До сих мест довел князь кутузов смоленский победоносные российские войска
И всё же в 45‑м, когда финал уже был предрешён, маршалы воевали по–разному.
В своей итоговой книге «Сорок пятый», в главе о боях между Вислой и Одером, маршал написал: «Я стремился хладнокровно взвесить все плюсы и минусы.
Ну, хорошо, мы окружим гитлеровцев в Силезском промышленном бассейне. Их примерно сто тысяч. Половина из них будет уничтожена в боях, а половина взята в плен. Вот, собственно говоря, и все плюсы. Пусть немалые, но все.
А минусы? Замкнув кольцо в результате операции, мы вынуждены будем разрушить весь этот район, нанести огромный ущерб крупнейшему промышленному комплексу, который должен стать достоянием новой Польши.
Кроме того, и наши войска понесут тяжёлые потери, потому что драться здесь — значит штурмовать завод за заводом, рудник за рудником, здание за зданием. Даже если имеешь преимущество в технике, в таких боях за город, где берёшь дом за домом, приходится платить дорогой ценой — жизнью за жизнь.
А между тем людских потерь у нас за четыре года войны и так достаточно. Перспектива же победоносного окончания войны недалека. И всюду, где это возможно, так хочется сохранить людей, дойти с ними, с живыми, до победы».
В мемуарах, конечно же, можно написать всё, что угодно. И таких мемуаров в нашей литературе предостаточно. Они не прибавили отечественной словесности чести и внесли изрядную путаницу в историографию. Этим же словам хочется верить, потому что они не раз подтверждались делом.
Конев не штурмовал укрепрайоны, такие как Силезский промышленный район, не бросал полки на штурм городов–крепостей, таких как Бреслау (Вроцлав). Бреслау был окружён плотным кольцом и оставлен по его приказу в тылу. Его почти пятидесятитысячный гарнизон дрался до тех пор, пока не пришла весть, что Германия капитулировала. Кварталы Бреслау штурмовали специально сформированные и обученные для действия в городских условиях штурмовые сапёрные батальоны, имевшие на вооружении огнемёты, спецтехнику и даже специальную экипировку, в том числе и стальные кирасы, защищавшие тело от осколков и пуль. Точно так же был блокирован и постепенно частично уничтожен, а частично пленён гарнизон города- крепости Глогау.
К середине февраля коневцы вышли на реку Бобёр, заняли несколько крупных населённых пунктов в Нижней Силезии и провинции Бранденбург основными силами 4‑й танковой армии.
Справедливости ради необходимо отметить, что сосед слева — 4‑й Украинский фронт — в это время был остановлен и вел тяжёлые оборонительные бои. Сосед справа — 1‑й Белорусский фронт — левым свои флангом тоже остановился в стыке с войсками Конева по Одеру и перешёл к обороне. Все резервы, имевшиеся на этом участке Восточного фронта, противник перебрасывал, конечно же, туда, где создавалась угрожающее положение. Угрозу прорыва создавали войска Конева, потому что они наступали.
К концу февраля 1945 года войска маршала Конева вышли к реке Нейсе. Правое крыло 1‑го Украинского фронта сомкнулось с левым крылом 1‑го Белорусского.
Глава тридцать вторая СЕРДЦЕ КУТУЗОВА
«При прохождении мимо могилы и памятника Кутузову отдавать воинские почести… ”
Во время боёв между Вислой и Одером произошло некое событие, в котором наш герой будет играть одну из главных ролей. Ярко проявится ещё одна черта его характера.
52‑я армия генерала Коротеева захватили городок Бунцлау, в котором весной 1813 года во время Заграничного похода Русской армии скончался командующий фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов. Конев хорошо знал историю и приказал офицерам штаба разыскать могилу, где, по преданию, похоронено сердце главнокомандующего Русской армией. Могилу вскоре отыскали. На плите была выбита надпись: «До сих мест довёл князь Кутузов — Смоленский победоносные российские войска. Но здесь положила смерть предел славным дням его. Он спас Отечество своё. Он открыл путь к избавлению народов. Да будет благословенна память героя».
Когда Конев осматривал могилу и плиту с надписью, кто–то из офицеров произнёс:
— Пушкин сказал о Кутузове: имя его не только священно для нас, но не должны ли мы ещё радоваться, мы, русские, что оно звучит русским звуком!
Тут же выяснилось, что немцы демонтировали памятник, установленный вскоре после смерти Кутузова. Конев приказал найти его. Чугунный обелиск отыскали, реставрировали и установили на пьедестал.
В тот же день Конев отдал приказ:
«В ознаменование светлой памяти фельдмаршала Кутузова приказываю:
1. Коменданту города Бунцлау учредить почётный караул у памятника фельдмаршалу Кутузову.
2. Всем войсковым частям и отдельным военнослужащим при прохождении мимо памятника фельдмаршалу Кутузову отдавать воинские почести.
3. Приказ прочесть во всех ротах, батареях, эскадронах, эскадрильях, командах».
Кроме того, по решению Военного совета 1‑го Украинского фронта на старом деревенском кладбище по проекту архитектора, капитана Красной Армии
Г. И. Кевхишвили был сооружен кутузовский мемориал. Центром его стал памятник генерал–фельдмаршалу. А вокруг положили погибших героев 45‑го — тела 141 офицера, в том числе сорока двух Героев Советского Союза.
В те дни офицерское кладбище близ Тиллендорфа стало местом паломничества местных жителей, частых митингов, салютов, экскурсий воинов Красной Армии и Польской народной армии. 28 апреля 1945 года, в годовщину кончины полководца, у могилы Кутузова почётный караул несли 136 Героев Советского Союза 1‑го Украинского фронта. Солдаты установили мраморную доску с надписью:
«Великому патриоту земли русской
Фельдмаршалу Михаилу Илларионовичу Голенищеву — Кутузову в день 132‑й годовщины его смерти 28 апреля 1945 года.
Среди чужих равнин, ведя на подвиг правый
Суровый строй полков своих,
Ты памятник бессмертный русской славы
На сердце собственном воздвиг.
Но не умолкло сердце полководца,
И в грозный час оно зовёт на бой,
Оно живёт и мужественно бьётся
В сынах Отечества, спасенного тобой!
И ныне, проходя по боевому следу
Твоих знамён, пронесшихся в дыму,
Знамена собственной победы
Мы клоним к сердцу твоему!
От воинов Красной Армии, 12 февраля 1945 года вступивших в город Бунцлау».
До сих мест довел князь кутузов смоленский победоносные российские войска
Литературная запись Н. Кузьмина
Всего сорок лет назад на одном из первых самолетов конструкции А. Н. Туполева, на АНТ-4, из Москвы до Соединенных Штатов Америки нужно было лететь… больше месяца! Заря, младенческий возраст авиации. Сейчас, в наши дни, турбореактивный пассажирский лайнер ТУ-114, детище того же А. Н. Туполева, совершает полет из Москвы в США и затем повторяет этот путь в обратном направлении за двенадцать часов летного времени.
Для чего я это пишу?
Контрасты, поразительные контрасты будоражат душу, порождают воспоминания. События давних лет, детство нашей авиации наводят на воспоминания о собственной молодости, о том, как мы, мальчишки, узнавали о первых успехах нашей страны, гордились подвигами славных авиаторов и, конечно же, сами мечтали о небе. Кому из мальчишек не свойственно мечтать! И мы тогда грезили, можно сказать, во сне видели романтическую голубизну бескрайнего пятого океана, себя в этом океане… и вообще бог знает, чего только не творилось в те годы в вихрастых, постоянно задранных к небу головах мальчишек!
Здесь надо сказать о небе, о неповторимом алма-атинском небе. Горный воздух, яркое солнце, вечные снега на безлюдных скалистых пиках придают нашему небу какое-то необъяснимое очарование. Такое небо зовет, притягивает, манит. И не мудрено, что многие из нас, алма-атинских ребят, связали свою жизнь с голубым простором пятого океана. Может быть, потому, едва появляется толчок для воспоминаний, передо мной сразу же встает небо моего детства, голубой океан над моим городишком, над вечными снегами, а уж после этого все остальное: друзья, сверстники, родные, наш дом, наш город.
Нужно сказать, что сейчас Алма-Ата сильно изменилась. Но все равно, каждый раз, приезжая сюда после долгих отлучек, я почему-то вновь и вновь вижу ту, давнишнюю, почти целиком уже исчезнувшую Алма-Ату, городок моего навсегда улетевшего детства. И небо, обязательно небо. Тут уж, видно, ничего не поделаешь,- как все это тогда запало в сердце, так и осталось на всю жизнь.
Жили мы в Алма-Ате на самой окраине, возле пивзавода, в маленьком собственном домике. Строил домишко мой дед, перебравшийся сюда, в Казахстан, из Воронежской губернии. С родных мест деда погнал голод. Много тогда их, переселенцев, мыкалось по земле. До Алма-Аты дед добирался на волах и ехал целый год. Сколько же верст прошагал он за своим возом? Центральные области России, Оренбургские степи, пески Приаралья; наконец показались зеленые прилавки у подножья гор. Что заставило его остановить здесь волов и дать команду сгружать нехитрый крестьянский скарб? Белое кружево цветущих яблоневых садов? Державное величие гор? Или небо, покойное, глубокое синее небо над головой?
За оградой нашего домика и до самых гор тянулось пустынное поле или выгон, как его тогда называли. На этом выгоне не только пасли скотину, но и великолепно охотились. Трудно поверить, но на том месте, где сейчас стоят здания техникума связи, радио и телевидения, где проложены асфальтированные магистрали, еще в мое время в изобилии водились фазаны, зайцы и барсуки. Охотникам было великое раздолье, и я отлично помню, как после недолгой охоты они возвращались домой, увешанные богатыми трофеями.
На выгоне, можно сказать, прошло детство мое и моих сверстников. На этом же поле началось и мое увлечение авиацией.
Шел тысяча девятьсот тридцать шестой год, год замечательного взлета советской авиации. Беспримерные перелеты, высотные рекорды… К тому времени под руководством А. Н. Туполева уже был создан первый отечественный серийный фронтовой бомбардировщик, вышел на аэродромы двухмоторный бомбардировщик конструкции С. В. Ильюшина, восхищение вызывал восьмимоторный самолет-гигант «Максим Горький». В те годы, как мы видим, наша страна уже обладала достаточно развитой авиационной промышленностью. Советским летчикам было на чем летать!
Но вот кому было летать на новых самолетах? И тогда со всей остротой встал вопрос о летчиках.
Как всегда, первым на призыв партии откликнулся комсомол. «Комсомолец, на самолет!»-этот лозунг был в те дни самым популярным среди нашей молодежи. Вот один из номеров «Комсомольской правды» лета тысяча девятьсот тридцать шестого года. Вся третья страница заполнена письмами юношей и девушек, которые горячо поздравляют славных соколов-летчиков с их выдающимися успехами и заявляют о своем желании влиться в ряды авиаторов. В центре газетного листа большая фотография – улыбающийся юноша в шлемофоне с пристегнутым парашютом бодро шагает по полю аэродрома. Под снимком подпись: «Кто он, этот молодой летчик? Нужно ли называть его фамилию, ведь он похож на тысячи своих сверстников, обучающихся искусству летного дела в авиашколах, аэроклубах, планерных станциях».
Снимок этот как бы символизировал массовый поход молодежи в авиацию. Молодые патриоты клялись выполнить призыв партии: «Летать выше всех, дальше всех, быстрее всех!»
В Алма-Ате тогда существовал маленький аэроклуб, на «вооружении» которого состоял один-единственный планер. Естественно, что от желающих заниматься не было отбою, но брали далеко не всех. Не брали и нас, мальчишек, хотя мы в то время уже учились в восьмом классе. Отказав нам в приеме, аэроклубовцы все ж не смогли обойтись без нас.
Для полета планера необходим был «естественный разгон», иными словами запас высоты. Для этой цели как нельзя лучше подходила наша окраина. Недалеко, сразу же за домишками, возвышалась покатая зеленая сопка, Веригина гора, как ее тогда называли. Условия, очень похожие на Крым, на местечко Коктебель, где тогда проходили все состязания планеристов (ныне поселок Планерское, недалеко от Феодосии). Сорвавшись с этой Веригиной горы, планер устремлялся на сильные потоки горячего воздуха и плыл далеко в степь, к предгорьям. По зеленому нашему выгону быстро скользила неуловимая его тень. Заканчивая полет, планер приземлялся далеко от горы, на том, примерно, месте, где сейчас стоит телевизионная вышка.
Расстояние от места старта изрядное, а планер, хотя и фанерный, сооружение довольно громоздкое, и тащить его обратно на гору одному пилоту явно не под силу. Тут-то мы и пригодились.
С каким восторгом, с каким самозабвением тащили мы планер! Особенно счастливым чувствовал себя тот, кому доставалось нести шлем пилота. А сам пилот, еще переживая свой недавний полет, с рассеянной улыбкой шел за нами и часто поднимал голову, как бы веря и не веря тому, что всего несколько минут назад он был там, над землей, в голубом небе. Как я теперь вспоминаю, они не намного были старше нас, эти парни, мечтавшие сесть за штурвал настоящего боевого самолета.
Сверху, с самой макушки Веригиной горы, наш город виден был как на ладони. Я узнавал свой домик, виднелась пенистая, очень холодная речка Алматинка. Сплошным ковром зеленели внизу сады. И пока очередной курсант готовился к полету, мы поглядывали вниз: «И мне бы! Ах, вот бы и мне!»
Курсант тем временем уже усаживался в кабину планера. Мы видели его голову в шлеме, его суровое замкнутое лицо. Наступали самые волнующие минуты.
По команде мы все, сколько нас было, хватались за амортизатор, толстую длинную резину. – Раз, два, три,- пошел!
Мы устремлялись вниз, изо всех сил натягивая амортизатор. Сердца наши колотились: «Сейчас, сейчас полетит!».
И точно – планер, выглядевший на земле довольно неуклюже, вдруг легко и плавно взмывал в небо. Он отрывался от земли и повисал в воздухе. Он плыл над нашей окраиной, над садами и речкой. Снизу доносился восторженный ребячий визг. Дед Афанасий выходил на середину двора и, приложив к глазам ладонь, долго провожал безмолвно парящую птицу. Для него, древнего уже старика, деревянная крылатая птица, легко парящая в неосязаемом воздухе, казалась чудом, объяснить которое он не мог, не умел. Эта новизна манила его, интересовала и по-своему волновала, и он каждый раз, едва раздавался истошный ребячий крик: «Летит! Летит!»- бросал все свои дела, выходил на солнышко и долго наблюдал за диковинным полетом. О чем он думал тогда, что вспоминал? А может быть, он чувствовал, понимал, что эти галдящие ребятишки, бегущие по выгону за тенью планера, поднимутся в небо легко и просто, как когда-то поднялись и пошли на ногах?
«Виват, наш дедушка Кутузов!»
К середине декабря 1812 года М. И. Кутузов собрал в Вильне костяк экспедиционной армии. В ней насчитывалось около 97 тысяч человек. Догонять Наполеона было непросто. Потери в русской армии только во время перехода от Тарутина до реки Неман, к границам Российской империи, составили до 50 тысяч человек, преимущественно больных и раненых.
Прибывший в Вильну Александр I вручил фельдмаршалу, первому из героев войны 1812 года, орден Святого Георгия 1‑й степени. Обращённые к Кутузову слова царя – «вы спасли не одну Россию, вы спасли Европу», – можно было считать провозглашением Заграничного похода. Однако эту задачу Кутузов считал чрезмерным напряжением сил для армии и государства…
Генерал-фельдмаршал князь М. И. Голенищев‑Кутузов. Портрет работы Д. Доу. 1829
Помимо каждодневных армейских дел, Михаил Илларионович озаботился передачей в Казанский собор Санкт-Петербурга около 40 пудов российского церковного серебра в слитках, которое казаки войска Донского отбили у отступавших захватчиков. Тогда же по его предложению в Казанский собор стали свозить трофейные знамёна и штандарты поверженного врага. К этому храму у Кутузова было глубоко личное, трогательное отношение. Думал ли он, что именно под его сводами найдёт упокоение его прах и усыпальница эта на века станет всенародно почитаемой.
Тем временем Пруссия заключила с Россией военный договор, разрушивший тильзитские соглашения Александра I с Наполеоном. Начала вырисовываться общая картина новой антифранцузской коалиции. Во главе её политической части стоял русский царь, военную силу возглавлял М. И. Кутузов. Фельдмаршал был против ускоренного переноса военных действий на французскую землю (чем очень раздражал Александра I), поскольку хотел получить подкрепления из состава резервной армии (180 тысяч человек), которую собирал в западных губерниях князь Д. И. Лобанов‑Ростовский. Поддержал раскритикованную при дворе Александра I, но оказавшуюся удачной операцию русских и прусских летучих отрядов – партизан – по вытеснению французов из Средней Германии.
В начале марта 1813 года П. Х. Витгенштейн вошёл в Берлин, примерно через две недели французов выбили из Дрездена. Войсковые операции шли под контролем М. И. Кутузова, но уже без его личного участия.
Здоровье главнокомандующего быстро ухудшалось. Приступы болей в сердце следовали один за другим. В своём последнем письме жене Екатерине Ильиничне от 31 марта 1813 года он писал: «Покой мне нужен. Я устал, как давно мне покою не было… На улицах кричат: «Виват, Кутузов! Да здравствует великий старик!» Иные просто кричат «Виват, наш дедушка Кутузов!» Этого описать нельзя, и такого энтузиазма не будет в России. Несть пророка чести в Отечестве своём. Посылаю новый марш, который немцы поют…»
Когда действующая армия форсировала Одер, благодарные немцы преподнесли Александру I лавровый венок. Царь немедленно переслал венок Кутузову со словами «Он ваш по праву». В марте прусский король Фридрих Вильгельм III лично приехал в ставку Кутузова. Он пожаловал фельдмаршалу среди прочего орден Чёрного Орла.
Последней разработанной под руководством М. И. Кутузова военной операцией должно было стать решающее сражение близ Лейпцига. Фельдмаршал знал, что хотя Наполеон собрал новую большую армию, до 200 тысяч человек, она состояла преимущественно из резервистов, молодых и необстрелянных. Тем не менее Кутузов был противником поспешных военных акций союзников. «Не дай Бог, – говорил он, – возвратимся с рылом в крови». Командующий был верен своему принципу: «Европе следует самой бороться за свою свободу, а русскую кровушку беречь надо».
Шли затяжные споры. Горячился Александр I, выстраивая свои планы постнаполеоновской Европы. Окрылённые успехами, рвались к победам старые боевые товарищи. Реванша жаждали военные и политики Пруссии и Австрии.
Распри штабов союзников и «гонка на русской крови за головой Бонапарта» удручали недомогавшего с осени Кутузова. 6 (18) апреля он слёг в силезском городе Бунцлау (ныне польский Болеславец). Александр I провёл с быстро слабевшим фельдмаршалом три дня, затем умчался вместе с прусским королём к Дрездену, где Наполеон поспешил воспользоваться ослаблением своего самого опасного противника.
16 (28) апреля 1813 года в 21 час 35 минут остановилось уставшее сердце великого сына России.
«Болезненная не для одних вас, но для всего Отечества потеря, не вы одна проливаете о нём слёзы: с вами плачу и я, и плачет вся Россия», – говорилось в личном письме Александра I Екатерине Ильиничне, уже вдове.
Кутузов: 200 лет без одиночества.
В последний путь
Тело полководца набальзамировали и поместили в освинцованный гроб. Траурная процессия с гробом на колеснице, в которую было впряжено шесть лошадей, направилась в Санкт-Петербург. Скорбное шествие продолжалось полтора месяца. На всём пути следования по российской земле устраивались встречи и проводы с речами и пушечными салютами, путь усыпали живыми цветами.
4 июня процессия остановилась в Троице-Сергиевой пустыни, в 15 верстах от Санкт-Петербурга. Здесь её встретили родные и близкие покойного, духовенство. Ковчег с телом положили в приготовленный гроб и поставили посреди церкви, вокруг расположили ордена и другие знаки отличия, которыми был награждён М. И. Кутузов. Гроб с прахом полководца стоял так 17 дней, пока в столице шли приготовления к похоронам. 23 июня траурная колесница двинулась к Петербургу.
Процессия проследовала к едва достроенному Казанскому собору, где решено было похоронить М. И. Кутузова, хотя его семья ходатайствовала о захоронении в Александро-Невской лавре. В соборе гроб установили на высокий катафалк. Над гробом склонялись трофейные французские и турецкие знамёна, вокруг стояли огромные канделябры в виде пушек.
Два дня люди всех сословий шли к Казанскому собору попрощаться с полководцем. 25 июня, в день погребения, в соборе собралось высшее духовенство в траурном облачении. Божественную литургию совершил митрополит Новгородский, проповедь произнёс ректор Санкт-Петербургской духовной академии, архимандрит Юрьева монастыря Филарет.
Гроб с телом поместили в склепе в северном приделе собора. Могилу закрыли гранитной плитой и обнесли железной решёткой. В стене над могилой поместили доску красного мрамора с лаконичной золочёной надписью: «Князь Михаил Илларионович Голенищев‑Кутузов Смоленский. Родился в 1745 году, скончался в 1813‑м в городе Бунцлау».
Первоначально в оформление могилы М. И. Кутузова входили три иконы, до настоящего времени сохранилась одна из них – Смоленская икона Божией Матери, особо почившаяся фельдмаршалом (она находилась у гроба накануне и во время погребения 23–25 июня). У могилы поместили также картину известного русского художника Ф. Я. Алексеева «Крестный ход на Красной площади после освобождения Москвы от польских захватчиков в 1612 году». В конце 1813 года могилу обнесли строгой бронзовой оградой, сделанной по проекту А. Н. Воронихина. На пилястрах по бокам могилы были укреплены трофейные знамёна и штандарты, связки ключей от взятых русской армией крепостей и городов.
От Аустерлица до Парижа. Дорогами поражений и побед (5 стр.)
Блестящее начало кампании победами под Дюренштейном и Шенграбеном выказали полководческое дарование Кутузова, но потеря сражения под Аустерлицем вызвала обвинение в том, что он недостаточно энергично возражал против плана Аустерлицкой операции, НЕБЛАГОПРИЯТНЫЙ ИСХОД КОТОРОЙ ОН ПРЕДВИДЕЛ… С этих пор личность Кутузова стала как бы постоянным укором и напоминанием императору Александру о совершившейся катастрофе, почему государь систематически избегал давать Кутузову ответственные поручения.
До 1808 года Кутузов был военным губернатором Киева. В этом году его посылали на помощь престарелому князю Прозоровскому в войне с турками, но скоро опять вернули на должность уже виленского военного губернатора. Между тем приближалась борьба с Наполеоном, а война с Турцией еще не окончилась.
Император Александр вверил Кутузову Дунайскую армию, и свершилось чудо… был очищен Рущук. Визирь уехал от армии, и начались переговоры о мире, закончившиеся ратифицированным Александром I Бухарестским миром. Вследствие вмешательства в переговоры Наполеона и Австрии, что сначала отчасти задержало заключение мира, император, думая ускорить дело, сменил Кутузова в командовании Дунайской армией адмиралом Чичаговым. Но последний нашел уже главные условия подписанными…
Графское достоинство было наградой за заключенный Кутузовым Бухарестский мир. Вернувшись в Россию, он поселился в своей деревне, но через две недели был вызван в Петербург для формирования Петербургского ополчения, начальником которого был избран единогласно.
Между тем война 1812 года началась, и, за отъездом государя от армии, выяснилась необходимость назначения общего главнокомандующего над всеми нашими войсками. Комиссия из высших государственных сановников, избранная для решения этого важного вопроса, единогласно высказалась за назначение графа М.И. Голенищева-Кутузова.
Император Александр, как уже известно, не доверял ни высоким военным способностям, ни личным свойствам Кутузова. Вверяя ему судьбу России, государь превозмог в себе предубеждение против него и сделал уступку общественному мнению. Глас народный на этот раз оказался гласом Божиим. Еще ранее избрания, а именно - 29 июля, Кутузов был возведен в княжеское достоинство с титулом светлости, что было встречено с восторгом во всей России. Узнав о назначении Кутузова, Наполеон сказал про него, что "это старая лисица Севера", на что Кутузов ответил: "Постараюсь доказать великому полководцу, что он прав".
17 августа, под Царевым Займищем, Кутузов принял начальство, а уже 26-го числа дал знаменитый Бородинский бой, за который пожалован званием фельдмаршала.
Рассматривая деятельность нового главнокомандующего армии, мы видим мастерское ведение им сражения под Бородином, твердое решение очистить Москву, принятое вопреки большинству на военном совете в Филях, и неуклонное следование единой идее активной обороны, уклонение, по возможности, от боя и уничтожение противника нападениями на тыл партизанами и партиями народного восстания, при использовании голода и времени. Подобное решение и подобный образ действий во всей цельности мог провести в жизнь только избранник народа, считающий только Великий Народ способным в эту минуту спасти Россию.
В настоящее время легко судить о совершившемся, но проникнуть в смысл великого исторического события, находясь в самом водовороте его, как это сделал ВЕЛИКИЙ СТАРИК ПОЛКОВОДЕЦ, и ни разу во всю свою деятельность не изменить своему решению - это удел истинно народного гения, опирающегося на всенародное чувство, которое Кутузов носил в себе во всей чистоте и силе его.
Лев Толстой в "Войне и мире" писал: "Только признание в нем этого чувства заставило народ, такими странными путями его, в немилости находящегося старика, выбрать против воли Царя, в представители народной войны".
Совершилось что-то неслыханное, небывалое: великий полководец Наполеон, с армией втрое сильнейшей, чем русская, превосходной во всех смыслах, предводительствуемой превосходными генералами, по отзывам ее полководца, выигравшей все сражения, в конце концов должен был бежать, бросая орудия, знамена, казну, обозы, а наконец, и свою армию на произвол судьбы… И все это подготовлено и разработано Кутузовым.
Россия следовала мысленно за своим избранником, сперва с надеждами, потом с благодарностью, наконец, с благословением и в декабре приветствовала его СПАСИТЕЛЕМ ОТЕЧЕСТВА. Император Александр I пожаловал ему титул КНЯЗЯ СМОЛЕНСКОГО и орден Святого Георгия 1-го класса, но не поехал к армии, зная несочувствие Кутузова войне за освобождение Европы от ига Наполеона.
В конце 1812 года Кутузов по повелению государя выступил за границу, дошел до Эльбы и скончался в городке Бунцлау 16 апреля 1813 года. Прусский король поставил ему в Бунцлау памятник с надписью: "До сих мест Князь Кутузов Смоленский довел победоносные Российские войска, здесь смерть положила предел славным дням его. Он спас Отечество свое и отверз путь к избавлению Европы. Да будет благословенна память Героя". Император Александр I повелел привезти его тело в Россию, что и было исполнено, при бесчисленном собрании всех русских людей, отпрягавших погребальные дроги и везших их на себе. Тело покойного было торжественно погребено в Санкт-Петербургском Казанском соборе. Впоследствии гробница его украшена отбитыми им неприятельскими трофеями. Против собора сооружен ему памятник.
Генерал-фельдмаршал светлейший князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов-Смоленский за время своей службы в царствование императрицы Екатерины II, императора Павла и императора Александра Благословенного был награжден всеми высшими императорскими российскими орденами и многими иностранными, высших степеней: Святого Апостола Андрея Первозванного с бриллиантами, Святого Александра Невского, Святых Георгия, Владимира и Анны I степени, Святого Иоанна Иерусалимского Большого Креста, прусских Черного и Красного Орла первых степеней; портретом императора Александра I с бриллиантами и Золотой шпагой с алмазами и лавровым венком.
Светлейший князь был женат с 1778 года на дочери генерал-поручика Бибикова - Екатерине Ильиничне. Он имел от нее сына, умершею во младенчестве, и пять дочерей. Старшая вышла замуж за т. с. М.Ф. Толстого, вторая за генерал-майора Н.З. Хитрово, третья за генерал-майора князя Кудашева (вторым браком за генерал-майора Сарочинского), четвертая за гр. Тизенгаузена, а потом за генерал-майора Н.Ф. Хитрова и младшая за Ф.П. Опочинина. Род князей Смоленских прекратился со смертью Кутузова.
Известный военный историк А.И. Михайловский-Данилевский в кампанию 1812 года состоял адъютантом при Кутузове и был ранен при Тарутине. Данную им подробную биографию князя Смоленского он заканчивает следующими словами: "Кроме блистательной службы фельдмаршала при Екатерине Великой в Польше, Турции и Крыму, когда он со шпагою добыл себе чин генерал-поручика и Георгиевскую звезду, кроме посольств его в Царьграде и Берлине, кроме многих возложенных на него тремя монархами поручений, Кутузов совершил четыре огромных дела, так что вся ответственность их лежит на нем одном: 1. Отступление от войск Наполеона в 1805 году. 2. Окружение Турецкой армии в 1811 году. 3. Бухарестский мир и 4. Разгром Наполеона в России.
Расчеты его при отступлении от Бранау в Моравию, сражение под Крем-сом и переговоры при Голлебруне, где перехитрил он французов, отступление после Рущукской победы за Дунай и уничтожение армии верховного визиря, мир с турками, заключенный почти при самом вторжении Наполеона в Россию, битва Бородинская, уступление Москвы, движение на Рязанскую и Калужскую дороги, боковой марш к Малоярославцу, бой при сем городе, марш к Вязьме и Красному, четырехдневные Красненские битвы - все сии дела и соображения принадлежат к высшим задачам военного и дипломатического искусств, РАЗРЕШАЕМЫМ ТОЛЬКО ВЕЛИКИМ ПОЛКОВОДЦЕМ И ГОСУДАРСТВЕННЫМ МУЖЕМ…"
"Два рескрипта императора Александра I"
РЕСКРИПТ I
Главнокомандующему Армиями Генералу Князю Голенищеву-Кутузову
Князь Михаил Ларионович. Знаменитый ваш подвиг в отражении главных сил неприятельских, дерзнувших приближиться к древней Нашей Столице, обратил на сии новые заслуги ваши Мое и всего Отечества внимание. Совершите начатое столь благоуспешно вами дело, пользуясь приобретенным преимуществом и не давая неприятелю оправляться. Рука Господня да будет над Вами и над храбрым Нашим воинством, от которого Россия ожидает славы своей и вся Европа своего спокойствия. В вознаграждение достоинств и трудов ваших возлагаем Мы на вас сан Генерал-Фельдмаршала, жалуем вам единовременно сто тысяч рублей и повелеваем супруге вашей, Княгине, быть Двора Нашего Статс-Дамою. Всем бывшим в сем сражении нижним чинам жалуем по пяти рублей на человека. Мы ожидаем от вас особого донесения о сподвизавшихся с вами главных начальниках, а вслед за оным и обо всех прочих чинах, дабы по представлению вашему сделать им достойную награду.
Пребываем вам благосклонны.
На подлинном подписано собственною ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою тако:
Августа 31-го дня. 1812 года.
РЕСКРИПТ 2
Супруге покойного Генерала-Фельдмаршала Князя Голенищева-Кутузова-Смоленского.
Три памятника
Казанскому собору в Санкт-Петербурге суждено было стать не только усыпальницей русского полководца, но и памятником победе русского народа в Отечественной войне 1812 года. В этом соборе, готовясь к отбытию в войска, Михаил Илларионович молился перед чудотворной иконой за спасение Отечества. 25 декабря 1812 года, в праздник Рождества Христова, в соборе перед Казанской иконой Божией Матери был отслужен первый благодарственный молебен «за избавление России от нашествия галлов и с ними двунадесяти языков». Гробница Кутузова стала источником вдохновения для А. С. Пушкина, написавшего в 1813 году знаменитое стихотворение «Перед гробницею святой…».
А. С. Пушкин у могилы Кутузова в Казанском соборе. Гравюра XIX века
После кончины 14 мая 1818 года генерал-фельдмаршала М. Б. Барклая-де-Толли, под командованием которого русские войска вступили в Париж, Александр I подписал рескрипт о водружении монументов М. И. Кутузову и М. Б. Барклаю-де-Толли. Было решено установить фигуры полководцев – в современных им форменных мундирах, с холодным оружием и фельдмаршальскими жезлами в руках – строго напротив колоннады Казанского собора.
Проектировал постаменты архитектор В. П. Стасов, фигуры полководцев отливал мастер В. П. Екимов по моделям скульптора Б. И. Орловского. В декабре 1837 года, в день 25‑летия изгнания наполеоновских войск из пределов России и завершения Отечественной войны 1812 года, после молебна, под орудийные салюты состоялось торжественное открытие бронзовых памятников полководцам. Другое захоронение М. И. Кутузова волею судеб оказалось в Силезии. 28 апреля 1813 года оставшиеся после бальзамирования внутренние органы фельдмаршала, помещённые в маленький свинцовый гроб, были захоронены в трёх километрах от Бунцлау на кладбищенском холме у деревни Тиллендорф (ныне Болеславица)*.
Сослуживцы великого полководца сделали эскизный проект надгробия. Каменотёс Бем-младший изготовил первый памятник М. И. Кутузову в виде классической круглой гранитной колонны с отбитым верхом, что означало безвременную кончину фельдмаршала. Высокий статус почившего подчёркивался венком на изломе колонны, основание её обвивает змея – символ вечной памяти. Трёхступенчатый цоколь колонны опирался на четырёхгранный постамент с надписью на лицевой стороне: «Князь Кутузов‑Смоленский перешёл в лучший мир 16/28 апреля 1813». Памятник расположился в центре широкой квадратной площадки с выложенными каменными плитами.
Летом 1813 года наполеоновские войска, занявшие Бунцлау на несколько дней, повалили памятник на землю, но не разрушили его. 15 сентября 1814 года он был водружён на прежнее место.
В сентябре 1814 года жители Бунцлау обратились к М. Б. Барклаю-де-Толли, преемнику М. И. Кутузова, с просьбой воздвигнуть в их городе памятник-обелиск великому полководцу. Закладка монумента состоялась 5 мая 1819 года. Торжественное открытие памятника, над которым работали известный архитектор и живописец, академик К. Шинкель, скульптор и график И. Г. Шадов, состоялось 30 марта 1821 года.
Внутри городской площади на постаменте был установлен двенадцатиметровый четырёхгранный чугунный обелиск весом более 60 тонн. Фигуры исполненных в натуральную величину четырёх львов расположились на углах верхнего яруса у подножия монумента, на всех гранях которого на немецком и русском языках были выбиты благодарственные слова от прусского короля Фридриха Вильгельма III:
«До сих мест довёл князь Кутузов‑Смоленский победоносные российские войска. Но здесь положила смерть предел славным дням его. Он спас Отечество своё. Он открыл путь к избавлению народов. Да будет благословенна память героя».
В 1893 году памятник обрёл новое место – напротив дома, где размещалась штаб-квартира генерал-фельдмаршала с его комнатой на втором этаже, который принадлежал немецкому владельцу соляных факторий фон дер Марку. После смерти Кутузова по распоряжению Фридриха Вильгельма III владельцы дома и их наследники сохраняли комнату с вещами полководца в последующие годы.
…Спустя 132 года, 12 февраля 1945 года, советские войска в ходе жестоких боёв овладели Бунцлау. Преследуя фашистов, они шли по тем же дорогам, что и победоносная русская армия под командованием Кутузова. Захоронение и надгробный памятник-колонна в Тиллендорфе не пострадали от боевых действий. У подножия монумента была установлена гранитная плита с выбитой позолоченными буквами надписью и стихотворением неизвестного фронтового поэта:
«Великому патриоту земли русской фельдмаршалу Михаилу Илларионовичу Голенищеву-Кутузову в день 132‑й годовщины его смерти 28 апреля 1945 года.
Среди чужих равнин,
Ведя на подвиг правый
Суровый строй полков своих,
Ты памятник бессмертный русской славы
На сердце собственном воздвиг. »
* Сердце Кутузова было помещено в серебряный сосуд и поставлено рядом с телом полководца в Казанском соборе. См. «НиР» № 4, 2003.
1812. Полководцы Отечественной войны (34 стр.)
"Зачем, – говорил Кутузов, – проливать русскую кровь ради спасения Европы? Пусть она сама себя спасает, своими собственными средствами. Падение Наполеона, будет, кстати, более выгодно Англии, нежели России. " Он понимал, что война в Европе будет продолжена, но считал, что основные силы должны выделить сами европейцы.
Но, 12-го декабря Кутузов не только знал о неизбежности заграничного похода, но начал делать соответствующие распоряжения: "Ныне предпринимается общее действие на Пруссию, ежели сие удобно произвести можно. Известно уже, что остатки французской армии ретировались в ту сторону, а потому одно только преследование туда только может быть полезно", – писал фельдмаршал Чичагову 24-го декабря, то есть ещё до виленских споров с Александром.
Это неопровержимо доказывает, что самые споры касались совсем не существа вопроса о заграничном походе, а лишь сроков, т. е. того, переходить ли границу немедленно или позже… Самый же вопрос был решён Кутузовым утвердительно. Цитируемое письмо решает и уточняет всё: Кутузов хотел освобождения Европы и явно считал дело победы незавершённым, пока Наполеон в Европе распоряжается по-хозяйски, но он желал, чтобы немцы могли активно включиться в дело собственного освобождения (по материалам Е. В. Тарле).
Император Александр I так определил свои цели: захватить Париж, с помощью союзных держав свергнуть Наполеона. Царь говорил: "Народам и королям напоминаем мы об их долге и интересах… Воспользовавшись нашими победами, мы протянем рук помощи угнетённым народам…"
Е. В. Тарле пишет о позиции М. Е. Кутузова после изгнания агрессора из России:
"Кутузов знал, что конечная победа над Наполеоном в Европе будет одержана, и шёл к этой победе, но он не хотел щедро платить русской кровью за излишне нетерпеливое желание союзников ускорить своё освобождение от Наполеона, от его поборов и притеснений, от его континентальной блокады. Союзники же хотели ускорить это освобождение, тратя по возможности меньше своей крови и по возможности больше крови русской. И Кутузов хотел полной победы над Наполеоном, но у него и тут был свой план, и он противился навязываемому ему другому, чужому плану.
Величие гениального стратега и дипломата, величие прозорливого русского патриота, разгромившего армию Наполеона в 1812 г., имевшего всегда твёрдое намерение покончить с его империей и именно поэтому желавшего лучше подготовить окончательный удар, – это величие выявляется ярко не только в 1812, но и в 1813 г. "Потщимся довершить поражение неприятеля на собственных полях его!" – сказал Кутузов, изгнав французов из России. Но он хотел, чтобы в 1813 г. русской армии пришлось впредь уже не в одиночку сражаться с Наполеоном, как она сражалась против него в 1812 г…
Александру, проведшему всю войну 1812 г. в уютных залах Зимнего дворца, не терпелось начать поход за границу немедленно, из Вильны. Но Кутузов, гениальный расчёт которого и привёл русскую армию в Вильну, несравненно лучше знал, чего стоило русскому солдату только что победоносно закончившееся контрнаступление" (Михаил Илларионович Кутузов – полководец и дипломат").
Переходя в Германию, император Александр I был уверен, что угнетённая страна поднимется в борьбе за своё освобождение и присоединится к России в борьбе, но страх перед Наполеоном был столь велик, что только один прусский король присоединил свои войска к русской армии.
Тем временем Наполеон с быстротой необыкновенной сумел вооружить новую огромную армию (до трёхсот тысяч человек) и, придя в Германию, начал разбивать войска союзников.
Александру I Кутузов больше не был нужен, мешала его слава, мешало нежелание подчиняться вздорным приказам императора, возомнившего себя великим воином – победителем Наполеона. Иными словами: "Мавр сделал свое дело, мавр может уходить" (из драмы Ф. Шиллера "Заговор Фиеско в Генуе" (1783). Эту фразу произносит мавр, оказавшийся ненужным после того, как он помог графу Фиеско организовать восстание республиканцев против тирана Генуи).
Постепенно Александр I освобождал теряющего силы и больного Кутузова от его обязанностей, передавая их другим генералам, но, привыкший скрывать свои истинные чувства, император внешне проявлял полное уважение к фельдмаршалу.
Когда в пограничном силезском городке Штейнау жители поднесли царю лавровый венок, он приказал отдать его Кутузову со словами: "Лавры принадлежат не мне, а ему!" В это время Кутузов уже совсем ослаб, когда армия двинулась дальше, Кутузов окончательно слёг и остался в городке Бунцлау (ныне это город Болеславец в западной Польше, неподалёку от границы с Германией), где он и умер. Незадолго до смерти император Александр навестил умирающего Кутузова.
Памятник М. И. Кутузову в Бунцлау
"Прости меня, дорогой Михайло Илларионович, что порою был несправедлив к тебе", – просил царь.
"Я прощаю, государь… Да простят тебя Бог и Россия!", – еле слышно отвечал Кутузов.
Прусский король поставил М. И. Кутузову в Бунцлау памятник с надписью: "До сих мест князь Кутузов-Смоленский довел победоносные российские войска; но здесь смерть положила предел славным дням его. Он спас отечество своё и отверз путь к избавлению Европы. Да будет благословенна память героя!"
Нужно сказать, что во время его болезни в конце марта и в течение всего апреля Александру, принявшему на себя полностью бразды правления армией, удалось всё-таки вопреки желанию фельдмаршала осуществить некоторые меры и отдать кое-какие приказы, вредоносно впоследствии, в мае, сказавшиеся под Лютценом (отмечал Тарле), где союзные войска отступили перед Наполеоном за Эльбу, но это было уже после смерти М. И. Кутузова.
С присоединением к антинаполеоновскому союзу Австрии, Англии и Швеции военный перевес появился на стороне союзников. Последовал ряд битв, в которых союзники по большей части одерживали победы. Под Лейпцигом Наполеон проиграл большую битву, которая продолжалась три дня, в ней участвовало полмиллиона войск разных национальностей и 2000 пушек. Наполеон потерял до половины своей армии, после чего бежал во Францию, пытаясь создать новую армию.
Могила М. И. Голенищева-Кутузова в Казанском соборе
А. С. Пушкин писал в стихотворении "Перед гробницею святой…":
Когда народной веры глас
Воззвал к святой твоей седине:
"Иди, спасай!" Ты встал – и спас…
В России после горя, вызванного сдачей и пожаром Москвы, вести о поражениях и отступлении захватчиков вызывали радость и воодушевлению. Война заканчивалась, что императору нужно было делать дальше? Последовать совету Кутузова, канцлера Румянцева и пойти навстречу желанию большинства русского народа – быстро заключить мир в обмен на присоединение к России Польши и Восточной Пруссии?
Александру I захотелось стать "освободителем Европы" и "благодетелем человечества", как его уже называли приближённые Штейн и Поццо ди Борго. Царь же так определил свои цели: захватить Париж, с помощью союзников свергнуть Наполеона. Ещё в 1804-м году Александр говорил послу Новосельцеву, что он не гневается на французский народ, а "единственно на его правительство".
Союзники предложили мир Наполеону, оставляя ему Францию с границами до Рейна, но Наполеон не принял этих условий, после чего, весной 1814-го года союзники подступили к Парижу, защищали его только два отряда, но окружавшие его с востока и севера высоты создавали хорошую позицию для обороны. Утром 30-го марта союзные войска, большинство которых составляли русские, пошли на приступ, к вечеру позиции были захвачены.
Учебник "Отечественная история" 1895-года издания пишет:
"…на Париж наведено было более сотни пушек. Одно слово Александра – и Париж мог бы быть превращён в груду развалин. Но русский император мстил Наполеону, притеснителю царств и народов, а не Франции. Париж сдался на другой день, Александр вместе с королём прусским и австрийским генералом Шварценбергом, торжественно въехал в него и даровал Франции мир".
Но, этим дело не кончилось, и после известных исторических событий, после битвы под Ватерлоо, русская армия во второй раз вошла в Париж.
Читайте также: