Был полдень время отдыха в пути
Утро, день, вечер, ночь – существуют ли у них определенные часовые границы? Во сколько часов, с научной точки зрения, заканчивается ночь и начинается утро? Когда утро сменяет день и вечер?
Как было раньше?
До начала 1920-х годов в России существовал двенадцатичасовой формат времени. Исходя из уточняющих пометок к расписанию движения поездов, опубликованных в газетах того периода, можно сделать вывод, что раньше утро было принято начинать с 6 часов и заканчивать его в 11 часов. День длился с 12 до 5. Вечер – с 6 до 11, а ночь – с 12 до 5.
Кроме перечисленных времен суток в ходу были такие условные определения как затемно, рассвет, восход, полдень, пополудни, засветло, закат, сумерки, полночь и пополуночи.
Китайцы, японцы, корейцы и вьетнамцы, до установления европейских стандартов, делили сутки всего на 12 часов и разделяли их довольно поэтично.
Утро начиналось с 5.00 до 7.00 (в час Кролика). День – с 11.00 до 13.00 (в час Лошади). Вечер – с 17.00 до 19.00 (в час Петуха). Ночь – с 21.00 до 23.00 (в час Свиньи).
Индейцы майя делили сутки на 22 часа и только на день и ночь, день составлял 13 часов, ночь – 9 часов. В Древней Индии сутки длились 30 часов и делились на восход, сбор коров, полдень, послеполуденное время и закат.
К слову, сутки на планете не всегда составляли 24 часа. Из-за притяжения Луны, скорость вращения Земли постепенно уменьшается. В Юрский период (100 млн. лет назад) сутки составляли 23 часа, в Кембрийский период (500 млн. лет назад) – 20.5 часов, в Протерозое (1.3. млрд. лет назад) – 15 часов.
В среднем, за 100 лет сутки теряют по 2 миллисекунды времени.
Условные условности
На самом деле, чётких правил по делению суток не существует. В каждом регионе планеты, стране, культуре и даже отдельно взятой семье может быть собственный взгляд на часовые границы времени суток.
Тем не менее, существует некое общепринятое деление времени, которого придерживаются СМИ, официальные власти и большинство людей.
Так, принято считать, что утро продолжается с 4.00 до 11.00 включительно. День – с 12.00 до 16.00, вечер – с 17.00 до 23.00, ночь – с 0 до 3.00.
Николай Тихонов - Полдень в пути краткое содержание
Книга избранных произведений выдающегося советского поэта. В нее вошли произведения о России, о ее интернациональных связях и авторитете во всем мире.
История создания
Стихотворение было создано в конце 20-х годов 19 века. В 1836 году оно было опубликовано в журнале «Современник». Принято считать, что оно относится к мюнхенскому периоду творчества поэта, когда Ф. И. Тютчев находился под влиянием идей Шеллинга и Гейне.
Был полдень время отдыха в пути
– Батька-а! – закричал вдруг Миша во весь голос. – Знают ненцы, что о кольце надо в Москву заявлять?
– Что такое? – отозвался отец из своей комнаты. – Какие немцы? Про какое кольцо?
– Да не немцы, а ненцы. Если нашу казарку охотник, какой-нибудь ненец на Новой Земле, застрелит, – догадается он про кольцо заявить?
– А, ты вот о чем! Что ж, очень возможно, что и заявит. Северные охотники – народ очень приметливый и любознательный. О птице с кольцом на ноге быстро разнесется слух по всем становищам. Узнают, конечно, об этом и тамошние научные работники и дадут знать в Москву.
– Пожалуй, что и так, – согласился Миша. – Дельно было бы с Новой Земли известьице получить: дескать, кланяется вам белолобая казарка.
Миша поднял глаза от карты и задумчиво посмотрел в окно. Тут глаза его разом расширились от испуга: за окном валил снег, бушевала настоящая метель. Миша думал: «Ну, значит, конец теперь казарке. Зима вернулась. Куда птице деваться? Не прилетит же обратно в свою конуру?»
Миша пошел к отцу и рассказал ему о своих опасениях. Отец уверял, что еще ничего не известно, – может быть, там, где теперь казарка, и нет никакой метели. Может, там прекрасная погода. Да, в конце концов, не все же птицы гибнут, когда в пути их застает буран. Что за чепуха такая – воображать себе всякие ужасы!
– Нет, – сказал Миша твердо, – я знаю: маху мы дали. Нельзя было так рано выпускать казарку. Надо было настоящего тепла дождаться. Она у нас привыкла в тепле жить. Теперь погибнет от стужи. – И махнул рукой.
Шум стоит на Великом морском пути весной и осенью.
Дважды в год проносятся по нему густые толпы крылатых странников. Дважды в год они облетают четверть земного шара вслед за лучами яркого солнца. Одним своим концом Великий путь уперся в сумрачный Северный Ледовитый океан, другим – потерялся в цветущих странах жаркого экватора.
Ранней весной, едва горячие лучи солнца скользнут вниз по склону земного шара, борясь с мраком долгой северной зимы, ломая лед и освобождая воды, – бесчисленные стаи морских и прибрежных птиц поднимаются с теплых озер и морей Южной Европы и Африки. Бесконечной вереницей, каждая в свой черед, своим строем летят они вдоль берегов Африки и Пиренейского полуострова, Бискайским заливом, проливами, Северным и Балтийским морями.
Постепенно часть стай начинает отставать, сворачивает с Великого пути и широко разлетается в стороны, расселяясь по окружным озерам, рекам и топям. Но всё новые и новые стаи прибывают с юга. Там, где узкий Финский залив глубоко врезался в сушу, они поднимаются над лесом и летят почти беспрерывной цепью озер до холодного Белого моря и дальше, вдоль берега Ледовитого океана, до Новой Земли. Здесь последние стаи разбиваются на пары. Тут они строят гнезда, выводят маленьких пушистых птенцов.
Они спешат, потому что на севере лето коротко. Едва их птенцы подрастут и выучатся летать, птицы снова собираются в стаи, чтобы лететь на юг. Голод, надвигающийся вместе с мраком и холодом, гонит их за ускользающими лучами солнца. Настает осень, и еще более густые толпы крылатых странников покрывают собой Великий морской путь.
Долгий путь труден. Но беззаботная жизнь на плодородном юге быстро восстанавливает истощенные силы. Подходит пора: образ далекой родины встает перед изгнанниками, и вся роскошь юга бессильна удержать их на чужбине.
И вот, стая за стаей, – первыми те, что прилетели последними, последними те, что прилетели первыми, – птицы снова отправляются в путь на далекий север.
Лед уже растаял на Финском заливе. Последние льдины, застряв на камнях и мелях близ берега, еще белели среди серой глади моря. Они служили приютом для отдыха пролетных стай.
На одну из этих льдин опустилась и утомленная казарка.
Она только что рассталась со своими спутницами – утками. Утки остались кормиться у берега, а она полетела разыскивать свою родную стаю.
Место это было ей хорошо знакомо: как раз тут прошлой осенью она попалась охотнику, отделившись от своей стаи и запутавшись в рыболовной сети.
Но теперь диких гусей нигде кругом не было видно.
Был полдень – время отдыха на Пути. Лишь изредка проносилась вдали одиночная стая спешивших на кормежку птиц.
Основной мотив и образы стихотворения
Главный образ в этом произведении — природа, объятая дремотой. Всё застыло в покое: и река, и облака, и даже божество природы.
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Повести и рассказы
таки остается охотником когда надо, — добывает дичь и пушнину, а когда надо, — защищает колхозное добро от хищников зверей.
Так появляется образ колхозного охотника Сысой Сысоича, «сквозного» героя ряда рассказов. Это умный, с хитринкой, бывалый старик, отлично знающий лесную жизнь зверей и птиц, все их повадки и уловки. В нем всегда есть уверенность человека, который знает силу своего разума. Зверь или птица хитры, да только хитрость у них слепая, на то он и охотник, чтобы все их хитрости разгадать.
А рядом с ним другой охотник — горожанин из рассказа «Как дяденька Волов искал волков». Как не похож он на тех горожан, которые были выведены писателем в ранних его произведениях! Тогда для писателя горожанин был носителем зла. В нем было собрано все отрицательное, что противопоставлялось самой природе, одушевленной и идеализированной. Сейчас горожанин стал так похож на колхозного охотника, что, несомненно, Волов может быть братом Сысой Сысоича. Природа для них давно перестала быть враждебной. Она стала частью большого хозяйства Родины.
Сближены писателем, ранее как будто и несовместимые, образы охотника любителя и ученого исследователя. Своими наблюдениями, большими и маленькими открытиями они как бы дополняют друг друга. Все они оберегают естественные богатства своих лесов и полей. Это работники одного большого хозяйства страны, они мечтают о восстановлении и увеличении числа драгоценных зверей и птиц. И в этом отношении интересен научно фантастический рассказ «Разрывные пули профессора Горлинко». В нем как бы завершается развитие образа охотника. Перед читателем предстает охота будущего. Пули охотника не убивают, а усыпляют животное. Выстрелы перестают быть смертельными. Открыта возможность добывать животных не убивая, чтобы потом их можно было приручить или, изучив, отпустить на волю.
Так постепенно в этих рассказах об охоте раскрывается внутренний их смысл, глубокое понимание красоты природы, поиски ключей к богатствам, радость познания окружающего мира, и в нем — своего родного края.
«Сезам откройся! — сколько раз она открывалась передо мной на миг, сказочная гора Сезам, — но двери, за которыми не счесть сокровищ, тотчас же опять захлопывались у меня перед носом. Я знаю, это не страшно, раз человек понял, как они отворяются.
К самым таинственным, призрачным дверям всегда найдется простой вещественный ключ. Умей его только найти.
Сокровища будут твои» («Уммб»)
Вещественный ключ» — это знание природы. Оно откроет все сокровища ее, которые будут служить человеку.
Но чтобы найти этот ключ и открыть им гору сокровищ, надо понимать и любить природу. Любить, ощущая всю ее красоту понимая ее значение. В этой любви — сила творческих исканий и открытий. Может быть, сначала это совсем маленькие открытия «новых земель», но всё-таки открытия, и «Пусть только для одних вас они будут новые, — обращается писатель к юным охотникам и путешественникам по родному краю, — пусть только для самих себя их будете открывать, — это не должно вас смущать. Ведь сколько ни живет на земле человек, он, попадая в новые места, делает для себя все новые и новые открытия» («Письмо к юным путешественникам»). И вы сами можете стать «маленькими колумбами» — открывателями «новых земель», следопытами своего края. Для этого не надо отправляться за тридевять земель, в тридесятое царство в поисках нового, еще никем нигде не виданного, оно у вас под боком, и каждый может дойти до него пешком. Дойти и на самом деле открыть что-нибудь новое, не известное даже науке — ведь как это заманчиво! Не случайно многие герои произведений Виталия Бианки так часто мечтают об открытиях.
«Весь огромный мир кругом меня, надо мной и подо мной полон неизведанных тайн. И я их буду открывать всю жизнь, потому что это самое интересное, самое увлекательное занятие в мире!» («Морской чертенок»).
Ненасытная жадность к разгадыванию больших и маленьких тайн природы, такая естественная у детей, охотников и ученых, наполняет и самого писателя.
Как только в природе появляются признаки весны, Виталий Бианки покидает город и на большую часть года переселяется в деревню или отправляется в путешествие по стране. И так в течение почти всей жизни. С ружьем, биноклем и записной книжкой бродит писатель-следопыт по родным просторам. По ним он ведет за собой читателя. Он показывает ему самые потаенные уголки, показывает, что ему удалось там увидеть, подсмотреть в часы прогулок и охоты, какие тайны леса удалось раскрыть, какие разгадать лесные загадки. И разве трудно понять, зачем это надо? Ведь наш народ стал хозяином необъятных сокровищ природы своей страны. Но чтобы управлять ими, советский человек — хозяин своих лесов, полей, рек, гор, озер, пустынь, морей — должен хорошо знать это большое и сложное хозяйство. Нельзя стать бережливым, умелым, разумным хозяином природы, не зная ее. Можно наделать много ошибок. И сколько же еще предстоит работы нашим ученым, охотникам, следопытам, чтобы естественные богатства стали служить человеку! Давно нашел место в этом ряду и Виталий Бианки со своими сказками, рассказами и повестями о родной земле. Ведь «пытать, разведывать жизнь, разгадывать ее удивительные тайны — это только половина дела. Другая в том, чтобы опыт свой, свои открытия, — большие и маленькие, — передать людям»… — «люди — знакомые и незнакомые, — он отдал им себя целиком, всё лучшее в себе, лишь для того, чтобы для них сделать жизнь богаче и лучше» («Чайки на взморье»).
Именно этими чувствами наполнены книги Виталия Бианки — страстного охотника, неутомимого следопыта, поэта родной природы, — созданные им более чем за три десятилетия творческой работы.
В котелке поспела сухарница,[1] и охотники только было собрались ужинать.
Выстрел раздался неожиданно, как гром из чистого неба.
Пробитый пулей котелок выпал у Мартемьяна из рук и кувырнулся в костер. Остроухая Белка с лаем ринулась в темноту.
— Сюды! — крикнул Маркелл.
Он был ближе к большому кедру, под которым охотники расположились на ночлег, и первым успел прыгнуть за его широкий ствол.
Мартемьян, подхватив с земли винтовку, в два скачка очутился рядом с братом. И как раз вовремя: вторая пуля щелкнула по стволу и с визгом умчалась в темноту.
— Огонь… подь он к чомору! — выругался Маркелл, трудно переводя дыхание.
Костер, залитый было выплеснувшейся из котелка сухарницей, вспыхнул с новой силой. Огонь добрался до сухих сучьев и охватил их высоким бездымным пламенем.
Положение было отчаянное. Яркий свет слепил охотникам глаза. Они не видели ничего за тесным
Лениво дышит полдень мглистый;
Лениво катится река;
И в тверди пламенной и чистой
Лениво тают облака.
И всю природу, как туман,
Дремота жаркая объемлет;
И сам теперь великий Пан
В пещере нимф покойно дремлет.
Стихотворение Фёдора Ивановича Тютчева «Полдень» рисует читателю картину жаркого полдня, реки и неба, объятых дремотой. Природа, человек и даже боги будто отдыхают после утренней суеты.
Жанр, тема и идея
По жанру «Полдень» относится к пейзажной лирике. Тема этого стихотворения отразилась непосредственно в самом названии «Полдень» — изображение природы в полуденный час. Идея — передать ощущения лености и дремоты природы.
Для воплощения своей идеи автор вводит в произведение образы древнегреческих божеств. Пан — бог природы, долин и лугов, нимфы — природные божества. Древние греки верили, что в полдень природа погружается в покой.
Ритмический строй
Произведение написано четырёхстопным ямбом с перекрёстной рифмовкой. Такой ритмический строй очень лёгок для читательского восприятия.
Полдень в пути - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Полдень в пути - читать книгу онлайн бесплатно, автор Николай ТихоновПолками, одетыми как напоказ,
Она шевелилась умело,
Хлопала красными ядрами глаз,
Зубцами челюстей синела.
По степи костлявой, по скалам нагим,
Усы наточив до блеска,
Она верещала жратвенный гимн,
От жадности вся потрескивая.
Мотая рядами отвесных голов
И серыми бедрами ерзая,
Она принималась поля полоть,
Сады обкусывать розовые.
Давно ль псалмопевец воспеть это мог,
Присев под заплатанной скинией,
Но тут зашумел двукрылый пророк,
Покрытый дюралюминием.
Однажды, на древних армейцев сердит,
Бог армии смерть напророчил,
И долгую ночь небесный бандит
Рубил их поодиночке.
А тут — самолет, от хвастливости чист,
Лишь крылья свои обнаружил,
И все кувырнулись полки саранчи
Зеленым брюхом наружу.
И только селькоры подняли звон,
Шумели и пели про это;
Положен на музыку был фельетон
За неименьем газеты.
Прекрасный город — хлипкие каналы,
Искусственные рощи,
В нем топчется сырых людей немало
И разных сказок тощих.
Здесь выловить героя
Хочу — хоть неглубокого,
Хотя бы непонятного покроя,
Хотя б героя сбоку.
Но старая шпора лежит на столе,
Моя отзвеневшая шпора.
Сверкая в бумажном моем барахле,
Она подымается спорить.
«Какого черта идти искать?
Вспомни живых и мертвых,
Кого унесла боевая тоска,
С кем ночи и дни провел ты.
Выбери лучших и приукрась,
А если о людях тревоги
Не хочешь писать — пропала страсть,—
Пиши о четвероногих,
Что в кровяной окрошке
Спасали тебя, как братья,—
О легкой кобыле Крошке,
О жеребце Мюрате.
Для освеженья словаря
Они пригодятся ловко».—
«Ты вздор говоришь, ты лукавишь зря,
Моя стальная плутовка!
То прошлого звоны, а нужен мне
Герой неподдельно новый,—
Лежи, дорогая, в коробке на дне,
Поверь мне на честное слово».
В город иду, где весенний вкус,
Бодрятся люди и кони,
Людей пропускал я, как горсти песку,
И встряхивал на ладонях.
Толпа безгеройна. Умелый глаз
Едва похвалить сможет,
Что не случайно, что напоказ,—
Уже далеко прохожие.
В гостях угощают, суетясь,
Вещей такое засилье,
Что спичке испорченной негде упасть,
Словесного мусора мили.
«Ну что ж, — говорю я, — садись, пей
Вина Армении, русскую
Горькую — здесь тебе
Героя нет на закуску».
…Снова уводят шаги меня,
Шаги, тяжелее верблюда,
Тащу сквозь биенье весеннего дня
Журналов российских груду.
Скамейка садовая, зеленый сон,
Отдых, понятный сразу
Пешеходам усталым всех племен,
Всех времен и окрасок.
Деревья шумели наперебой,
Тасуя страницы; мешая
Деревьям шуметь, я спорил с собой —
Журналов листва шуршала.
Узнал я, когда уже день поник,
Стал тучами вечер обложен:
На свете есть много любых чернил,
Без счета цветных обложек.
Росли бумажные люди горой,
Ломились в меня, как в двери,
Каждый из них вопил: «Я герой!»
Как я им мог поверить?
Солнце закатывалось, свисая
Багряной далекой грушей,
Туча под ним, как туша кривая,
Чернела хребтом потухшим.
Ее свалив, ее прободав,
Как вихрь, забор опрокинув,
Ворвалась другая, летя впопыхах,—
Похожа лицом на лавину.
Светились плечи ее, голова,
Все прибавлялось в весе,
Как будто молотобоец вставал,
Грозя кулаком поднебесью.
Героя была у него рука,
Когда у небес на опушке,
Когда он свинцовую, как быка,
Тучу разбил, как пушку.
Руку о фартук вытер свою,
Скрываясь, как берег в море,—
Здесь много геройства в воздушном бою,
Но больше еще аллегории.
Я ухожу, я кочую, как жук,
Севший на лист подорожника,
Но по дороге я захожу —
Я захожу к сапожнику.
Там, где по кожам летает нож,
Дратва скрипит слегка,
Сердце мое говорит: «Потревожь
Этого чудака!»
Пока он ворочает мой каблук,
Вопросов ловушку строю.
Сапожник смеется: «Товарищ-друг,
Сам я ходил в героях.
Только глаза, как шило сберег,
Весь, как ни есть, в заплатах,
Сколько дорог — не вспомнишь дорог,
Прошитых ногами, что дратвой.
Я, брат, геройством по горло богат».
Он встал — живо сказанье,
Он встал — перемазанный ваксой Марат —
И гордо рубцы показал мне!
САГА О ЖУРНАЛИСТЕ
Событья зовут его голосом властным:
Трудись на всеобщее благо!
И вот человек переполнен огнем,
Блокноты, что латы, трепещут на нем —
И здесь начинается сага.
Темнокостюмен, как редут,
Сосредоточен, как скелет,
Идет: ему коня ведут,
Но он берет мотоциклет —
И здесь начинается сага.
Газеты, как сына, его берегут,
Семья его — все города,
В родне глазомер и отвага,
Он входит на праздник и в стены труда —
И здесь начинается сага.
Он — искра, и ветер, и рыцарь машин,
Столетья кочующий друг,
Свободы охотничья фляга.
Он падает где-нибудь в черной глуши,
Сыпняк или пуля, он падает вдруг —
И здесь начинается сага.
Николай Тихонов - Полдень в пути
Художественные средства
Ф. И. Тютчев использовал различные средства для передачи идеи своего произведения:
- анафору (единоначатие): первая, вторая и четвёртая строка первой строфы начинаются со слова «лениво»;
- олицетворение: «дышит полдень»;
- глаголы состояния: «дышит», «дремлет», «тают», «катится»;
- эпитеты: «пламенной и чистой», «жаркая», «покойно», «лениво», «мглистый»;
- сравнение: «как туман»;
- аллитерацию: в первой и третьей строке первого четверостишия используются согласные звуки [л], [н], [м], [й] для придания плавности при прочтении;
- синтаксический параллелизм: первая, вторая и четвёртая строка начальной строфы построены по единому принципу инверсии (обстоятельство, сказуемое, подлежащее): «Лениво дышит полдень … // Лениво катится река … // Лениво тают облака».
Умело используемые Ф. И. Тютчевым синтаксические и изобразительно-выразительные средства языка будто переносят читателя в душный летний полдень, когда всё объято тягучими, практически физически ощущаемыми ленью и дремотой.
Николай Тихонов - Полдень в пути краткое содержание
Книга избранных произведений выдающегося советского поэта. В нее вошли произведения о России, о ее интернациональных связях и авторитете во всем мире.
Николай Тихонов - Полдень в пути
Композиция
«Полдень» состоит из двух четверостиший, или строф. В первом четверостишии автор рассказывает о лениво катящейся реке и чистом небе, во втором — о дремоте, которая похожа на туман, и о великом Пане.
Как на Руси называли сказочный дух, который заставлял отдыхать в жаркое время?
Это дух полей. Хозяйка растительного мира, который культивировали люди. По идее она должна помогать земледельцам в их трудной работе, но на сомом деле она озабочена состоянием только полей и всячески защищает их от людей.
Она появлялась в полях во время цветения с гигантской сковородой в руках, которая должна была защищать поле от палящих лучей солнца.
Иногда в народных верованиях образ полудницы сливался с образом русалки, потому что якобы те тоже выходили в ржаное поле в полдень. Ими пугали детей, что бы те не топтали поля.
Полдень в пути - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Полдень в пути - читать книгу онлайн бесплатно, автор Николай ТихоновВот оно — дыханье океана,
Вот он сам над берегом навис,
Бьет волна, взлетая пеной рваной,
Самый дальний, самый южный мыс!
И по черным валунам стекает
Струйками прозрачного огня,
Снежный блеск горит и не сгорает
В гривах волн, бегущих на меня.
Кроны пальм в неистовом наклоне,
Шаг еще — и в небо полетят,
Тьму веков волна шипит и стонет,
На песке горячем шелестя.
Предо мной, как в сновиденье странном
Волнами изгложены, черны,
На песке лежат катамараны,
Старые рыбацкие челны.
Неизвестной северу породы,
Но родной тропическим волнам,
На таких ходили мореходы,
Когда молод был еще Адам.
Я смотрю на паруса и сети,
Даль уходит в голубой туман,
А вокруг коричневые дети
В свой родной играют океан.
Скатов волокут и осьминогов,
И медуз, и маленьких акул,
В этом детстве, первобытно строгом,
Вместо песен — океана гул.
За рыбачьим за поселком малым,
Вместо сказок — джунгли залегли,
Г де слоны, как аспидные скалы,
Где цветы, как дикий сон земли.
Древних царств там призраки маячат,
Там вихары, храмы, города,
Зеленью замытые… Там скачут
Обезьян крикливые стада.
И сегодня на заре суровой
Весь Цейлон — чудес земных гора,
Как давно потерянный и снова
Людям уж не возвращенный рай.
Уж не лечь под пальмою беспечно,
Погрузившись в сладостный покой,
Жизнь сурова в джунглях человечьих,
Так же, как и в джунглях за рекой
Я пришел в горячий полдень душный
На истертый, каменный карниз,
На мысу стою я самом южном,
Дондра называют этот мыс.
Я стою на грани необычной,
Шум земли — он отошел, погас,
Слышу голос дали безграничной,
Океана вольного рассказ.
Тот рассказ в свою пустыню манит.
Где ни птицы нет, ни корабля,
Если плыть на юг, какая встанет
Первая навстречу мне земля?
— Будешь плыть сквозь бури и в тумане,
Месяцами будешь плыть, пока
Не зажжет полярное сиянье
Черных бездн у льдов материка.
А потом в шуршании зловещем
Гор плавучих встанет в сизой мгле
Берег Правды. Красный флаг заплещет
Над поселком Мирным на скале.
Вечный холод, вечное безмолвье,
Как пустыни белой белый гнев,—
Снег, что в пыль тончайшую размолот,—
Взмыт пургой и мчит, осатанев.
Точно дух земли обледенелой
В диком горе воет не со зла,
Той земли оплакивает тело,
Что зеленой некогда была.
Мчится он все яростней, все круче,
Много дней в крутящей тьме пройдет,
Прежде чем, неистовством измучен.
Он в бессилье навзничь упадет.
В тишине безжизненной, бесплодной,
Вновь лежит бескровная страна.
Вся тоской голодной и холодной,
Точно судорогой, сведена.
И над ней магнитной бури шквалы
В молниях невидимых, огне
Убивают радиосигналы
В ледяной небесной глубине.
Странные увидеть можно вещи
Надо льдов прибрежной полосой:
Айсберги, поднявшись в небо, блещут
Призрака причудливой красой.
По ночам полярные сиянья
В черном небе водят хоровод,
Краски, как живые изваянья,
Словно небо красками поет.
Люди же в полярных одеяньях
Здесь проходят, лыжами скользя,
Темные глубины мирозданья
По-хозяйски в книги занося.
Летчики немыслимейшей трассы,
И радисты сказочных широт,
И для них, с полночным этим часом,
Как и дома, отдых настает.
С края света шлют до края света,
С антарктидских ледовитых плит,
К Северному полюсу приветы,
Где на льдине станция стоит.
Строгие на станции порядки,
Те порядки Арктикой зовут,
Там прочтут зимовщики в палатке,
Как на Южном полюсе живут.
И летит дорогою условной
Их ответ в далекий южный дом:
«Шлем привет. Сегодня мы в Верховный
Выборы на льдине проведем!»
…Марта день шестнадцатый сегодня,
Океан сияет, как стекло,
И глаза я к горизонту поднял —
Дальней птицы вспыхнуло крыло.
Ну конечно, нынче воскресенье…
Я невольно вспомнил в этот час:
В Антарктиде новый день весенний,
День пришел и в Арктику сейчас.
Пальмы веерами надо мною,
И брамин, он худ, высок и прям,
Над травой поросшею стеною
Плачется, жалея мертвый храм.
Кто ж его разрушил? Португальцы,
Лет уже четыреста назад…
И жреца слабеющие пальцы,
Как веками, четками шуршат.
Паруса над зыбью вод маячат,
Полон день заботы и трудов,
На мысу бьют палками рыбачки
Волокно кокосовых плодов.
Сеть плетут — она прочней нейлона,
Но по тропам в пальмовом саду,
Я иду уже не по Цейлону —
Я Страной Советскою иду.
Мартовской землею сине-черной,
По снегам, где лыжню провожу,
С горцем я иду тропою горной,
С лесорубом лесом прохожу.
Я иду песками и торцами,
Прохожу великою Москвой,
Над Невой — заводами, дворцами,
Антарктидой, Арктикой живой.
Вижу облик родины красивой,
Сильной, доброй, радостной, большой
Имена я вижу справедливых,
Смелых, честных сердцем и душой.
Имена строителей, героев,
Партии большие имена,
И людей обычного покроя,
Чьи дела приветствует страна,
Выбирает их в Совет Верховный
Тот народ, какого нет мудрей,
И народного доверья волны
Выше волн построенных морей.
В Ленинграде в бюллетене встанет
Имя многим ясное без слов —
Бригадир монтажников «Светланы»,
Ленинградка с невских берегов.
В Арктике, на станции, на льдине,
В Антарктиде, в «Мирном» в этот день
Рады Емельянцевой Галине,
Что в полярный входит бюллетень.
На Неве, и в Арктике погожей,
Антарктиды белой на краю
С ней мое соседит имя тоже,
Я же у экватора стою…
Я стою на мысе Дондра старом.
И за мной вся жизнь стоит моя,
Этот мыс не случай, не подарок,
Должен был его увидеть я.
И к нему пришла моя дорога,
Как судьба он входит в этот стих,
Я изведал в жизни слишком много,
Слишком много — хватит на двоих.
Испытанья щедро отпуская,
Время щедро и на дней размах.
Жажда жизни как вода морская…
Соль ее доныне на губах.
И за право жить в эпохе славной
Жизнью я своей не дорожил,
И о том, что было в жизни главным,
Я, как мог, стихами говорил.
Видел я в пути своем такое.
Что не дай вам бог и увидать,
Я не знал, что значит жить в покое,
От дорог далеких отдыхать.
Некогда в Октябрьский вечер, в ветер
Начат революции поход.
Хорошо с ней странствовать на свете,
С ней дышать и с ней идти вперед!
И со мной на этот остров ныне
Все пришли, пославшие меня,
Люди поля, города, пустыни,
Дела мира близкая родня.
Дело мира нас соединило
И меня послало на Цейлон,
Над планетой атомная сила
Взрывами слепила небосклон.
Знали все, что дальше это значит!
Кто тогда, шагая по гробам,
Гибель человечества оплачет,
Как брамин, оплакивавший храм?
Саван смерти атомной не ляжет,
По земле из края в край скользя,
Все народы бодрствуют на страже,
Есть у мира сильные друзья!
Март стоял. Теплей светило солнце,
В Азии шафрановую даль
Вез я мира премию цейлонцу,
Золотую с Лениным медаль.
И у сына древнего Цейлона
Заблестели тихие глаза,
Когда он, поднявшись, словно с трона,
Ту медаль народу показал.
И лицо у каждого светилось,
Хлопали, смотрели не дыша,
Точно вдруг, сияя, приоткрылась
Азии неведомой душа!
…Мир огромный, в думы погруженный,
Красноземный, бледно-голубой,
Вечный гул он слышит волн взмятенных,
Вечный шорох джунглей над собой.
В темных чащах звери колобродят,
Птицы не поют — свистят, кричат,
Буйволы в воде зеленой бродят,
Розовые лотосы едят.
Бабочки в пятнистых тенях тают,
И стоит задумавшийся слон,
Утки из Сибири прилетают
Каждый год погреться на Цейлон.
Стоит крикнуть в этой знойной шири,
И услышу я издалека
Вместе с криком уток из Сибири,
Шумный вздох — то трактор ЧЗК.
Он пришел расчистить эти чащи,
Он идет, вздыхая и ворча.
Он идет — помощник настоящий
Тех, что рубят прошлое с плеча.
Знаю, что коричневые дети
Вырастут, и жизни океан,
Самый лучший океан на свете,
Будет им во всем величье дан.
И я знаю также, поздно ль, рано ль,
В дружбы честь, могу вообразить,
Что гигантские катамараны
Будут нашу Волгу бороздить…
…Нынче вечер поздний под Москвою,
Тень сосны как синева кулис.
Мыс возник за этой синевою —
Дондра называют этот мыс.
Солнце там заходит в океане,
В небе дождь струится золотой,
В теплом, легком, призрачном тумане
Ночь идет, вдыхая трав настой.
Уж гремят зеленые лягушки,
Гимном ночи потрясая лес,
Им цикады вторят на опушке,
Славят ночь, как чудо из чудес.
Где уснули хижины рыбачьи,
Спит в песке катамаранов ряд,
Ртутным блеском пену обозначив,
Волны потемневшие кипят.
Точно ветер раздувает пламя.
Искрами неснившейся красы —
Светляки несчетными рядами
Над алмазной россыпью росы.
И луна выходит из тумана,
В океане ртутный блеск дрожит,
Где-то там, у лунного вулкана,
Вымпел наш с гербом страны лежит.
В Антарктиде воет вихорь вьюжный,
В Арктике трещит тяжелый лед,
Спутник наш, вокруг Земли он кружит
Счет кругам невиданным ведет.
И планета, можно ей гордиться,
Человек советский сделал сам —
В глубине безумной мира мчится
К новым солнцам, к новым небесам.
Сосны — пальмы! Правда, вы похожи,
Ваши кроны с пальмами сродни,
И гудят, как раковины, тоже,
Засыпают тоже, как они.
Спите, сосны! В нашей роще стройной
Ночь стоит и смотрит сверху вниз,
Спи же, Дондра, засыпай спокойно,
Самый дальний, самый южный мыс!
Ответ на пост «Встреча с одним дальнобойщиком»
Честно скажу, в первый раз поднимать руку было очень страшно. Еще в черте города, на Водном стадионе, на Ленинградке около полудня я скрепя сердце поднимаю руку… и ессно, останавливается бомбила (куда едешь, сколько дашь?) – время тогда было такое, такси не было, а я сам чуть позже когда работать летом пошёл, почти каждый вечер кого-то на ВДНХ вечером подбирал и на бензин зарабатывал. С третьей попытки, минут через 15, меня довезли до МКАДа. Дальше меня подобрал газелист, чуть позже мы увидели девушку, подобрали – она тоже ехала на это мероприятие.
В Солнечногорске началась стоямба, и мы с девушкой пошли по трассе, по дороге стуча в двери дальнобойщиков на машинах с 78 регионом (этот метод я вычитал у Кротова). Один водила открыл, и сказал, что возьмет, но только одного. Девушка вызвалась, а я пошел дальше. Я конечно нашёл тачку, доехал до Клина, потом сменил еще несколько машин. Где-то посредине пути я завис чуть не на полтора часа – никто не брал. Кажется всего было 7 машин, включая две первые. Приехал на Московский вокзал ровно к отправлению группы в 8 часов.
Девушка давешняя уже там, спрашиваю, как прошло – говорит замечательно. Довез, накормил, дал отоспаться, не приставал. Круто. А я спал часа полтора за всю ночь.
Про самоходный поход рассказать?
Ладно, чтоб два раза не вставать.
Посмотрите на карту. От Питера в разные стороны расходятся лучами железные дороги. Как от Москвы и других крупных городов, только дачных участков там на порядок меньше, а глухих лесов и болот – на порядок больше. Я не помню между какими населёнными пунктами мы шли, но мне интересно. Поэтому я опишу дорогу, а местные жители или участники тех событий пусть начертят путь.
Итак, стартовали с Московского вокзала, вышли часа полтора и пошли на север 86 км. При этом мы прошли всего три или четыре деревни, шли долго вдоль свежеуложенного газопровода, а последнюю треть пути по хорошей асфальтовой дороге справа и слева от которой были бесконечные болота. Я думаю, на Любань-Назия, но не помню, чтобы пересекали ж/д. Впрочем уже столько лет прошло…
Экипировка была так себе по нынешнем меркам. На ногах у меня были кроссовки Адидас, такие синие с тремя полосками с московской фабрики, которые сначала красились, спальник я в целях облегчения не брал – дома у нас были только ватные, впрочем, пенку взял, куртка, флиска, шапка. Из еды – пара бутеров, банка тушенки и шоколадка.
Бросил на землю коврик, залез ногами в рюкзак и вырубился. Врубился через два часа – трясло от холода. Пошёл дальше. Еще факт вспомнил. Мы вышли с точки старта то ли в 11 то ли в 12, и должны были закончить маршрут то ли в 11, то ли в 12 – то есть ровно сутки. В общем ближе к финишу моя скорость упала опять до 2 км/ч, я еле передвигал ноги, но в КВ уложился. Встретил на финише немало ребят – многие прошли дистанцию полностью, с довеском 14 км, были бодры и веселы.
Да, сейчас много и более экстремальных занятий – ММБ, Рэд Фокс Адвенча Рейс, трейлы по Эльбрусу. Но тогда для меня было это чем-то мега расширяющим сознание. Я осознал, что есть мир вокруг, что по нему можно передвигаться, что есть куча людей, которые не живут дом-работа. В общем, отличная была прогулка.
PS я ещё в феврале начал учить французский, а в июле подал на французскую визу, но мне отказали, видимо потому что не было билетов на самолёт, а брони отелей были с бесплатной отменой, поэтому повторить приключения героев Мтв не смог. Зато меня пригрели спелеологи и я провел незабываемые 3 недели на Караби. Во Франции я тоже немного постопил, но это уже совсем другая история
Читайте также: