы попали из огня в полымя», сообщала газета. А «Дзенник Польский» от 10 сентября пугал Гитлера шестимиллионной (!) польской армией, которая в любой момент – конечно, после мобилизации – может атаковать Третий рейх одновременно с сильной французской армией.
13 сентября
На следующий день после конференции в Аббевиле, вечерний «Час» от 13 сентября на первой полосе писал, что импульс немецкого наступления в Польше был остановлен – уже почти две недели «французы продвигались вперед», а у немцев кончилось авиационное топливо. Вдобавок – немецкие города сильно пострадали от налетов французской и британской авиации. Окончательное торжество было близко!
14 сентября
18 сентября
Даже 18 сентября газеты писали о дальнейших успехах на фронте.
Объединенный польско-английский флот должен был выиграть «великую битву» под Гдыней, а летчики из Франции и Великобритании уже захватили польское небо. Более того, как можно было прочитать, немцы коварно распространяли «слухи» о якобы побеге польского правительства из раздираемой войной страны, а на самом деле Красная Армия вступила в войну плечом к плечу с Войском Польским.
Фактически 17 сентября границу с Румынией пересекли, среди прочих, президент Игнацы Мощчицкий, премьер-министр Фелициан Складковский-Славой и, конечно, маршал Смиглый-Рыдз. За то, что он оставил сражающихся солдат, на него впоследствии обрушилась лавина критики, но в сентябре 1939-го только «Экспресс Поранны» прокомментировал этот прискорбный факт негодующим заголовком:
«Нас обманули!»Остался только вопрос, является ли героизм солдата, обманутого его командирами, героизмом?
И, возможно, та сентябрьская ложь всё же стала уроком для тех, кто знает историю и понимает, что свой народ нельзя обманывать даже во благо.
Источники и литература:
R. Umiastowski. Dziennik wojenny 18 IX 1939 – 19 IX 1945, Wydawnictwo DiG, 2009.
F. Kłaput. Wspomnienia kaprala z września 1939. Wydawnictwo Literackie, 1983.
Текст Песни о солдатах с Вестерплатте приведен по изданию: Я. Пшимановский. Четыре танкиста и собака. Воениздат, 1970.
When the Poles took Berlin
The tales of the September campaign made millions of Poles believe in the breakthrough of the Western Front, in the bombing of Berlin and other German cities, in the successes of the Polish cavalry, in a completely different war. She forced the Poles to fight with faith in victory, while the war inevitably led to defeat.
“The enemy, wishing to break our moral resistance, tries to spread false newsportraying the situation in the darkest colors ",- said in the military messages of the Polish radio.
Thus, people knew as much as they could read in the press or hear on the radio. The picture of the war emanating from these sources is a completely forgotten and perhaps extremely important image of September 1939. It is clear that the morale of the belligerent people was important. But at the same time it is scary to think what would happen if they knew that everything was lost from the very beginning.
on September 2
Already on the first day of the war, the official communiqué of the High Command, published in the press, reported that Poland had lost only two aircraft. At the same time, it was reported that the airspace of Germany was controlled by the British Air Force. Krakow newspaper "Tempo of the Day" September 2 reported:
In response to the treacherous attack by the German aviation on the cities of Poland, Polish pilots bombed Berlin and Gdansk.From the September 2 communiqué of the High Command, which reported that the Poles had lost only 12 aircraft in two days, it could be concluded that the Polish losses in the campaign to Berlin were relatively small. Poland's airborne victory over Danzig was all the more valuable because, as the press reported that day, "Gauleiter Forster announced the annexation of Gdansk to the Reich".
The announcements the next day were dominated by news of the entry of England and France into the war. The enthusiasm of the crowd in front of the British Embassy in Warsaw seemed to have no end. The Polish press reported on a "united front of freedom against German barbarism." The very next day, in an official radio broadcast, it was announced that the French army had broken through the German front in seven places and was advancing deep into Germany.
on September 6
"Express Poranny" of September 6, confirming this very favorable news for Poland, supplemented it with information about the raid of Polish bombers on Berlin. For obvious reasons, no details were reported, but Polish Radio was able to establish that "All our planes in the amount of 30 returned to the airbases safe and sound".
If someone of little faith doubted the development of events that would be successful for Poland, then he had to believe Stefan Stazhinsky, the heroic civilian commissioner for the defense of Warsaw, who on September 9, 1939 in one of the historical appeals to the public said:
Germany, wishing to defend itself in the west, must withdraw its troops from our front in order to transfer them to the Anglo-French front. They have already transferred six divisions, many bomber squadrons and armored units to the Western Front.A week later, it turned out that no one had transferred a single soldier to the Anglo-French front, and there was no front, except for the tragic Polish front. When the Soviet units crossed the borders of Poland, no one even tried to create a front in the east, and the government simply went abroad.
So, counting on the solemn assurances of the British and French, stuck in ignorance and delusion that the army of Marshal Smigly Rydz is a completely modern army - which was repeated like a mantra before the war - the Poles lived an illusion. When, amid the roar of bombs falling on Polish cities, they bought newspapers from newsstands, they read not only about the still defending Westerplatte, but also that the Allies fought "for our and your freedom", as it should be for the Allies, and that that Mussolini's Italy refused to Hitler. And even that the disgraced dictator, like the new Napoleon Bonaparte, allegedly took refuge on the island of Elba. That is, the war was already won then?
Now it is difficult to assess whether this propaganda has brought the expected benefits to their leaders? Were there units that, believing in success on other fronts, fought with great zeal and determination? Did the civilian population become more disciplined from this?
On the other hand, one can, without any doubt, assume that in many cases, false propaganda brought only losses and troubles.
By September 3, the border battle was lost and the German tank the groups moved to Warsaw. The idea of "lightning war" celebrated its triumph in Poland. The Germans, closing the defeated units in the so-called "cauldrons", outstripped the Polish attempts to create a new defensive line on the line of the Warta and Vidavka rivers on September 4–5, and on September 6, near Tomaszow Mazowiecki, defeated the only Polish reserve army.
On that day, several high-ranking officers, together with General Kazimir Sosnkovsky and Colonel Tadeusz Tomashevsky, arguing that "tomorrow the guns in the middle of the city will rumble", demanded to tell the Poles the truth. There were fears that panic and uncontrollable behavior could arise in Warsaw, “living beyond reality”. Colonel Roman Umyastovsky was assigned to inform Poland about the true course of hostilities.
Umyastovsky was an experienced line commander, one of the few top Polish officers with a diploma from a higher military school. Before the war, he was the commander of the 37th Infantry Regiment in Kutno, a man of great intelligence and significant literary creativity, a patron of culture and, importantly, a man of utmost honesty. Perhaps this was precisely what he owed to his unexpected and undesirable appointment as head of the propaganda department at the headquarters of the commander-in-chief. His voice on Polish Radio in the first days of September recalled:
Soldiers, shoot slowly, every shot must be accurate. Shoot without haste.First of all, Umyastovsky met with Marshal Edward Smigly-Rydz and informed him about the spontaneous, indiscriminate evacuation of people from the areas of hostilities. According to him, from 150 to 200 thousand people rushed to Warsaw, ready to fight, besieging military institutions.
The commander-in-chief knew about this and answered: now they must cross the Vistula, or even further to the east. I must tell them - there are no rifles, but you are holding on.Colonel Umyastovsky, honestly carrying out the order of his commander-in-chief, did just that. At about midnight on September 6, he announced over the microphones of Polish radio that the Germans would appear near Warsaw in the near future, and urged the inhabitants of the capital to actively participate in the construction of fortifications and barricades. At the same time, he announced that people capable of fighting should immediately leave the capital and head east, where they would be drafted into the army.
And something happened that should have happened under such circumstances. After a week of brainwashing with false propaganda, the deceived people panicked. From 200 to 300 thousand people left Warsaw that night. They rushed disorganized and aimlessly to the east, into the unknown, under the bombs Luftwaffe and under the tracks of German tanks. The September apocalypse of Warsaw began.
Historians unjustly blamed Colonel Umyastovsky for this tragic episode. In fact, first of all, the false myth of strength, cohesion and readiness, stubbornly supported by the September fabrications, is to blame, even when the government and the highest state bodies fled from Warsaw towards the Romanian border.
on September 10
On Sunday 10 September, in the already besieged Warsaw, "Courier Varshavsky" in a black box in the first column published an obituary for the defenders of Westerplatte:
In memory of the heroes of Westerplatte. On the eighth day of the Polish-German war, September 8 this year, at 11:40 am [/ i] in the morning, after an incredibly heroic battle, the last soldiers of the Westerplatte garrison died in combat positions, defending the Polish Baltic.It was another September fairy tale.
And not even because the date of surrender is incorrectly indicated - September 7. The implication of this lie is that the death of more than 200 defenders (actually only 15 soldiers) of Westerplatte should have sparked the ire of the continuing fighting Poles and the desire to strike back. Constants Ildefons Galczynski, believing, like the rest of Poland, in this fairy tale, wrote a touching poem:
When the days flared up
The fire of war is engulfed
They walked in ranks to the sky
Soldiers of Westerplatte.
It was only many years later that it became clear that the legendary history of the Westerplatte defense needed significant adjustments.
According to the latest data from historians, on the second day of the defense, the commander of the Polish outpost, Major Heinrich Sukharsky, decided to capitulate. It's hard to say why. Historians, like the officers of Westerplatte, suspected a nervous breakdown. Major Sukharsky ordered the burning of secret documents and code books, and then intended to hand over to Westerplatte. His orders were opposed by officers. The commandant was tied up and isolated from the soldiers in the basement. The command passed to his deputy for line affairs, Captain Franchisk Dombrowski. This sensational and, as it turned out, also scandalous story takes an extremely important place in the context of the September lie.
Perhaps the fact is that Sukharsky realized the pointlessness of protecting more than 24 hours of a Polish piece of land in the middle of the German elements. He could not count on any help, could not know that after the first assault the Germans would decide to attack only a week later (the daily bloody battles known from literature are another September tale).
And yet he was faced with a mutiny by his unit. Why?
Well, it is possible that, having heard on the radio on September 2 that the Poles were bombing Berlin, and the British troops landed near Gdynia, the Westerplatte garrison decided to continue the battle. Even against the orders of the commander. For who capitulates to the obvious imminent victory?
When they surrendered on September 7, in anticipation of the decisive assault by the Germans at Westerplatte, they already knew that they had been deceived. There was no English landing. In Germany there was no breakthrough of the Siegfried Line, there was no uprising against Hitler.
But in the rest of Poland, everything remained unchanged.
on September 12
From the newspaper "Khvylya"for example, one could find out that on the Western Front "the Germans are fleeing in panic." The French were reported to have broken through the Siegfried Line and were constantly advancing; the enemy tried desperately to resist. True, on September 7, the French launched their offensive in the west on a limited scale, but broke into enemy territory for only 20 kilometers, and then, standing in front of the main line of fortifications, stopped the attack. And on September 12, the Allies decided at a conference in Abbeville that there would be no further attacks.
On the other hand, the Polish press on the pages of its newspapers boldly compensated for the inaction of the allies on land, sea and in the air, declaring to everyone and everyone that honor is the highest value not only for Poles. Not only did the French beat the Germans, but the powerful British fleet also made its first strides. Moreover, 30 Polish bombers took to the skies over the German capital. Allegedly, they were preparing for a war in South America. Even in the Middle East - they knew it for sure - they had to take up weapon, 100-strong Jewish army in Palestine stands next to England to fight Nazi barbarism.
The worse things went on the battlefields, the better they went on the pages of the newspapers.
"Express Poranny" broadcast that the Polish cavalry entered East Prussia, and the British pilots destroyed the German naval bases. "The Germans fell out of the fire into the fire", the newspaper reported. BUT "Zennik Polish" from September 10, he frightened Hitler with a six million (!) Polish army, which at any moment - of course, after mobilization - could attack the Third Reich simultaneously with a strong French army.
on September 13
The day after the conference in Abbeville, evening "Hour" from September 13 on the front page wrote that the impulse of the German offensive in Poland was halted - for almost two weeks "the French were moving forward", and the Germans ran out of aviation fuel. In addition, German cities were badly hit by French and British air raids. The final celebration was near!
on September 14
From the same newspaper in the September 14 issue, readers could learn that Hitler failed the blitzkrieg, which causes great concern in the "den of the beast." The Germans take to the streets, demanding the trial of Hitler and his company, and Germany is engulfed in massive strikes. According to the German plan, on September 8, Warsaw was to be occupied, and on the 10th, Hitler was supposed to stand at the Warsaw Castle, as it was in Hradcany after the Czech occupation, reported "Hour". But I forgot to report that on September 14 the last center of organized resistance over the Bzura River died out.
on September 18
Even on September 18, the newspapers wrote about further successes at the front.
The combined Polish-British fleet was to win the "great battle" of Gdynia, and pilots from France and Great Britain had already captured the Polish skies. Moreover, as one could read, the Germans insidiously spread "rumors" about the alleged escape of the Polish government from the war-torn country, but in fact the Red Army entered the war shoulder to shoulder with the Polish Army.
In fact, on September 17, the border with Romania was crossed by, among others, President Ignacy Moschchitsky, Prime Minister Felitsian Skladkovsky-Slava and, of course, Marshal Smigly-Rydz. For the fact that he left the fighting soldiers, an avalanche of criticism subsequently fell upon him, but in September 1939 only "Express Poranny" commented on this unfortunate fact with an indignant headline:
"We were deceived!"The only question left is whether the heroism of the soldier deceived by his commanders is heroism?
And, perhaps, that September lie still became a lesson for those who know history and understand that their people cannot be deceived, even for the good.
R. Umiastowski. Dziennik wojenny 18 IX 1939 - 19 IX 1945, Wydawnictwo DiG, 2009.
F. Kłaput. Wspomnienia kaprala z września 1939. Wydawnictwo Literackie, 1983.
Text Songs of Westerplatte Soldiers cited from the publication: Ya. Pshimanovsky. Four troopers and a dog. Military Publishing, 1970.
Как Польша брала Берлин в 1939 г.(Ничего в этом мире не меняется)
Последняя статья о помощи СССР в восстановлении польской Экономики вызвала ряд комментариев со слезами о растерзанной Польше и героической борьбе АК.
Поэтому мы решили вновь опубликовать переработанные статьи о поведении польских политиков накануне войны. И о том насколько героически воевала Армия Крайова.
Интересно, но польские политики с завидной регулярностью и периодичностью вели Польшу к краху. С XVII века Польша как государство периодически раздувает непомерные амбиции, затем получает по зубам, от своих соседей. И только злые русские постоянно дарят ей государственность в том или ином виде.
Действия польских политиков в 1939 г. иначе как политическим кретинизмом не назовёшь.
Польша была готова вместе с Германией атаковать Советский Союз и разделить «шкуру русского медведя». Но при этом поляки совершенно не желали делать уступки за счёт территорий, которые они считали своими и становиться младшими партнёрами Германии.
Даже когда над Польшей нависла угроза войны с Германией, когда на её границах уже концентрировались ударные группировки Вермахта, польские дипломаты вели себя так, словно мозги свои они сдали на склад перед поступлением на дипслужбу.
12 августа 1939 года в Москве начались переговоры военных миссий СССР, Великобритании и Франции. Присутствовала на этих переговорах и четвёртая сторона - польская. Правда, европейские хозяева оставили им роль цепной болонки. Но всё же право тявкать она имела.
Интересно - глава французской делегации генерал Ж.Думенк имел полномочия только на ведение переговоров, но ничего подписывать права не имел.
Адмирал П.Дракс возглавлявший английскую делегацию прибыл вобще без каких-либо полномочий, но с чётким приказанием министра иностранных дел Великобритании Э.Галифакса «тянуть с переговорами возможно дольше».
С англичанами всё понятно, их задача была по возможности оттянуть, а в идеале сорвать советско – германские соглашения.
Глава советской делегации К. Ворошилов основным вопросом обозначил пропуск частей РККА через Польшу.
С такой постановкой согласились и французы, признавшие требования Кремля логичными и законными. Оно и понятно, французы прекрасно понимали, всю боевую мощь польского союзника и не очень желали остаться с немцами один на один. Но при этом они шли на поводу у англичан.
Оценивая советские предложения, член французской делегации А.Бофр заметил: «Трудно быть более конкретным и более ясным… Контраст между этой программой… и смутными абстракциями франко-английской платформы поразительный и показывает пропасть, которая отделяла две концепции… Советские аргументы были весомее… Наша позиция оставалась фальшивой…»
Пускай позиция англичан и французов была фальшивой. Польская - оказалась самоубийственной. В августе 1939 года, когда германские войска заканчивали сосредоточение у границ Второй Речи Посполитой, её правительство наотрез отказывалось принять военную помощь СССР. Именно польские представители, стараясь посильнее лизнуть своих английских хозяев, больше всех усердствовали в превращении совещаний в пустой трёп ни о чём. Мало того они этим ещё и потешались. В переписке 18 августа, посол Польши во Франции Лукасевич, выражая неподдельную радость, писал: «имеют место формальные заседания, бессодержательные и несущественные».
Более того – очевидно представители польской «элиты» не только болели антирусской шизофренией, но ещё и манией величия. Тот же Ю. Лукасевич 18 го же августа заявил министру иностранных дел Франции Ж. Бонне, что «не немцы, а поляки ворвутся вглубь Германии в первые же дни войны». Да и большинство польских военных мечтали о «марше на Берлин».
Чем этот цирк закончился - мы знаем. 1 сентября 1939 г. немецкие войска перешли государственную границу Польши. 28 сентября немцы заняли Варшаву, а 6 октября капитулировали последние подразделения польской армии. Польша стала генерал-губернаторством III рейха.
Как говориться: НАЗЛО КОНДУКТОРУ КУПЛЮ БИЛЕТ, ПОЙДУ ПЕШКОМ.
Не заладилось, с маршем на Берлин.
Что интересно, практически все участники этого Марлезонского
балета, с врагами великой Польши предпочитали сражаться из за границы и желательно из за моря. В том числе и Лукасевич. А спасала Польшу Красная Армия.
Читайте также: