В сорренто м горький снял виллу просторную но не роскошную

Обновлено: 21.01.2025

Сразу после хрестоматийной пьесы «На дне» Максим Горький написал рассказ «Дачники», в котором без всякой деликатности заклеймил ту часть интеллигентной публики, которая посмела сосредоточиться на частной жизни и не участвовать в революционном движении. Дачная жизнь стала для писателя универсальной метафорой инфантилизма, духовной лени и нового мещанства.

При этом сам Горький знал толк в загородных особняках. Всю вторую часть его биографии можно периодизировать по виллам, в которых он проживал. При этом сам Горький знал толк в загородных особняках. Всю вторую часть его биографии можно периодизировать по виллам, в которых он проживал.

«У меня никогда не было и не будет своих домов, своей “недвижимой собственности”»,

– заверял Горький читателей газеты «Рабочая Москва».

И в общем-то он не лукавил.

Действительно, «великий пролетарский писатель» при всей своей любви к загородному уединению никогда не стремился купить себе усадьбу или коттедж. Он всячески подчеркивал скромность своих запросов и равнодушие к роскоши.

Когда Горький решил окончательно вернуться в СССР, Сталин поселил его в бесподобном особняке на Малой Никитской. Это настоящий шедевр русского модерна с великолепным декором, стилизованным под «морское царство», – чего стоили одни только светильники-«медузы». Федор Шехтель и Михаил Врубель создавали его для одного из крупнейших бизнесменов начала XX века, владельца автозавода АМО (который потом национализировали и переименовали в ЗИЛ) Степана Рябушинского.

Отзыв новосела Горького отдает благодушным скепсисом: «Нелепый дом, но работать можно». Отзыв новосела Горького отдает благодушным скепсисом: «Нелепый дом, но работать можно».

Чтобы заслуженному «буревестнику революции» работалось комфортнее, товарищ Сталин выделил ему для проживания бывшую усадьбу фабриканта Ивана Морозова в Горках. Вообще в Горках находился целый «морозовский куст». По соседству жили Сергей Тимофеевич Морозов (в Успенском) и Людмила Викуловна Морозова, в замужестве Зимина (в Старом Иславском). Иван Морозов приобрел усадьбу у «потомственного почетного гражданина» (в старой России было особое сословие «потомственных почетных граждан») Алексеева вместе с 860 га земли.

Сколько же тогда стоила недвижимость на Рублево-Успенском шоссе? Поместье с несколькими деревянными и каменными домами, конюшней, птичником, коровником, каретным сараем (тогдашний паркинг), баней, прачечной, многочисленными амбарами и домиками для рабочих можно было купить за 60,5 тыс. рублей. В пересчете на современный курс это может составлять от 48 до 73 млн рублей.

Но вернемся к морозовской усадьбе. По заказу владельца архитектор Адамович построил в 1914-1915 гг. большой новый дом в неоклассическом стиле. Собственно, этот дом и стал загородной резиденцией Горького. Там писатель принимал коллег, зарубежных гостей (вроде Бернарда Шоу или Ромена Роллана), дописывал «Жизнь Клима Самгина», сочинил пьесу «Егор Булычов и другие» (а также ее сиквел «Достигаев и другие»).

Поездки писателя на дачу были целым ритуалом. Горький проезжал мимо Одинцово на автомобиле, потом поворачивал к северу у Юдино, останавливался там, чтобы прогуляться пару километров и полюбоваться березовой аллеей, ведущей к Власихе. После этой прогулки он вновь садился в машину и продолжал путь к Горкам.

Когда Горький принял решение вернуться в Советскую Россию, предполагалось, что лето он будет проводить в Москве или в Горках, а на зиму возвращаться в Италию. Во всяком случае, так ему обещал Сталин. В итальянском Сорренто у писателя оставалась прекрасная вилла «Иль Сорито», арендованная у герцога Серра-де-Каприола. Ее видовые характеристики неизменно будут вызывать зависть: Неаполитанский залив, Везувий, цитрусовые рощи.

Прибавим к этому укромный пляж «Реджина Джованни». Прибавим к этому укромный пляж «Реджина Джованни».

«Иль Сорито» служила Горькому домом более восьми лет, то есть практически весь период второй итальянской эмиграции. Там были написаны «Дело Артамоновых», первые три тома романа «Жизнь Клима Самгина» и множество более мелких произведений. Горький дорожил этим местом.

Но Сталину важно было полностью контролировать жизнь человека, провозглашенного им писателем номер один, а также его контакты и переписку. Поэтому обещание о свободном выезде было скоро забыто. Компенсировать Италию была призвана дача «Тессели» (дословно «Тишина» в переводе с греческого) в крымском Форосе – двухэтажное здание в классическом стиле, построенное из серого инкерманского известняка и окруженное ландшафтным парком. Печи, обложенные кафелем, мраморный камин, паркетные полы, дубовые двери, виды на горы и море – верх того, на что мог рассчитывать лояльный советский гражданин, приближенный к власти.

Обычно, когда говорят о горьковских виллах, то имеют в виду Капри – остров в Тирренском море, который стал курортом еще во времена первых римских императоров. На Капри писатель прожил семь лет (первый период итальянской эмиграции). Во время проживания на Капри он закончил «Мать», издал сборник «Итальянские сказки».

Тест №5

В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?

Мраморный иконостас(1) созданный по рисунку М.Ф. Казакова(2) был редкой красоты. Задуманный в виде огромной арки с колоннами(3) он был исполнен из мрамора(4) золотисто-коричневых тонов.

В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?

Константин Бальмонт(1) восторженно встретивший революцию(2) в 1920 году(3) бежав из страны(4) умер за границей в 1942 году.

В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?

Пессимистический тон писем Горького(1) в 1922—1925-м годах(2) отражающий его настроение(3) итальянских друзей не удивлял: дело было в известиях с родины(4) получаемых им от друзей.

В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?

Символ — понятие(1) тождественное знаку(2) универсальная категория в философии и эстетике(3) отражающая характер образного восприятия мира(4) искусством.

В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?

Сосредоточившись на тексте(1) филология даёт к нему комментарии(2) исходя из конкретных задач(3) стоящих перед исследователем.

Знаки препинания в предложениях с обособленными членами (начало)

Власти принялись классифицировать писателей по принципу «свой»—«не свой»: если принял революцию, то свой писатель(1) пролетарий(2) а не принял — чуждый элемент(3) буржуазный.

В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?

А.С. Пушкин горячо любил П.А. Вяземского(1) своего друга(2) и всю его семью(3) включая маленького Павла(4) его малолетнего сына.

В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?

В энциклопедии(1) есть статья о Б. Вилькицком(2) совершившем последнее из Великих географических открытий(3) в 1913 году. Он прошёл Северный морской путь(4) с востока на запад.

Правильные ответы:

1, 2, 3, 4
1, 2, 3
1, 2, 3
1, 2, 3, 4
2

Задание №17 ЕГЭ по русскому

Семнадцатое задание ЕГЭ также проверяет знания выпускников в области пунктуации. За него можно получить один первичный балл. Для подготовки к данному заданию предлагаем ознакомиться с теоретическим материалом, приведенным на этой странице.

Задание ER1722T Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

В 1878 году (1) показанная на VI передвижной выставке (2) картина «Московский дворик» принесла В.Д. Поленову славу (3) явив рождение в русской живописи нового жанра (4) названного «интимным» пейзажем.

pазбирался: Ирина Мещерякова | обсудить разбор | оценить

Задание ER1702 Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

В Сорренто(1) М. Горький снял виллу(2) просторную, но не роскошную(3) к которой вела дорога(4) шедшая среди цитрусовых плантаций и виноградников.

pазбирался: Ирина Мещерякова | обсудить разбор | оценить

Задание ER1703 Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Получив наиболее полное развитие в живописи и скульптуре(1) минимализм(2) интерпретируемый в широком смысле(3) как экономия художественных средств(4) нашёл применение во всех видах искусства.

pазбирался: Ирина Мещерякова | обсудить разбор | оценить

Задание ER1720T Расставьте знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Возвращая первоначальную красоту и великолепие (1) Шуваловскому дворцу в Санкт-Петербурге (2) реставраторы согласовывали этапы своей работы со специалистами (3) готовившими открытие в его залах музея Карла Фаберже (4) прославившегося созданием уникальных ювелирных изделий.

pазбирался: Ирина Мещерякова | обсудить разбор | оценить

Задание ER1701 Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

В Ливерпуле(1) в 1910 году(2) открылась так называемая русская библиотека(3) располагавшая богатым собранием книг на русском языке.

Тест№4

В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?

В Париже(1) в 1952 году(2) князь Ф.Ф. Юсупов(3) последний представитель старинного дворянского рода(4) опубликовал свои мемуары.

В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?

От северного фасада главного дома(1) вниз(2) спускался живописный парк(3) частично сохранившийся до наших дней. Парк был разбит на террасах(4) расположенных между домом и рекой Нарой.

В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?

Отец(1) поняв(2) что сын избрал литературное поприще(3) отказал ему в поддержке, и А.Н. Островскому пришлось(4) поступить на службу.

В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?

Анна Ахматова(1) знавшая(2) и любившая итальянский язык(3) вспомнила, как встретилась в первый раз с Ло Гатте в Большом театре (4) в Москве на 100-летнем юбилее Л.Н. Толстого.

В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?

Сверхъестественное — философская категория(1) обозначающая(2) области бытия(3) воспринимаемые сознанием(4) как необъяснимое.

Правильные ответы:

В сорренто м горький снял виллу просторную но не роскошную

В числе моих воспоминаний, связанных с Горьким, есть довольно забавные. Вот - одно из них, которое мне приходится озаглавить почти по-тургеневски: "Завтрак в Сорренто".

Действие происходит в 1925 году, но я начну с несколько более ранней поры.

Писателя X (не русского, иностранного) встречал я у Горького еще в Германии, в 1922-1923 годах. Написал он всего две-три жиденькие книжечки каких-то заметок, отрывков о том о сем. Однако был ужасно передовой, увлекался дадаизмом, сюрреализмом, коммунизмом, когда-то знаком был с Марселем Прустом, а главное - был чрезвычайно богат: имя его значится в числе даже не двухсот, а двух-трех богатейших фамилий. Разумеется, он везде был принят и всех принимал у себя. В его салоне банкиры и представители владетельных домов встречались с советскими писателями.

Порхая с идеи на идею, из салона в салон, любил он залетать и в чужие страны. В одно из таких его путешествий я с ним познакомился. Маленький, щупленький, на тоненьких ножках, с лысинкою, покрытой цыплячьим пухом, говорил он тоненьким голосом - словно мяукал. Было ему лет под сорок, но после обеда огромный лакей, состоявший при нем, уводил его в спальню (словно бы уносил под мышкой), под струей умывальника мылил и мыл ему ручки и мохнатым полотенцем вытирал пальчики. Лакей спал с ним в одной комнате, из которой наутро поклонник Пруста и Ленина рысцою бежал по коридору - пить кофе, болтать о революции. Горький с ним обращался, как старый сенбернар с новорожденным котенком. Казалось, вот-вот возьмет он его зубами за шиворот и отнесет под лестницу к матери. X, однако же, хорохорился: дрыгал ножками и без умолку пищал о самоновейшем. Кому-то из наших дам посвятил он стихотворение в прозе: изображалось, как он, где-то в Сибири в страшную стужу, гуляет с этою дамою по берегу озера, тихие волны которого отражают меланхолическую луну и задумчивых лебедей, а с деревьев сыплется много снега, а ямщик идет сзади, звонит в колокольчик и поет тихую песню о Ленине. Само собой разумеется, что X рекомендовался величайшим почитателем Горького. Болтовню его, впрочем, никто не слушал. Довольствовались тем, что благодаря своим связям он умел хорошо пристраивать книги Горького в иностранные издательства.

На Пасху 1925 года английская королева (ныне вдовствующая) должна была приехать в Сорренто. Ожидали по этому поводу большого наплыва туристов. Семейный траур, однако же, удержал королеву в Англии. Соррентинское население приуныло - сезон был сорван. Хозяин прибрежного отеля, в котором для высоких гостей были сняты апартаменты, находился в состоянии, близком к отчаянию. Появление X, конечно, не могло его утешить, но все-таки X появился и снял ту самую комнату, в которой должна была жить королева. Лакея на сей раз при нем не было, зато был ражий детина, которого он нам отрекомендовал в качестве своего друга. Друг был курчав, черноволос и смугл. Могучие формы выпирали из его одежды, явно снятой с чужого плеча. Из коротких рукавов вылезали огромные волосатые руки. За все время своего пребывания в Сорренто он не произнес ни слова. Глядел исподлобья. X то и дело поглядывал на него с кокетливой нежностью. По всему было заметно, что они познакомились несколько дней тому назад.

На вилле "Сорито", где жили мы с Горьким, счастливая чета появилась в страстную пятницу, к пятичасовому чаю. X, по обыкновению, щебетал, сучил ножками, рассказывал о недавних своих путешествиях, впечатлениях, встречах. Друг молча ходил по кабинету Горького. Максим, сын Горького, тихонько толкнул меня:

- Поглядывайте, как бы чего не спер.

Визит был непродолжителен. При прощании Горький пригласил обоих друзей к завтраку - послезавтра, в первый день католической Пасхи.

Гостей на "Сорито" бывало немного - а тут намечался целый прием. К завтраку, кроме X, ждали проф. Старкова с семейством (он жил по соседству), накануне приехала еще одна общая приятельница из Рима. Всего - человек семь гостей. Приготовления начались с утра. Обеденный стол был увеличен при помощи вставных досок. Расставлялись приборы, не хватало стульев, хозяйки были в волнении.

В ожидании завтрака я сидел у себя на балконе. День выдался пасмурный, душноватый. Надвигался сирокко. Вдруг к воротам подкатил запыленный, громоздкий автомобиль - такси из Неаполя. Я не мог разглядеть человека, который из него вышел, он стоял спиною ко мне и что-то говорил своему незримому спутнику, оставшемуся в машине. Потом он быстро вошел в ворота, а машина отъехала.

Из Неаполя в Сорренто ездят либо на пароходе, либо кружным путем - по железной дороге до Кастелламаре, а оттуда в трамвае. Появление неаполитанского такси свидетельствовало о том, что приезжий - человек новый в здешних местах. Кто же бы мог быть этот нежданный гость?

Вскоре в саду под моим балконом появился Максим. Я окликнул его:

- Консул, - ответил Максим.

- Да разве в Неаполе есть консул?

- Да зачем же он приехал?

- А вот хочет засвидетельствовать почтение Дуке и похристосоваться с вами.

Дука - домашнее прозвище Горького. По этому поводу позволю себе сделать небольшое отступление. В эпоху первой эмиграции, когда Горький жил не в Сорренто, а на Капри, его тогдашняя жена М.Ф. Андреева старалась создать легенду вокруг него. Домашней прислуге, лодочникам, рыбакам, бродячим музыкантам, мелким торговцам и тому подобной публике она рассказала, что она - русская герцогиня, дукесса, которую свирепый царь изгнал из России за то, что она вышла замуж за простого рабочего - Максима Горького. Эта легенда до крайности чаровала романтическое воображение каприйской и неаполитанской улицы, тем более что Андреева разбрасывала чаевые с чисто герцогской щедростью. Таким образом, местная популярность Горького не имела ничего общего с представлением о нем как о писателе, буревестнике, певце пролетариата и т.д. В сущности, она была даже для него компроментарна, потому что им восхищались как ловким парнем, который сумел устроиться при богачке, да еще герцогине, да еще красавице. Все это рассказывал мне Максим, который терпеть не мог свою мачеху. Думаю, что отсюда же возникло и прозвище Дука, то есть герцог. Возможно, впрочем, что оно имело иное происхождение.

Пробило, наконец, час. Гости собрались. За стол, однако же, не садились, и я тотчас заметил некое замешательство. Дверь в кабинет Горького была заперта. Его секретарша, баронесса М.И. Будберг, вышла оттуда с озабоченным лицом и спросила Максима:

- Может быть, позвать доктора?

- Да нет, обойдется, - сказал Максим. Но лицо у него было мрачное. Думая, что внезапно заболел Горький, я пытался узнать, в чем дело, но мне в ответ что-то бурчали и проходили мимо. Наконец позвали к столу. Горький вышел наконец, пропустив вперед консула. Это был парень лет тридцати, в дешевеньком костюме табачного цвета. Лицо у него было скуластое, нос - картошкой, выражение лица сосредоточенное, но не умное. Казалось, он был в состоянии обалдения. Мотнув головой, что означало общий поклон, он сел рядом с баронессой Будберг. С другой стороны от нее посадили X. Очутившись в обществе баронессы и иностранного консула, X тотчас принялся лепетать на великосветские темы, забрасывая консула вопросами: успел ли он уже познакомиться с маркизом таким-то? не правда ли, маркиза очаровательна? собирается ли консул играть в гольф или предпочитает теннис? правда ли, что английский посланник в Вене собирается покинуть свой пост - и как это будет печально, ибо ведь это один из любезнейших людей в Европе, - и прочее, все в том же роде.

Консул, бывший рабочий, незадолго до войны эмигрировавший из России в Италию, а ныне назначенный на свой пост потому, что слегка умел калякать по-итальянски, не понимал вопросов, задаваемых по-французски. Баронесса Будберг пыталась быть переводчицей, но он все равно не мог поддержать столь изящной беседы. X все же не унимался, а баронессе ничего не оставалось, как передавать ему воображаемые ответы консула. Между тем сам представитель дипломатического мира был занят едой. Вилку и нож он крепко держал в сильных своих кулаках, как весла: если бы он вытянул руки, то острия этих непривычных инструментов оказались бы обращены не внутрь, а наружу, в разные стороны. Оттяпав кусок мяса, он клал нож на стол, вилку перекладывал из левого кулака в правый, насаживал на него еду, отправлял ее в рот и жевал, могуче работая скулами. Потом опять брал нож и вилку, и трудная операция начиналась сызнова. В общем, он хмурился, почти ничего не говорил, сидел сгорбившись и время от времени щупал себе бока. Если представить себе весь стол как некий оркестр, то пришлось бы сказать, что баронесса Будберг была дирижером, консул - фаготом, рычавшим редкий аккомпанемент, а X - первой скрипкой, которая неумолчно выводила писклявую фиоритуру на бледном фоне всех остальных инструментов. Горькому вовсе не нашлось партии - он все время молчал с выражением досады или скуки.

Днем, часов в пять, я отправился на прогулку. Возвращаясь домой через Сорренто, на площади у кафе я увидел стоящий автомобиль - тот самый, что утром привез к нам консула. Сам консул сидел за столиком в обществе Максима и мордастой девицы с портфелем и в роговых очках. Оказалась она секретаршей консула, приехавшей с ним вместе, но не взятою к Горькому и просидевшей весь день в Сорренто. Тут же стояла Максимова мотоциклетка с прицепной коляской. Рассчитывая доехать домой с Максимом, я присоединился к обществу. Консул на этот раз держался бодрее, говорил, что теперь чувствует себя лучше, а было уже думал, не сломано ли ребро. Наконец он сел с секретаршей в такси и уехал в Неаполь, а мы с Максимом остались еще посидеть. Я спросил у Максима, почему так хмур консул и что случилось с его ребром. Максим, весь день старавшийся делать серьезное лицо, сразу развеселился:

- Да вздули его сегодня, вот он и раскис!

- Как вздули? Кто? Где?

- Солдаты вздули, в Кастелламаре.

Признаюсь, я уже вообразил себе ужасную расправу озверелых фашистов с представителем пролетарского государства. К изумлению моему, Максим ответил:

- Наши солдаты, русские.

Оказалось, что в Кастелламаре живет целая группа русских солдат. Еще во время войны они бежали из австрийского плена, пробрались в Италию, были там интернированы - да так и остались. Узнав об их существовании, консул решил разом убить двух зайцев: по дороге в Сорренто заехал к солдатам и стал их "пропагандировать". Вот тут-то они его и избили, и в гости к Горькому он едва доехал, покрытый синяками.

Если читатель припомнит, несколько лет тому назад в газетах писалось о бывших русских солдатах, учинивших бунт в Кастелламаре, в каком-то не то приюте, не то доме умалишенных, где они очутились. Вот это и есть те самые несчастные люди.

За вечерним чаем зашел разговор о консуле. Горький сказал, вздыхая:

- Черт их дери, наших умников. Назначают вот эдакого осла консулом!

Ни консула, ни X мне больше встретить не довелось. Знаю только, что год или два спустя X ездил в Москву, представился Луначарскому, поднес ему свою книжку с надписью, но Луначарский на этот раз выказал немалую проницательность: и самого X, и его книгу, и все его советофильство он довольно язвительно высмеял в "Красной Нови". После этого X перестал большевизанить и вообще, кажется, бросил литературу.

Впервые опубликовано: Возрождение (Париж). 1938. 6 мая.

Владислав Фелицианович Ходасевич (1886-1939) поэт, прозаик, литературовед.

В сорренто м горький снял виллу просторную но не роскошную

Валентина Михайловна Ходасевич

Зимой 1986 года в ленинградском Манеже восхищенные зрители подолгу смотрели на картины В. М. Ходасевич, занявшие почетное место в экспозиции полотен художников начала века на выставке портрета из частных собраний. Я и за много лет до того слышал от знакомых любителей и знатоков искусства 10-х годов, что коллекционеры охотятся за ее вещами. Совсем молодая художница за восемь лет своей работы в живописи сумела выработать свой собственный почерк, отличающий ее от современников, среди которых столько фантастически ярких имен – упомянем хотя бы тех, о которых она вспоминает в этой книге: Татлин, Филонов, Малевич, Гончарова, Ларионов. Остановимся: перечисление здесь немыслимо, ведь за каждым из этих имен – целая вселенная образов, красок, линий, плоскостей, объемов, лучей. Какой же даровитой надо было быть, чтобы не затеряться среди этих мастеров, суметь рядом с ними создать собственный живописный мир, до сих пор нас впечатляющий!

Валентина Ходасевич – живописец развивалась стремительно. Жизнь внезапно вывела ее в другую область искусства. Она с удивлением описывает отчасти похожее перевоплощение Татлина, как бы не замечая сходства с собственным развитием. Как Татлин от своей живописной лепки объемов перешел к сверхновизне конструкций «Летатлина» и Башни III Интернационала, так В. М. Ходасевич из оригинального портретиста-живописца становится изобретательным художником зрелищ – театральных и площадных-уличных, к которым ее тянуло даже больше, чем собственно к театру. По датам перемен в искусстве ощущается пульс истории: для художницы переломным оказывается 1918 год, после которого начинается ее почти сорокалетняя работа по созданию спектаклей. Она во всем профессионал, предъявляет к себе и ко всем, кто с ней вместе трудится в театре, чрезвычайно строгие требования, жестко по пунктам сформулированные в ее книге. И для сцены, как раньше в портретной живописи, Валентина Ходасевич работает только до тех пор, пока она сама по своему суду считает профессионализм обеспеченным.

В третий раз она меняет вид основной деятельности в конце 50-х и начале 60-х годов, когда, перестав работать в театре, занялась книгой о своей жизни. Части этой книги тогда же печатались в «Новом мире» и в мемуарных сборниках, получили отклик и признание у широкой общественности (отрывок из нее недавно был включен даже в путеводитель по озеру Селигер!). А она с настойчивостью, ей свойственной, продолжала работать над рукописью, думала даже: «Возможно, судьба хранила меня, чтобы я написала эту книгу».[1]

По этой прозе видно сразу, что ее автор – художник. Больше того, ее «портреты словами» задуманы именно как словесный эквивалент ее живописи. Недаром, например, свой портрет Бабеля она начинает с характеристики цветовой: «Все в Бабеле было неповторимым при его, на первый взгляд, непримечательной внешности. В ней не было ничего яркого, цветного. И волосы, и цвет глаз, и кожа – все было приглушенных тонов. Никогда не видела в его одежде ни кусочка яркого цвета».

Вспомним, как уловил присущее ей умение передать цветом суть изображаемой модели Горький, когда она написала его портрет: «Вот здорово! Молодчина! Ловко Вы меня задумали! – и глаза голубые, и рубашка голубая, и куски неба…» А она сама в своей зарисовке первого впечатления от Горького отмечает «детской голубизны глаза» – «рубашка голубая (почти совпадающая с цветом глаз)». А в словесном портрете живописца Якулова сказался театральный художник, знающий толк в костюмах и гриме: «Медленно и величаво идет мужчина в ярчайшем восточном халате, в тюрбане, голые ноги, сандалии, загорелый красавец с черной ассирийской бородой».

В «портретах словами» В. М. Ходасевич не только мастер живописного изображения, но и искусный рисовальщик. Вернемся к тому же портрету Бабеля. За цветовой характеристикой следует выразительный рисунок, где виден и глаз театрального художника, угадывающего привычный жест: «Он небольшого роста. Голова сидит на короткой шее, плечи и грудь широкие. Спину держит очень прямо, по-балетному, отчего грудь – очень вперед. Небольшие, подвижные, все время меняющие выражение глаза. Нижние веки поддернуты кверху, как при улыбке, а у него и без. Рот большой. Уголки губ приподняты и насмешливо и презрительно. Нижняя губа слегка выпячивается вперед и пухлая».

Можно думать, что в будущих исследованиях искусства Валентины Ходасевич технику ее живописных портретов сопоставят с приемами «портретов словами». Есть сочинения о рисунках поэтов и стихах художников. Гораздо меньше известно о параллелизме прозы художника и его изобразительных средств. Книга Ходасевич приоткрывает окно в этот неизведанный мир. Ей самой думалось на эту тему: недаром свои впечатления от прозы Бабеля она сравнивает с живописью Гойи.

Иногда В. М. Ходасевич не столько изображает самого человека, сколько передает окружающую его обстановку. Портрет, как в эссе о Всеволоде Иванове, создается средствами натюрморта и пейзажа: причудливая обстановка кабинета и растения, буйствующие в саду, призваны рассказать о хозяине дома.

Перейдя к словесному изображению, Валентина Ходасевич раскрыла и в нем присущий ей артистизм, делающий эту книгу не только свидетельством о литературе и искусстве ее времени, но и событием в литературе.

Что сейчас больше всего поражает в этой книге и в ее авторе, в ней раскрывающемся? Праздничность. Атмосфера праздника как бы подготавливается еще первыми впечатлениями детства и юности художницы, от груд «клюкворехов» (словесная находка в духе «дарвалдаев» Белого, которой могли бы позавидовать Джойс или Хлебников), от «веселой жизни» московского простого люда, открывавшейся с Воробьевых гор, от мюнхенского карнавала. Но главное: в книге воссоздана радость искусства, владевшая молодым поколением, смело вторгшимся в живопись и в литературу в начале 10-х годов. Это было особое время. За несколько лет в Москве, в Париже, в других центрах нового искусства возникло множество художественных школ. Люди, которым предстояло ознаменовать начало целой эпохи в искусстве, появлялись сразу пачками (вопреки трафаретному представлению об одиночестве гения он обычно расцветает только рядом с теми, кто ему по плечу). Все они спешат, их как бы незаметно подстегивает история. Валентина Ходасевич, подготовленная умелым воспитанием к тонкому пониманию искусства, заражается этим духом переворота. Учение (и очень старательное, но напряженно-стремительное – в России, Германии и Франции, как у многих ее сверстников) нужно только как трамплин (по возможности короткий) к тому, чтобы как можно быстрее начать создавать свое собственное. Великие эпохи не терпят подражаний и не плодят эпигонов, это приходит потом, когда начинаются длящиеся десятилетиями пережевывания ошеломляющих открытий. Валентине Ходасевич почти девочкой посчастливилось попасть в число первооткрывателей. Искусство навсегда связалось для нее с этим ослепительным, лучащимся праздником открытия нового, и оттого на меньшее потом она не могла согласиться. Она сама себя назвала «веселым художником». Такой она осталась и в своей главной живописной стихии – в портрете, и в постановках зрелищ на площадях и улицах в 20-е годы, в которые она вложила столько изобретательской энергии. Художница, погруженная предшествующим десятилетием в праздник традиционного живописного искусства, становилась одним из создателей нового искусства праздника. Этому изобретению наших 20-х годов предстоит еще большое будущее: его продолжают опыты спортивных феерий, хеппенингов или массовых рок-концертов и телемостов последних десятилетий, когда постепенно искусство все больше выходит на сцену целого города, если не целой планеты (недаром гениальный Пазолини хотел в своем «театре слова» повторить поиски Маяковского и Эйзенштейна, превратившего заводской цех в помещение для своего спектакля). Из записей о Мейерхольде видно, что он воспринимал ленинградский городской пейзаж как обрамление к еще не поставленному спектаклю. Такие спектакли и ставила на ленинградских площадях Валентина Ходасевич со своими товарищами по театральному искусству. Этот опыт оказался плодотворным и для других видов искусства: Эйзенштейн потом вспоминал, что его фильм «Октябрь» многим обязан площадному спектаклю на ту же тему. Неистощимая радостная изобретательность В. М. Ходасевич и других художников, пришедших в 20-е годы в театр, была составной частью сценического чуда тех лет, которое в полной мере еще не оценено.

Сорренто

В 1921 году Максим Горький снова покинул родину. Несколько лет он прожил в Германии. 5 апреля 1924 года Горький с сыном, невесткой и другом семьи И. Н. Ракицким уехал из Мариенбада в Италию. Поселившись в неаполитанском отеле «Континенталь», он начал искать место постоянного проживания. 20 апреля он писал Андреевой: «На Капри — не был и не собираюсь. Там, говорят, стало очень шумно, модно и дорого. В Портнои, Позилипо, Поццуоли, в Байи — ничего не нашли для себя. Я очень тороплюсь работать и сяду за стол тотчас же, как только переберёмся в Сорренто, а молодёжь займётся поисками жилища».

С 23 апреля 1924 года Горький жил в Сорренто, сначала в отеле «Капуччини», потом на вилле «Масса» и с 16 ноября 1924 года на вилле «Иль Сорито», расположенной на скалистом соррентийском мысе Капо ди Сорренто. Вдали от шумного центра курортного городка, в густой зелени сада находился снятый им дом обедневшего потомка герцогов Серра Каприола. Здесь прошли несколько лет жизни писателя, наполненные интенсивным творческим трудом. Здесь была создана повесть «Дело Артамоновых», 3 тома монументальной эпопеи «Жизнь Клима Самгина», «Заметки из дневника», пьесы, очерки и воспоминания, написано огромное количество публицистических статей.

С просторных балконов виллы «Иль Сорито» открывался необыкновенной красоты вид на Неаполитанский залив с панорамой Везувия и раскинувшимся у его подножья селением и вид на Кастелламаре. Дверь кабинета Горького, расположенного на втором этаже дома, всегда была открыта, поэтому в комнате стоял запах окружающих виллу лимонных и апельсиновых рощ. Рядом с виллой был небольшой уютный пляж Реджина Джованни, но писатель большую часть дня проводил за письменным столом. Распорядок дня был такой: с 9 часов утра до 2-х — работа в кабинете, после обеда — прогулка к морю, с 4-х часов до ужина — опять работа, а после ужина — чтение книг и ответы на письма.

Жизнь на вилле «Иль Сорито» текла шумно и весело. Горький получил домашнее прозвище Дука (герцог). Надежда Пешкова звалась Тимоша, И. Н. Ракицкий — Соловей, Валентина Ходасевич — Купчиха. Хозяйство вела Мария Будберг, именуемая Чобунька. 17 августа 1925 года произошло событие: родилась внучка Марфа. Вторая внучка Горького Дарья тоже появилась на свет в Сорренто 12 октября 1927 года. В доме постоянно было много гостей, которые вместе с горьковской семьёй разыгрывали шуточные сценки и шарады, импровизировали и веселились. В «Иль Сорито» издавался даже домашний журнал «Соррентийская правда», который иллюстрировал Максим Пешков, — с юмористическими рассказами и стихами, забавными карикатурами.

Вилла «Иль Сорито» была родным домом Горького вплоть до окончательного отъезда на родину в 1933 году. Это был судьбоносный период его жизни: решалось будущее его и семьи, начался новый период духовного развития писателя и новый этап становления художественного мастерства. На Капри жил «буревестник революции», которого горячо приветствовали итальянские социалисты. В Сорренто приехал всемирно известный писатель, признанный и услышанный во всех странах. Поэтому его стремились повидать не только близкие люди и друзья. В Сорренто приезжали многочисленные визитёры, чтобы узнать мнение Горького по самым злободневным вопросам. А писателя волновало всё: рост фашизма в Италии и Германии, противостояние Востока и Запада, национально-освободительная борьба в мире, новые явления в литературе и искусстве, и, что было намного важнее, процессы, происходящие в СССР.

Горькому всё чаще задавали вопрос, вернётся ли он на родину. После смерти Ленина и падения Зиновьева Горький всё больше склонялся к мысли о необходимости вернуться. Начиная с 1925 года, в Сорренто часто приезжали официальные советские лица: полпред в Италии К. К. Юреньев, полпред в Англии Л. Б. Красин, посол Советского Союза в Италии П. М. Керженцев, руководитель Наркомата внешней торговли Я. С. Ганецкий, глава правительства Украинской ССР В. Чубарь и др. В начале июля 1927 года Горького посетил полномочный посол СССР в Италии Л. Б. Каменев с женой Т. И. Глебовой-Каменевой.

К этому времени писатель и сам начал думать, что в СССР его ждут широкие народные массы, а власть заинтересована в его возвращении. Ведь он ежедневно получал оттуда по 40−50 писем, в которых его звали домой члены правительства, писатели и учёные, рабкоры и селькоры, домашние хозяйки и дети. К концу 1927 года у него сложилось мнение, что на родине его примут с радостью. В сентябре-октябре 1927 года в СССР отметили 35-летие литературной деятельности писателя, а в связи с подготовкой 60-летнего юбилея Горького (март 1928 г.) по распоряжению правительства образовали комитет, в который вошли Н.И. Бухарин, А.В. Луначарский, И. И. Скворцов-Степанов, Я. С. Ганецкий. М. Н. Покровский, А. Б. Халатов и др.

Тест №17 ЕГЭ по Русскому языку

Посмотреть решение

pазбирался: Ирина Мещерякова | обсудить разбор | теория:

Максим Горький в Италии

На узких неаполитанских улочках писателя везде поджидали восторженные толпы.

Капри

В январе 1905 года писатель Максим Горький был арестован, около месяца он провёл в Петропавловской крепости. Под давлением общественного мнения властям пришлось освободить писателя. Однако к концу 1905 года революционно настроенный Горький вновь оказался под угрозой ареста. Решено было покинуть Россию. Писатель направился в Соединённые Штаты собирать средства для социал-демократической партии, но вынужден был уехать из Америки из-за разразившегося скандала по поводу того, что в поездке его сопровождала гражданская жена, актриса Московского Художественного театра Мария Андреева.

13 октября 1906 года Горький с Андреевой покинули Нью-Йорк, направляясь в Неаполь. В Италии писателя хорошо знали. Его произведениями увлекалась молодёжь, его творчество изучали в Римском университете. И потому, когда пароход «Принцесса Ирэн» с Горьким на борту 26 октября подошёл к причалу Неаполитанского порта, на борт его ринулись журналисты. Корреспондент местной газеты Томмазо Вентура по-русски произнёс приветствие от имени неаполитанцев великому писателю Максиму Горькому. На следующий день все итальянские газеты сообщали о прибытии Горького в Италию. Газета «Avanti» писала: «Мы также хотим публично, от всего сердца приветствовать нашего Горького. Он — символ революции, он является её интеллектуальным началом, он представляет собой всё величие верности идее, и к нему в этот час устремляются братские души пролетарской и социалистической Италии. Да здравствует Максим Горький! Да здравствует русская революция!». На узких неаполитанских улочках его везде поджидали восторженные толпы.

Несколько дней спустя Горький снова сел на корабль и направился на Капри. Это пристанище стало ему домом на целых 7 лет (с 1906 по 1913 гг.). Сначала Горький с Андреевой поселились в престижной гостинице Quisisana. Затем они жили на виллах «Блезиус» (с 1906-го по 1909-й), «Спинола» (с 1909-го по 1911-й) и «Серфина».

Мария Андреева подробно описала виллу «Спинола» на виа Лонгано и распорядок дня писателя на Капри. Дом находился на полугоре, высоко над берегом. Вилла состояла из 3-х комнат: на нижнем этаже супружеская спальня и комната Андреевой, весь второй этаж занимал большой зал с панорамными окнами из цельного стекла длиной 3 м и высотой 1,5 м, одно из окон с видом на море. Там находился кабинет Горького. Мария Фёдоровна, занимавшаяся (помимо домашнего хозяйства) переводами сицилийских народных сказок, находилась в нижней комнате, откуда вела наверх лестница, чтобы не мешать Горькому, но при первом же зове помочь ему в чем-либо. Для писателя был специально построен камин, хотя обычно дома на Капри отапливались жаровнями. Возле окна, выходящего на море, стоял покрытый зелёным сукном большой письменный стол на весьма длинных ножках, чтобы Горькому с его высоким ростом было удобно и не приходилось слишком нагибаться. Повсеместно в кабинете, на столах и всех полках располагались книги. Писатель выписывал газеты из России — как большие столичные, так и губернские, а также иностранные издания. Просыпался Горький не позднее 8 часов утра, спустя час подавался утренний кофе, к которому поспевали выполненные Андреевой переводы статей, которые интересовали Горького. Ежедневно в 10 часов писатель садился за письменный стол и работал до половины второго. В 2 часа — обед, в ходе приёма пищи Горький знакомился с прессой. После обеда до 4 часов пополудни Горький отдыхал. В 4 часа Горький и Андреева выходили на часовую прогулку к морю. В 5 часов подавался чай, с половины шестого Горький снова поднимался к себе в кабинет, где работал над рукописями или читал. В 7 часов — ужин, за которым Горький принимал товарищей, прибывших из России или живших на Капри в эмиграции — тогда случались оживлённые беседы. В 11 часов вечера Горький опять поднимался в кабинет, чтобы что-то ещё написать или почитать.

Мария Андреева играла при Горьком роли и хозяйки дома, и секретаря. Она перепечатывала его рукописи, разбирала почту, переводила по его требованию статьи из французских, английских, немецких и итальянских газет и работала переводчиком, когда он принимал иностранных гостей. Жил он на авторские гонорары, которые регулярно получал на Капри, — жил, едва сводя концы с концами, поскольку его щедрые пожертвования в партийную кассу и оказание помощи компатриотам в беде разоряли семейный бюджет. Когда Марии Андреевой советовали сократить расходы так, чтобы тратиться только на двоих (например, принимать поменьше гостей), она отвечала: нет, нет, это невозможно, Алексей Максимович заметит. Он оторван от родины, но благодаря товарищам, которые приходят к нему, по-прежнему с русским народом. Это ему так же необходимо, как воздух, которым он дышит.

В 1906—1913 годах на Капри Горький сочинил 27 небольших рассказов, составивших цикл «Сказки об Италии». Эпиграфом ко всему циклу писатель поставил слова Андерсена: «Нет сказок лучше тех, которые создаёт сама жизнь». Первые 7 сказок были опубликованы в большевистской газете «Звезда», часть — в «Правде», оставшиеся напечатаны в других большевистских газетах и журналах.

Читайте также: